Дорогой бессмертия
Шрифт:
В полдень на квартире Паши Савельевой собрались Наташа Косяченко и Шура Белоконепко. Вспоминали школьные голы, своих учителей, любимых поэтов.
— Стихотворение «Ленинцы» Владимира Маяковского будто бы написано о нас, — сказала задумчиво Паша. Она встала, откинула голову и с воодушевлением продекламировала:
Если блокада нас не сморила. Если не сожрала войнаПодруги говорили о разбитых войной надеждах, о том, что в условиях фашизма человек перестает себе принадлежать. Свастика сковывает все его существо, честь, достоинство, право любить, желать…
— Неужто так продлится долго? А? Наташа? Шура? Ну скажите, не молчите! «В перчатках счастье не берут»… Да?
Паша подошла к окну, посмотрела на серое небо. На нем медленно проплывали тяжелые облака.
— Представляете, девушки, — продолжала Паша, — в окопе сидит боец. По его лицу хлещет дождь с ветром, под ногами — топкая грязь. Впереди — враг, злой, коварный. А воин мечтает. О чем? О близких, о родных, о той, которая вдохнула в него любовь… — Умолкла. И снова: — Поэтому я каждый день, каждый час хочу делать все для этого солдата в окопе, приблизить время победы, помочь сбыться его светлой мечте.
Шура глубоко вздохнула. Грустно стало на душе Наташи Косяченко. Нелегко ей — на руках двое детей. Сердце не перестает тревожиться за солдата, отца ее семьи, чья ласка согревала душу. Что с ним? Где он? В каких краях? В каком окопе думает о ней?..
Долго изливали бы душу подружки, но вот в дверь постучали. Вошел Виктор Измайлов. Паша ждала его, и не успел Виктор переступить порог — она бросилась к нему.
— Каждый раз волнуюсь за тебя. Ведь рискуешь как! Все думаю: а вдруг выследят… Куда спокойнее было, когда ты находился на легальном положении. Ну, проходи.
Паша поставила Виктору табурет и заметила на его лице легкую бледность.
— Что с тобой, Виктор?
— Час тому назад взяли Громова!..
Из груди Савельевой вырвался легкий крик. Она механически переспросила:
— Взяли Громова?
— Да.
— Коммуниста Громова…
Наташа Косяченко и Шура Белоконенко сразу растерялись и от охватившего их волнения в первую минуту не проронили ни слова. Потом они подошли к Виктору и застыли в неподвижной позе.
Паше страшно было думать об аресте Громова. Она была безгранично подавлена этим печальным сообщением. Ей почудилось, будто она теперь осталась одна-одинехонька на всем свете. Как же без нашего Громова?.. Она подошла к окну, в которое заглядывало серое небо, с минуту стояла безмолвно.
— Мы будем мстить за него! — с гневом сказала Паша.
— Мне все время не нравилась Мария Терентьевна, хозяйка квартиры, где арестовали Громова, — призналась Наташа Косяченко. — Чем занимается? Не поймешь!
Паша выпила несколько глотков воды.
Время клонилось к вечеру, подруги должны были уходить.
— Пойдете по домам, проверьте, чтобы ничего не было лишнего, — напомнил Виктор. — А вот эти листовки надо расклеить.
Виктор передал девушкам несколько листовок с кратким изложением сводки Информбюро.
Наташа Косяченко и Шура Белоконенко вышли вместе. Они обратили внимание на усиленные патрули. По мостовой шагали полицейские.
— Чуют беду, — шепнула Косяченко, — она не за горами…
На углу Словацкой подруги расстались.
Листовки, одновременно расклеенные в нескольких местах, наделали много шума. В ответ на кичливые речи фашистских предводителей об успешном продвижении на Восток листовки рассказывали о действительном положении дел на фронтах. Немцы соскоблили листовку на привокзальной площади, а она, словно волшебница, появилась в парке, потом ее обнаружили на доске объявлений. Жители Луцка узнавали правду, и это приводило в бешенство фашистов и их прислужников.
Когда Паша и Виктор остались вдвоем, они сообща обсудили серьезное задание Волынского подпольного обкома партии, переданное связным партизанского отряда. На складах Луцка хранились химические снаряды. Их завезли сюда в большом количестве и усиленно охраняют. Ставилась задача: похитить такой снаряд и переправить его командованию партизанского отряда.
— Как же после провала Громова взяться за выполнение такого задания? — недоумевала Паша.
— А добыть снаряд нужно во что бы то ни стало. Сама знаешь, время не ждет.
— Мы разработаем план после твоего возвращения с маяка. Правда, Виктор?
— Да, да. Обдумаем все до мелочей. — Потом с горечью добавил: — Ряды наши редеют… Кто все-таки предал Громова?
— Не знаю. Но попал он в беду не без помощи наших недругов. Без сомнения! — констатировала Паша.
За час до истечения комендантского часа Измайлов взял у Паши карту, которую должен был передать на маяке, и вышел на улицу. У порога она его попросила:
— Не задерживайся. Виктор, мы должны многое подготовить.
— Постараюсь.
Виктор крепко, по-мужски пожал нежную руку Савельевой. Почему-то сейчас девушка показалась ему старше своих лет. Суровая. И лишь глаза красивые, большие, задумчивые…
— С маяка заходи прямо ко мне!
— Обязательно!
Это была их последняя встреча. О чем думала в тот вечер Паша, Виктор не знал. Он шел и твердил про себя: «Мужественная девушка, эта Савельева».
На маяке Виктор передал Ступину карту и собранную в городе информацию. Материалы эти связные понесли дальше.