Дороги Истины
Шрифт:
На шестой день она оставила охранника снаружи, а на седьмой принесла ему пару лишних сухарей. В этот день он и решил действовать.
– Послушай меня, Кочевник, - они уже были знакомы с четвертого дня его заточения: её звали Милена и она была младшей служительницей, но большего о себе она не раскрыла, - послушай, ты сам уже чувствуешь Великого Судью, за руку направляющего тебя к спасению. Я вижу, что ты это ощущаешь, твои глаза говорят красноречивей уст.
Чужой расширил глаза, глядя в пол, плавно покачиваясь из стороны в сторону, словно 'ломаясь'.
– Милена... но как же быть с моим цветом кожи? Я не
Она стояла над ним, соединив руки в замок, и спокойно, но участливо наблюдала за его состоянием.
– Я даю тебе клятву: если ты примешь мои попытки вывести тебя из слепого плутания по грешной земле, ты станешь братом мне и другим, ты будешь делить с нами один хлеб и одну воду. Ты обретёшь Истину.
Тут он перестал качаться, словно маятник, и пронзительно посмотрел на неё.
– В этом и проблема. Я не хочу быть твоим братом, Милена... Мне нужно кое-что сказать тебе, о чём я молчал дни напролёт.
Она недоумённо посмотрела ему в глаза, а Кочевник, после небольшой паузы, продолжил:
– Я полюбил тебя. Как мужчина любит женщину, ты осталась в моём сердце ещё с той встречи в церкви, и лишь то, что ты не Чужая, остановило меня от поисков. Но я хранил твой образ в своей голове, и сейчас я каждый день ожидал твоего прихода, не говоря ни слова, чтобы ты дольше не уходила в попытках образумить меня...
Она приоткрыла рот в растерянности, явно не ожидая таких слов:
– Что? Ты...я...вера...
Он встал и, подойдя к ней вплотную, взял за руку.
– Вера? Вера во что? Во Всевышнего, в Судью? Ты думаешь, я ни во что не верю? Его дела это сон наяву, но мы все видим, что произошло много лет назад. Эти чудеса, эти перерождения в других людей...этот Суд. Я верю. Как и верю в то, что Всевышний благоволит нам быть вместе, любовь моя.
И тут он неожиданно приблизился к ней вплотную и жарко поцеловал. Девушка сначала подняла руки, чтобы оттолкнуть его, но, постепенно, попытки становились слабее и слабее, а затем, поцелуй стал ответным. Милена на удивление быстро поддалась тому инстинкту, который всегда побеждает в женской натуре - ощущению того, что она любима.
Он провёл руками по её волосам и остановился на лице, держа в ладонях её покрасневшие щёки. Милена растерянно дотронулась до его рук.
– Но...я дала обет безбрачия. Служителям нельзя любить, только пастве, и...
Кочевник приложил палец к её губам.
– Не думай об этом. Просто... расслабься.
– закрыв глаза, он вновь приблизился к ней за поцелуем. Она сделала то же самое... и тут, Чужой резко надавил на сонную артерию на её шее. Милена обмякла в его руках, и он аккуратно положил её на пол, заботливо сложив руки на груди. Обыскав, он нашёл при ней лишь нож с гравировкой золотых весов на рукояти. Взяв его, Чужой подошёл к двери и постучал.
Дверь открылась и охранник, увидев пустую комнату с лежащей без сознания начальницей, инстинктивно метнулся на помощь. Как только бедуин прошёл через дверь, в его голову, чуть ниже затылка, с размаху вошёл нож Кочевника, стоявшего сбоку у стены. Быстро закрыв дверь, он переоделся в его одежду, а окровавленный участок спрятал тем, что перевязал тюрбан заново, спрятав красное пятно в области макушки. Надев поверх очки и прикрыв лицо тканью, Чужой пристегнул ножны с диверсантским клинком и взял в руки 550ый Сиг с глушителем, явный трофей от Серых.
Приоткрыв дверь и убедившись, что рядом никого нет, Кочевник быстро покинул тюрьму и зашагал по направлению к одной из палаток, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Вокруг, занимаясь своими делами, находились те, кто несколько дней назад хладнокровно растерзал Серых, с которыми он ехал, а теперь расслабленно отдыхали: кто-то курил кальян, вальяжно разлёгшись на разноцветных маленьких коврах, горели костры, а на вертелах жарились куски неизвестных животных. Он надеялся, что животных. Кочевник не хотел думать о том, что это могли быть люди. Лагерь оказался небольшим, видимо, для быстрой смены позиции, и Кочевник почти сразу заметил то, что ему было нужно: палатку крупнее всех остальных, которая была покрыта маскировочной сетью. Само убежище представляло собой около десяти палаток с тюрьмой, чуть подальше в скалах, сделанной из бывшей ночлежки пастуха, в которой он и находился целую неделю.
Подойдя к привлекшему его внимание месту, Кочевник обошёл сбоку и посмотрел вниз, в бездонную пропасть, и, заметив то, что хотел, ухмыльнувшись, вошел внутрь. Он не ошибся: вокруг стояли ящики с оружием и боеприпасами, а посередине, на коробке сидел толстый кладовщик восточной внешности, жёлто-коричневого цвета, что-то записывая в листок на стоячем перед ним ящике. Походкой, которую он подсмотрел у остальных боевиков, когда шёл к арсеналу, Кочевник приблизился к столику и попытался вжиться в роль, стараясь не показывать свои глаза, хоть и затемнённые линзами очков. Стараясь подражать восточному акценту, Чужой промолвил:
– Ас-саляму 'алейкум, брат.
Жёлтый поднял глаза и недовольно взглянул на пришедшего.
– Уа-алейкум ас-салям. Что надо?
– Сестра Милена попросила снаряжение того неверного, что сидит в тюрьме.
– Хмм...она сказала, зачем? Мне приглянулся его нож. Думал подарить младшему сыну. Хорошему воину нужно хорошее оружие.
– Нет. Она ничего не сказала, кроме приказа принести всё снаряжение, что было при нём.
Толстяк молчал, недовольно засопев, но Кочевник специально повернулся в сторону ящиков, делая вид, что заинтересовался чем-то другим, не давая толстяку лишний повод задать ненужные вопросы. Тот, кряхтя, всё-таки поднялся и подошёл к железному ящику за его спиной, на крышке которого был циферблат. Открыв кодовый замок, кладовщик подпустил Чужого ближе, и тот забрал снаряжение, упаковав всё, кроме автомата и чехла с ножом, в сумку. Подходя к выходу, он прикреплял ножны на грудь, как услышал вопрос, заданный ему на неизвестном языке.
– Хьун нохчи мотт хаи?
Этого Кочевник, привыкший к Вавилонскому, никак не ожидал. После Суда в их черепных коробках из ниоткуда появился единый язык, названный в честь 'легенды о вавилонской башне', на котором теперь разговаривают все люди. Фраза прозвучала для него словно гром среди ясного неба. Понимая, что раскрыт, он медленно повернулся в сторону своего разоблачителя.
– Что ты сказал, брат?
– Аааа, я так и знал! Кафир! Тревога!!!
– Заверещал кладовщик и в его рот прилетела пуля из автомата.