Дорогой Эван Хансен
Шрифт:
Лови момент, говорит мама. Прекрасно. Вот он, подходящий случай. Я поднимаю загипсованную руку.
– Ты не хочешь…
– О боже, – говорит Алана. – Что у тебя с рукой?
Расстегиваю рюкзак и выуживаю из него маркер.
– Я ее сломал. Я…
– Ой, правда? Моя бабушка в июле сломала бедро, забираясь в ванную. И это стало началом конца, как сказали доктора. Потому что скоро она умерла.
– О… это ужасно.
– Я знаю. – Ее улыбка непробиваема. – Удачного первого дня.
Она разворачивается, и ее рюкзак выбивает у меня из руки маркер.
– Хреново быть первым в истории человеком, сломавшим руку потому, что слишком много дрочил? Или ты воспринимаешь это как достижение? – излишне громко говорит он. – Как это было? Ты у себя в комнате. Свет потушен. Тихие звуки джаза. На твоем странном китайском телефоне открыт инстаграм Зо Мерфи.
У нас с Джаредом свои отношения. Его мама продает недвижимость. Она подыскала нам с мамой жилье после того, как от нас ушел папа. Потом несколько лет Клайнманы приглашали нас в свой плавательный клуб, мы ужинали у них дома однажды на Хануку. Я даже присутствовал на бар-мицве Джареда.
– Хочешь знать, как все было на самом деле? – спрашиваю я.
– Не слишком, – отвечает он.
Что-то подталкивает меня поделиться с кем-нибудь, хотя бы для того, чтобы не поползли ненужные слухи. Нет, я не пялился в инстаграм Зо Мерфи. По крайней мере, не в этот раз.
– Просто я залез на дерево и упал с него.
– Упал с дерева? Ты что, желудь?
– Ты знаешь, что я был стажером лесника в парке Эллисон этим летом?
– Нет. С какой стати мне это знать?
– Ладно. Но теперь я вроде как эксперт по деревьям. Без шуток. И я увидел невероятный сорокафутовый дуб и начал взбираться на него, а потом просто…
– Упал?
– Да. Только это довольно забавная история, потому что целых десять минут после падения я лежал на земле, ожидая, что ко мне кто-нибудь подойдет. – Сейчас, – повторял я себе. – Ко мне могут прийти на помощь в любую секунду.
– Ну и что?
– Нет. Никто ко мне не подошел. Вот что забавно.
– Господи!
Он выглядит так, будто ему стыдно за меня. Но я же шучу. Понимаю, как смехотворно это звучит, что я лежал на земле и ждал чьей-то помощи. Пытаюсь посмеяться над своей наивностью, но, как всегда, моя шутка не срабатывает. Много что происходит в моей голове в данный момент. Бабули умирают, у меня на рубашке темные пятна от воды из фонтанчика, а еще даже не начался первый урок, на котором придется не меньше сорока пяти минут откликаться на «Марка».
Вот что получилось из моей попытки завязать разговор с Джаредом Клайнманом, который однажды хохотал на уроке о Холокосте. Он клялся, что смеялся над чем-то, не имеющим отношения к ужасающим черно-белым фотографиям, потрясшим всех нас, и я верю ему, но все же, думаю, у этого парня нет совести.
Джаред все еще не ушел, и потому я задаю ему вопрос, позаимствованный прямо из уст Аланы Бек:
– Как прошло твое лето?
– Моя команда порвала всех при захвате флага, и мне удалось потрогать грудь одной девахи из Израиля, которая, типа, будет служить в армии. Я ответил на твой вопрос?
– Да. – Маркер по-прежнему у меня в руке. Не знаю, почему я так озабочен этим, но решаю идти напролом. – Ты не хочешь
Он смеется. Прямо мне в лицо.
– Почему ты меня об этом просишь?
– Не знаю. Потому что мы друзья?
– Мы дружим семьями, – говорит Джаред. – А это разные вещи, сам понимаешь.
Правда? Я играл в видеоигры в подвале у Джареда. Я даже переодевал плавки в его присутствии. Именно он проинформировал меня о том, что ненормально носить под плавками трусы. Да, больше мы в принципе не общались наедине и проводили друг с другом время только в присутствии наших семей, но ведь и эти воспоминания чего-то да стоят, верно? Друг семьи – он и твой друг.
– Скажи своей маме, чтобы она сказала моей маме, что я был приветлив с тобой, иначе родители не оплатят мне страховку автомобиля, – говорит Джаред и удаляется.
Джаред – козел, но он мой козел. Нет, я не то хочу сказать. Я имею в виду, что бывают парни и похуже. Он старается выглядеть сволочью, но у него это получается не очень убедительно. Очки в черепаховой оправе и фирменные купальные шорты не слишком подходят ему, а огромные наушники на его шее даже не подключены к плееру. Тем не менее в целом его облик гораздо выразительнее моего.
Звенит звонок, я направляюсь в класс и подыскиваю себе место. (Предпочитаю сидеть в ряду у двери на одной из задних парт – не на виду у всех и рядом с выходом.) Испытываю при этом некоторое удовлетворение. Мой гипс так никто и не подписал, но я уже пообщался с большим числом людей, чем за весь первый месяц учебы в прошлом году.
Получается у меня ловить момент?
Кто знает? Может, в конце-то концов, это будет удивительный день.
Глава 3
Нет. Ничего удивительного не происходит.
Первый урок прошел прекрасно – в том смысле, что на нем не случилось ничего ужасного. То же и с несколькими последующими уроками. Корректировка моего имени была удачной. Я чувствовал себя нормально, даже оптимистично.
Но затем пришло время ланча.
Никогда не любил ланчи. Какие-то они неструктурированные. Все свободны идти, куда вздумается, а значит, не ко мне. Стараюсь выискать местечко за всеми забытым угловым столиком с сидящими за ним другими маловразумительными людьми и впихиваю в себя сэндвич с бутербродной массой и джемом, какой беру с собой из дома каждый день на протяжении десяти лет. (Еда – единственное, что я могу контролировать за ланчем.) Но сидеть в уголке – все равно, что прятаться, а я обещал себе, что не буду делать этого. Только не сегодня.
Джареда с подносом я заметил в очереди за едой. Обычно он сидит в одиночестве и чем-то занимается на ноутбуке. Поджидаю его у кассы.
– Опять ты? – Он озадаченно смотрит на меня.
Мне инстинктивно хочется отпустить его восвояси, но я тут же велю своим инстинктам заткнуться.
– Я подумал, что, может, сегодня сяду с тобой?
Джареда, похоже, сейчас вырвет. Не успев отказать мне, он словно оказывается отгорожен от меня черным занавесом: между нами проходит таинственное создание, известное как Коннор Мерфи. Коннор обрывает наш разговор, его голова низко опущена, он плохо осознает, где находится. Мы с Джаредом смотрим, как он идет.