Дорогой Джим
Шрифт:
Волк отчаянно пытался перегрызть кожаные путы, но охотники предусмотрительно связали ему лапы так, что он не мог дотянуться до них зубами. Прошло совсем немного времени, и вот уже перед ними появился знакомый волку замок — и черные ворота с пронзительным скрежетом распахнулись, чтобы пропустить охотников. Услышав, как подковы коней зацокали по мощенному камнем дворику, Оуэн невольно закрыл глаза — теперь он понемногу начинал вспоминать и остальное. Стыд, который он прочел в глазах отца в тот день, когда Нед собрал под свои знамена людей, чтобы дать отпор врагу. Его собственное триумфальное возвращение в замок. Похороны Неда. И десятки безымянных женщин, которых он жестоко насиловал, а случалось,
Оуэн открыл глаза и вдруг заметил длинный ряд выстроившихся во дворе виселиц, на которых, связанные за задние лапы, висели несколько волков, — все они жалобно скулили и извивались всем телом в ожидании скорой расправы. Это зрелище заставило Оуэна забиться — из горла его вырвался пронзительный вой, но охотники только расхохотались, а сбежавшиеся откуда-то прачки злобно бранились, осыпая зверюг проклятиями.
— Спой нам, серый разбойник, — сказал Порик и, слегка освободив сеть, схватил Оуэна за хвост и поднял его в воздух. Оуэн только бессильно щелкал зубами, а потом его швырнули на лежащий посреди двора гладкий камень, и женщины, столпившись вокруг, принялись избивать его палками.
— Сдерите с него шкуру заживо! — завопил из толпы звонкий мальчишеский голос.
Наверное, в первый раз за всю свою жизнь Оуэн пожалел о том, что ему нравилось убивать. Он вдруг вспомнил свою прошлую жизнь — те годы, когда он еще был принцем, который испытывал несказанное наслаждение, глядя, как широко открываются девичьи глаза, когда он стискивает пальцы на их нежных шейках, а потом сжимает их все сильнее, глядя, как жизнь медленно покидает их навсегда. И тогда он поднял голову и завыл — он выл, умоляя Господа о прощении, хотя сам не знал, к кому взывает, выл, пока всех остальных волков, одного за другим, у него на глазах забили до смерти. А потом его волоком втащили по ступенькам, и он почувствовал, как тугая кожаная петля захлестнула его лапы.
— Отдайте его мне.
Женский голос, который произнес эти слова, был ему хорошо знаком, но теперь Оуэн уже смог разобрать слова. Голос был нежным, но в нем чувствовалась непререкаемая властность, перед которой был бессилен Порик со своей грубостью, — даже хор жаждавших крови голосов вынужден был умолкнуть, когда заговорила она. Охотники, воины, служанки и прачки покорно расступились, давая дорогу, все головы повернулись в сторону пробирающейся через толпу молодой женщины. На ней было травянисто-зеленое, доходившее до щиколоток платье с золотым пояском, а волосы были закреплены заколкой в виде оскаленной волчьей головы.
Глаза у нее были синие, как васильки, а на подбородке багровела свежая царапина, оставленная терновой колючкой.
Та самая женщина, которую он встретил в лесу.
— Эти люди просто служат семейству вашего высочества…
— И они будут так же верно служить нам и дальше, господин главный ловчий, но я запрещаю даже пальцем трогать вот этого волка! Надеюсь, это понятно? — Женщина с улыбкой обвела взглядом склонившихся перед ней подданных, но было в этой улыбке нечто такое, что ясно давало понять — неповиновения она не потерпит.
Порик поклонился.
— Как будет угодно вашему высочеству… — глухо пробормотал он.
— Очень рада, что ты согласился исполнить мой каприз, Порик. А теперь продолжайте.
