Дороги товарищей
Шрифт:
— Мы женились под пулями! В огне! — выкрикнул Гладышев.
— Это ведь не правило, Федор Федотович, а исключение из правил. Ваша молодость проскакала на коне с шашкой в руках в далекие героические времена, мы вам очень завидуем. Но теперь другие порядки. Вы ведь, надеюсь, гуманист, Федор Федотович, имейте же сочувствие.
— Да, я гуманист! — закричал Гладышев. — И когда некоторые, которые еще под стол пешком ходят, лезут на такие посты, я протестую!
Гладышев пренебрежительно показал на Сашу.
— Федор Федотович! — предостерегающе заметил Фоменко. — Никитин — мой друг, а за друзей
— Вот именно, вот именно — друг! Друзья да приятели! Начальник лагерей берет в инструкторы школьника, потому что он — приятель, а секретарь горкома защищает его, потому что он тоже друг отца Никитина. Нет, это не спорт! Говорят же, — понизил голос Гладышев, — на каждый роток не накинешь платок.
— Кто говорит? — Фоменко шагнул вперед. По лицу у него пошли красные пятна. — Вздор какой!
— Я не верю, конечно, — поспешил оправдаться Гладышев. — Много говорят… Дело, собственно, в чем? Дело в том, что и Варикаша не лучшая кандидатура. Если бы он был дельный физрук, Ленинская школа могла бы и первое место завоевать, а теперь посмотрим, Никитин, какое место ваша школа займет?
— Федор Федотович! — всплеснул руками Фоменко. — Да вы, оказывается, не в курсе событий! Ленинская школа уже предварительно заняла место. И не плохое. Первое!
— Что?! — Гладышев недоверчиво уставился на Фоменко. — Кто сказал? А ваша, ваша школа на каком месте? Или вы шутите?
— А мы, Федор Федотович, на втором месте оказались.
— Это уж-жасно! — выдавил Гладышев. — Меня неправильно информировали. Целый день в голове какие-то чертики!
Потирая виски, он побежал куда-то.
— Чертики-то у него все-таки зеленые. Пьян, собака! — с прямодушной грубостью, которая иногда прорывалась у него, сказал Фоменко.
— Как его на ответственной физкультурной работе держат? — возмущенно спросил Саша.
— Бывший чемпион республики, в этом все дело. Когда-то он был спортсменом, теперь оброс жирком, омещанился, попивает. Спит до двенадцати часов. Да ну его к богу! Дело сделано, и он теперь нам не помешает. Через недельку мы с тобой выедем в Белые Горки, посмотрим, что там приготовили для нас наши хозяйственники и — протрубим сбор!
— Скорее бы, Андрей Михайлович!
— Сохраняй пока хладнокровие, — Фоменко привычно похлопал Сашу по плечу. — Ну, мне пора к своим. Видишь, как галдят? — Он кивнул в сторону кучки школьников, которые горячо о чем-то спорили. — Надеются отыграться. Дальние дистанции, гимнастика да игры решат исход состязаний.
— Пусть не надеются, — улыбнулся Саша.
— Посмотрим, посмотрим! Драться будем жестоко. Ну, бывай здоров, Саша. Теперь мы снова соперники.
Саша проводил Андрея Михайловича горячим взглядом и, подняв руку, повторил слова Фоменко:
— И протрубим сбор!
РАЗГОВОР О ЛЮБВИ
Саша был прав, думая, что Женя Румянцева говорит Людмиле Лапчинской о нем: разговор действительно имел прямое отношение к нему.
— Саша относился ко всем одинаково, а мне хотелось, чтобы… Это было странное чувство: я любила… — быстро говорила Женя.
Но прежде всего, если уж подвернулся подходящий момент, нужно рассказать, как и когда познакомились
В жизни Жени и Людмилы было много общего. Родились они почти в одно и то же время — разница в год все-таки не имеет даже в юности большого значения. Отцы их, полковник Румянцев и майор Лапчинский, когда-то, в начале тридцатых годов, служили в одном авиационном соединении. Позднее с Лапчинским случилось несчастье: в результате неудачной посадки он стал инвалидом и летать больше не мог. Его хотели демобилизовать, но армия стала для него родным, привычным домом, и, удовлетворив его просьбу, наркомат обороны назначил Лапчинского военным комиссаром в город Чесменск.
Женя и Людмила встречались еще совсем маленькими девочками, но забыли об этих встречах. Узнали они друг друга в тот памятный день, когда им вручали комсомольские билеты. Женя никогда бы и не узнала, что сидящая рядом с ней серьезная девушка-подросток — та самая Люська, озорней которой несколько лет тому назад никого не было в одном авиационном городке!
Воспоминания о детстве в тот же день сдружили их, и с тех пор они виделись хотя и не часто, но регулярно. Правда, год назад они снова потеряли друг друга из вида: Людмила переехала жить на другой край города, а кроме того, она заканчивала десятилетку, и у нее стало гораздо меньше времени. Но все-таки они жили в одном городе, и поэтому неожиданная встреча в начале лета, — это случилось вскоре после экзаменов, — не удивила их. Они с визгом — особенно Женя — бросились друг дружке навстречу, расцеловались на глазах прохожих, и вот уже третью или четвертую неделю почти не расставались…
Сегодня они явились на стадион с самого утра, бродили по аллеям, увлеченно болтая о том, о сем, и заболтались так, что Женя опоздала на парад…
А во время перерыва, незадолго перед тем, как Андрей Михайлович заметил Женю, она рассказала Людмиле о прошлогоднем первомайском празднике и о Саше, приобщившем ее к спорту.
— Как видно, он человек с характером, — заметила Людмила. — Я тоже когда-то мечтала стать спортсменкой. Жаль, что мне не попался тогда такой, как Саша!
— А ты попроси его, — лукаво засмеялась Женя. — Хочешь, я ему скажу?
Но вдруг она спохватилась, словно испугавшись чего-то.
— Впрочем, нет, нет, — заговорила она. — Он не согласится тренировать тебя. Знаешь почему? Он как-то сказал о тебе: «Какая серьезная, очевидно, очень умная девушка. Сколько я ни встречался с ней, всегда удивлялся ее серьезности».
Людмила расхохоталась:
— И ты не разуверила его?
— Зачем же? Ты ведь и в самом деле серьезная и умная.
— Ну, хорошо, предположим, вам с Сашей так показалось. Но разве он тренирует только таких ветрениц, как ты?
В голосе Людмилы чувствовалась явная ирония.
— Такие, как я, — бесхарактерные. Их легче взять под влияние, — размышляя о чем-то своем, заявила Женя.
— Это ты — бесхарактерная?
— Да, так однажды Саша выразился.
— А насчет влияния — он тоже говорил?
— А это уж я сама… Послушай меня.
— Ну, слушаю.
— Я буду говорить тебе глупости… — извиняющимся тоном начала Женя… — Впрочем, все равно: я должна тебе сказать… Хочется поделиться — просто не могу!