Дороги товарищей
Шрифт:
— Но разрешите… — начала Женя и смутилась («У него спрашивать разрешения?!» — мелькнула у нее мысль). — Но ведь недаром же вам предложен такой пост? — прямо сказала она.
— Я не посмел отказаться, — ответил почтальон, разговаривая с Женей, как с равной. — Как же иначе? Мои убеждения, политические и этические, коренным образом расходятся с основами, узаконенными Советской властью. Я — убежденный противник этой власти. Я за прямоту. Мне было бы по меньшей мере обидно, если бы вы, — он подчеркнул
— Я этого не сделаю, — сказала Женя.
— Правильно, правильно! — воскликнул почтальон и взглядом вежливо дал понять Марье Ивановне, что в ее предупредительных толчках нет никакой необходимости. — Вы заставляете меня уважать вас!
— Не очень понятно, — пожала плечами Женя.
— Я же не господин из гестапо, — с улыбкой сказал почтальон.
— Вот как? — удивилась Женя.
— Да. Хотя и среди них есть культурные, порядочные и в высшей степени воспитанные люди.
— Да-а? — протянула Женя, не скрывая иронии.
— Да, да, — уверенно заявил почтальон.
— Не они ли уничтожают евреев?
Почтальон вздохнул, как бы давая понять, что Женя, к сожалению, многого не понимает, и торжественно произнес:
— Спор между иудейским племенем и остальными племенами идет не одну тысячу лет, и разрешит его не человек, а бог!
— Но пока что этим делом занимаются люди, — усмехнулась Женя. — Люди с немецкими фамилиями.
— Вы многого не знаете, — с грустной снисходительностью заметил почтальон. — Люди с русскими фамилиями тоже не мало сделали в этом направлении.
— Ложь! — сказала Женя.
Почтальон с той же улыбкой поклонился.
— Преклоняю голову перед вашим святым неведением.
— Ах, она ужасно любит спорить! — с отчаянием воскликнула Марья Ивановна.
— Она естественно поступает, — вежливо прервал ее почтальон. Он вынул часы на золотой цепочке и привычно раскрыл их. — Бог мой! — со вздохом сказал он. — Не могу привыкнуть к распорядку службы. Осталось не более пяти минут свободного времени, а как хотелось бы просто поболтать!
Марья Ивановна умильно закивала.
— Я заехал не только с тем, чтобы повидаться с вами, Марья Ивановна, — продолжал почтальон, — и с вами, Евгения Львовна, но и по делу. Дело касается вас, Евгения Львовна. Завтра-послезавтра будет объявлено о регистрации молодежи. Умоляю вас, это секрет! Часть молодых людей и девушек будет отправлена в Германию. Поэтому, как друг вашей семьи, я настоятельно рекомендовал бы вам, девочка, устроиться на работу в мою канцелярию.
— Это как понять? — выдохнула Женя, протестуя и холодея от ужаса.
— Да понятно, все понятно, Виктор Сигизмундович! — проговорила Марья Ивановна и заплакала от радости.
Почтальон встал.
— Завтра
Почтальон поклонился.
— До свиданья, Марья Ивановна! Рад буду заехать к вам в гости, — он поцеловал матери руку. — До завтра, Евгения Львовна! Не провожайте, не провожайте меня!
Но мать все-таки проводила бургомистра на улицу.
А Женя, еще не разобравшись, что же, собственно, произошло, глядела в окно и видела, как почтальон садился в легковую машину.
Мать вбежала цветущая, торжествующая.
— Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе! — закричала она. — Немцы! Фашисты! Насильники! Ручки целуют! Кланяются!
— Он же шпионом был! — прошептала Женя, почти не слушая мать. — И та… эта Клара Казимировна шпионкой была. Я чувствую!
— Какое обхождение! Какое воспитание! Какой такт! — продолжала Марья Ивановна, тоже не слушая Женю. — Вот у кого учиться надо.
— Ни в управу, ни куда-либо я не пойду! — холодно сказала Женя.
Сжав кулаки, мать бросилась на Женю, схватила за волосы. Потом ярость ее перешла в истерику. Упав на пол, мать прижала ладонь к сердцу, стонала.
— Умираю… воды! Ты убьешь меня! На помощь!.. — шептала она, закатив глаза.
Перепуганная Женя бросилась к соседке. Вдвоем они подняли Марью Ивановну, уложили на кровать.
— Что с матерью делаешь, постыдись! — с суровой укоризной сказала соседка. — А еще комсомолка!
— Убьет она меня… убье-ет! — стонала Марья Ивановна.
Успокоилась она скоро — как только Женя сказала, что пойдет куда угодно.
Женя и в самом деле была готова идти хоть к черту на кулички, только бы не повторилась эта страшная, унизительная сцена. Спасти ее теперь мог один Саша. Еще была надежда, что он появится.
Но наступил вечер — Саши не было.
«Если завтра до десяти часов утра он не придет, — записала Женя в дневнике, — я вынуждена буду пойти в управу, и это будет изменой».
Саша не появился и утром.
В половине десятого Женя стала собираться.
Ровно в десять часов она вышла из дому.
В тот день, после второго разговора с «почтальоном», она столкнулась на лестнице с Аркадием Юковым. Он выходил оттуда, куда направлялась она. Женя проскользнула мимо Аркадия, словно боясь обжечься. Ей страшно не хотелось оглядываться, но она не выдержала, оглянулась. Аркадий внимательно, строго смотрел на нее. Жене почудилось, что в его взгляде — презрение.
Одна надежда еще поддерживала ее — Саша, приход Саши.