Сильные руки, высвободив лапы Оуэна из кожаной петли, сунули его обратно в сеть. А потом перед его глазами замелькали ступеньки из серого гранита, и он сообразил, что его куда-то несут. Все это время он видел впереди точеную фигурку женщины в зеленом платье — сам не зная почему, он так залюбовался изящным изгибом ее бедер и величавой, но грациозной походкой, что даже забыл бояться за свою жизнь. А позади снова раздались крики — звук ударов чего-то тяжелого о живую плоть и хруст ломающихся костей летели им вслед. Вой и жалобные пронзительные крики умирающих животных заглушил радостный рев толпы, счастливой оттого, что ее не лишили обычной вечерней забавы.
Вскоре впереди распахнулась дверь, и Оуэна внесли в комнату, показавшуюся ему смутно знакомой и при этом странно пугающей.
Он не сразу понял, что оказался в своих прежних покоях. Последнюю женщину, которая побывала тут при нем, когда он еще был человеком, он привязал за руки и за ноги к столбикам кровати, после чего мучил до тех пор, пока она не стала умолять его о смерти.
— Посадите его на цепь, — велела женщина и, присев на кровать, принялась разглядывать волка. — Вот тут, — показала она.
— Как прикажете, ваше высочество, — кивнул стражник и просунул голову Оуэна в металлический ошейник цепи, прикрепленной к крюку, который король Оуэн когда-то самолично вбил в каменную стену. Он вдруг вспомнил, сколько раз опробовал эту цепь на молоденьких служанках из города.
— А теперь оставьте нас, — приказала женщина, не отрывая от Оуэна глаз. Стражник послушно захлопнул за собой дверь, а вскоре звук его шагов стих вдалеке.
Едва придя в себя после первого приступа облегчения, когда он понял, что неминуемая смерть, к которой он уже приготовился, отступила, Оуэн внезапно почувствовал, как его захлестнул вихрь противоречивых чувств, и челюсти его невольно сжались, а клыки лязгнули, точно стальной капкан. Чего ради она сидит, сверля его взглядом? Может, его притащили сюда, чтобы она могла вволю позабавиться, пытать его, не опасаясь, что его мучения увидят ее люди? Он не знал, что ему делать: попытаться освободиться и бежать или прыгнуть на постель, чтобы разом перегрызть ей горло? Зов крови в его ушах, никогда не подводивший его в лесу, когда он уходил от погони или преследовал добычу, теперь только сбивал с толку. Он изнемогал от желания, природы которого сам не понимал, он страстно хотел эту женщину — но точно так же жаждал увидеть, как ее кровь прольется на пол спальни еще до наступления темноты. Все это сводило его с ума — два Оуэна, человек и волк, до сего дня мирно уживавшиеся под серой волчьей шкурой, теперь не могли решить, кто же из них возьмет верх. Он рванулся к кровати — но цепь, лязгнув, удержала его. Заскулив, волк покорно лег на пол у ног женщины.
Она потянулась, чтобы снять заколку, удерживающую ее волосы, и светлые локоны упали ей на плечи. Какое-то знакомое, сильное чувство вдруг шевельнулось в самой глубине волчьей души, но было в нем нечто такое, отчего его обуял страх. Нагнувшись, женщина положила руку ему на голову — похоже, мысль о том, что она может лишиться нескольких пальцев, попросту не приходила ей в голову.
— Я знаю, кто ты, кузен, — медовым голосом промурлыкала она. — Я хорошо тебя знаю…
— Кто ты? — услышал вдруг Оуэн искаженный до неузнаваемости собственный голос. И испуганно отпрянул в сторону.
— Когда ты пропал в лесу, замок начал постепенно разрушаться. Старший из твоих людей послал за помощью к моему отцу, но он в это время сражался с норманнами под Лейнстером. Поэтому я собрала всех оставшихся под моим началом лучников и конных воинов и захватила твой замок. — Она наклонилась так низко, что волк мог видеть край нижней сорочки и белые полушария грудей. — Я — Эйслин, твоя кузина. Боюсь, наши с тобой отцы были никудышными воинами, зато мы с тобой рождены на свет, чтобы исправить это упущение. Согласен? Что скажешь?