Дороги товарищей
Шрифт:
Последние слова она произнесла очень решительно.
— Я с ним интересно встретилась…
И Женя сначала неуверенно, а потом все смелее стала рассказывать о том, как несколько лет тому назад она в лесу за Чесмой нечаянно сломала Сашину птицеловку, как в классе их парты оказались рядом, как, назло Никитину, она по-детски издевалась над ним и как он однажды поймал ее за руку на лестнице и сказал: «Знаешь что, Женька, если ты меня уважаешь, не серди меня больше…» Помнится, он спросил ее, уважает ли она его, и она стыдливо созналась: да. Первый раз с момента их встречи в лесу за Чесмой сказала «да», а то все
— В тот же вечер я привела его к нам домой — знакомиться с мамой, — с задумчивой улыбкой рассказывала Женя.
Нестройный поток воспоминаний, по-видимому, захлестнул ее, и она замолчала.
— Смешно! — не выдержала Людмила.
— Действительно, смешно, — подтвердила Женя, сжимая в руках сорванные мимоходом желтые гроздья акации.
— Смешно не то, что ты рассказываешь, а то, о чем молчишь… Ты сегодня с самого утра хочешь признаться, что тебе нравится Никитин. Ведь правда? Сознайся!
Женя окинула подругу удивленным взглядом, словно хотела сказать: «Какие глупости!»
— Что, неправда?
— Нет… мне нравится другой, — подумав, ответила Женя.
Однако ни уверенности, ни прежней восторженности в ее голосе уже не было.
— Кто же это?
— Неважно. Потом узнаешь… после.
— Ах, вон что! Должно быть, я догадываюсь, — протяжно сказала Людмила.
— Саша относится ко всем одинаково… — продолжала Женя свой сбивчивый рассказ. — А я любила…
В это время она заметила Сашу, помахала ему рукой и побежала на трибуну. Сначала она села на самой верхней скамейке, а потом с видом заговорщицы повлекла Людмилу вниз, за пределы трибун, в аллеи. У Людмилы не сходила с губ заинтересованная улыбка.
— Значит, ты любила… — напомнила она Жене ее последние слова, поощряя продолжать рассказ.
— Нет, не любила, — легко отказалась Женя. — Я думала, что… Мне по сердцу пришелся больше другой. Да, да, ты только не смейся! И не улыбайся! Я серьезно. — Она помолчала и продолжала: — Но привязанностью Саши я дорожила и была вынуждена играть на две стороны. Я одинаково улыбалась обоим — ему и Саше… — Женя засмеялась. — Но так, чтобы они об этом не знали!
Оборвав смех, она произнесла:
— Да, я тогда играла на две стороны.
— Почему — тогда? — Людмила нажала на второе слово. — А мне кажется, и сейчас…
— Нет, нет, — поспешно возразила Женя, стараясь не глядеть подруге в глаза. — Конечно, нет! — добавила она тверже, круто повела бровями, словно отгоняя навязчивую, не совсем приятную мысль.
— Мне он нравится тоже, я сознаюсь. Только… все это напрасно. К девчонкам он относился, как к ребятам. Кто ему нравился? Этого никто не знал! Выходило, что больше всего он любил водную станцию, бокс, футбол.
Женя беспокойными движениями рук срывала крошечные листочки кустарника.
— Его все уважают. Даже Костик Павловский, для которого чужие авторитеты — дым. — На губах Жени мелькнула загадочная улыбка. — Ты ведь знаешь… Костика Павловского?
— Павловского?
— Ага… Да вот, вот он идет! — неожиданно прошептала Женя, показывая сквозь кусты на соседнюю дорожку.
— Ну-ка, ну-ка, — встрепенулась Людмила, заглядывая в просветы между веток акации.
По аллее шел высокий юноша в сиреневой спортивной рубашке. Правая рука его была спрятана в карман белых брюк, кисть
— Сейчас он думает над картиной! — восторженно сказала Женя. — Он — художник, может быть, гений!
— Я так и предполагала, — отпустив ветку, тихо сказала Людмила. И неодобрительно взглянула на Женю.
— Что? Тебе он не нравится? — настороженно спросила Женя, провожая Павловского взглядом.
— Не люблю высокомерных, — откровенно признанна, Людмила. — Или ты считаешь, что гениям надо прощать?
Женя сделала несколько резких быстрых шагов и сказала:
— Не будем, Люся, говорить об этом.
— Странно, я все-таки думала, что твой друг — Никитин. Оказывается, и Павловский нравится тебе…
— Кто тебе сказал, что он мне нравится! — воскликнула Женя с запальчивостью, но тотчас же тише добавила: — Да, нравится… А я не хочу, не хочу этого!
Женя порывисто остановилась, притянула подругу к себе и прижалась своим пылающим лицом к ее груди.
— Люся, если бы ты знала, сколько я не понимаю в нем и даже… не понимаю себя!
Глава третья
КОМСОМОЛЬСКОЕ ПОРУЧЕНИЕ
Ты, покоритель целины, ты, строитель комсомольских шахт Донбасса, ты, участник великих работ на Волге, Иртыше и аквамариновой Ангаре, — вы улыбнетесь, прочитав сейчас эти слова — комсомольское поручение. Вы можете улыбнуться — улыбкой взрослого, умудренного жизнью человека, случайно попавшего на детский киносеанс. На экране — ученические заботы и школьные разговоры, а у вас в кармане — комсомольская путевка, бесценная, святая, легендарная грамота, которую хотели бы иметь сразу сто миллионов юношей и девушек мира. И рядом, в том же кармане, комсомольский билет с изображениями орденов — не только доставшихся вам в наследство от поколений Павки Корчагина и Олега Кошевого, но и полученных от страны в награду вами самими. Перекрыты плотинами широчайшие реки, на тысячи километров вокруг вспахано дикое поле, чуть ли не с лупой исследованы таежные пространства алмазоносной Якутии — все это дела ваших маленьких крепких рук. Но если бы только это!.. Не хватит ни времени, ни сил, ни бумаги, чтобы перечислить и хотя бы кратко описать все твои большие и малые подвиги, герой с комсомольской путевкой в кармане, и конечно, никто не упрекнет тебя, если ты с улыбкой необидного снисхождения скажешь: «Комсомольское поручение школьника? О-о, это весьма серьезное дело!..» Ты стоишь высоко, и с этой своей высоты многие человеческие дела тебе кажутся заурядными и будничными.
Да, не станем лукавить: поручение школьного комсомольского комитета и поручение всей страны — не одно и то же, хотя есть люди, которые с педагогическим усердием доказывают обратное. Мы им скажем: «Дела измеряются у нас не одной и той же меркой: один труд поощряется почетной грамотой, а другой венчается орденом».
Все это так. И все-таки есть, разумеется, есть, есть среди заурядных будничных дел трудные, важные, ответственные. И в школьной жизни есть такие дела, и как раз об одном из них и пойдет сейчас речь.