Дорогой длинною
Шрифт:
– Здравствуй, биби Варя! Будь здоров, Илья Григорьич!
– Ну - богатый, что ли, чяворо?
– улыбаясь, спросила Варька.
– Богаче царя небесного!
– Цыган блеснул хитрыми глазами.
– Вот, взгляни, Григорьич, какой красавец! До самой Сибири довезёт и пить не запросит!
– Сменял?
– полюбопытствовал Илья, вставая и оглядывая жеребца.
– У тебя же, кажись, мерин вислопузый в оглоблях бегал…
– Вот его и сменял!
– расхохотался Ефим так, что жеребец, всхрапнув, шарахнулся
– Гаджо на Конной дурак дураком попался! Мы с Колькой его за полчаса уломали да ещё магарыч стребовали! И-их, пропал теперь мой вислопузенький… Со дня на день ведь подохнуть собирался, еле на ногах стоял, на ночь жердями подпирали!
– Ладно, чяво, ступай себе, - строго сказала Варька.
– Катерина-то твоя сейчас тебе - у-у-у!..
– Что такое?
– Ефим разом перестал улыбаться.
– Как что? Ты разве не два дня назад вернуться должен был? Только не ври, что всю неделю коней менял! Да Катьке тут уже такого наговорили!
Всё рассказали - и где тебя видали, и с кем, и за сколько… Поколотит она тебя, слово даю.
– Да ну… - неуверенно махнул рукой Ефим.
– Баба - она баба и есть.
Поголосит и уймётся. Я ей серёжки купил. Спокойной ночи, ромалэ.
Цыган и конь скрылись в темноте. Варька задумчиво посмотрела им вслед.
– Вот Ефим - такой же потаскун, как и ты. Так от своей Катьки гуляет, что весь табор об этом гудит, в каждом городе по раклюхе[135], а потом купит жене серьги или шалёнку - и ничего! Дальше живут.
– Ну-у… У людей всё по-людски, - с завистью сказал Илья.
– Кабы вот Настька такая была…
– Прожил бы ты с ней тогда столько, как же.
Илья опустил глаза, занялся остывшей картошкой. Чуть погодя нехотя сказал:
– Может, и хорошо бы, если б не прожил. Я только сейчас понимать начал… Она ведь не для меня совсем, Настька-то. Ей бы князя, графа…
Чтобы на руках её носил, пылинки сдувал, смотрел на неё, как на икону…
А от меня она что видела? Телеги да грязищу на дорогах… Может, и мне надо было за себя какую-нибудь дуру-девку взять. Чтобы не рвалась романсы петь, а, как все, по ярмаркам с картами носилась…
– Угу… То-то ты и сейчас на хоровую девчонку глаз кинул. Или правда поверил, что Маргитка будет для тебя по базарам гадать?
– Да оставь ты Маргитку в покое… - поморщился он.
– Скажи лучше, что делать. Деваться-то надо куда-то, Настька меня всё равно выгнала.
– Господи, а ты неужто её испугался?
– притворно удивилась Варька. – Что-то я раньше за тобой такого не видела! Не валял бы ты дурака, Илья, вот что я скажу. Настька тебе жена. Семнадцать лет - не три месяца. И ты для неё не голое место. Что прогнала - правильно сделала, давно надо было так-то…
Только как прогнала, так и назад примет, если по-умному всё сделаешь.
– Это как - по-умному?
– растерялся Илья.
– Перво-наперво иди в шатёр, - пряча улыбку, распорядилась Варька. – Отоспись, а то вон скулы, как ножи, торчат. И картошку
– Варька, а как же…
– Сгинь с глаз моих, чёрт!
– застучала трубкой по колену Варька.
– Всю душу уже вымотал, не брат, а наказание небесное! Иди спать!
Илья обиженно доел картошку, встал, молча ушёл в шатёр. Варька вытащила из костра уголёк, не спеша раздула потухшую трубку, выпустила в темноту клуб дыма, задумалась. Табор спал. Кони всхрапывали, положив головы на спины друг другу, у соседней телеги выла на садящийся месяц собака. Небо на востоке начинало чуть заметно сереть: близился рассвет.
*****
Илья проснулся от утреннего холода, змейкой заползшего под рубаху и пробравшего до костей. Он, не открывая глаз, протянул руку, нащупал рядом старую овчину, натянул её на себя, но сон уже пропал, да и овчина помогла немногим. В прорехи Варькиного шатра струился бледный свет, под загораживающий вход лоскут подползла розовая полоса зари. Внизу полотнище шатра было мокрым, отяжелевшим от росы. Илья с огорчением вздохнул, приподнял с подушки голову - и остатки сна разом слетели с него. Рядом, спиной к нему, у опущенного полога, сидела Дашка.
– Дадо?
– не поворачиваясь, спросила она.
– Девочка!
– Илья вскочил, зашипел от боли, ударившись головой о жердь, снова сел.
– Ты… ты откуда? Ты почему здесь? Ты… как ты, девочка? Ты зачем встала, зачем пришла?!
– Я не пришла, я приехала, - поправила Дашка.
– На извозчике.
– Одна?!
– С Гришкой. Он там, в телеге, спит.
– Господи… - Илья сел рядом с дочерью, провёл ладонью по её лицу, волосам, взял за руку, вгляделся в неподвижные глаза, словно стараясь отыскать след болезни.
– Да как же ты, девочка? Мать знает, что ты здесь?
– Нет. Мы раным-рано ушли, ещё темно было.
– Ох… - Илья даже закрыл глаза, представив себе, что будет с Настей, когда она проснётся и увидит, что Дашки нет.
– А… что случилось?
Дашка расправила на коленях юбку. Стряхнув с руки бегущую по ней божью коровку, сказала:
– Маргитка уехала.
– Маргитка?..
– глухо переспросил он, почувствовав, как вдруг больно дёрнулось что-то под сердцем.
– Куда?
– Не знаю. Вчера вечером.
– Уехала… - зачем-то повторил Илья.
Медленно, чтобы по звуку Дашка не поняла, что происходит, он лёг навзничь, потянул к себе рваную Варькину подушку, сжал в зубах её угол.
Слёз не было, но горло перехватило так, что он долго не мог вздохнуть всей грудью. Дашка не шевелилась, по-прежнему сидя лицом к откинутому пологу, перебирала в пальцах ткань юбки. Помолчав, сказала:
– Ты не мучайся. Она сама это решила. Значит, так ей лучше. С ней Яшка, она не пропадёт. Всё хорошо будет, дадо.
Илья с трудом перевёл дыхание. Сел. Зная, что Дашка не видит его лица, всё-таки не смог заставить себя посмотреть на дочь. Глядя в землю, спросил: