Дорогой мой человек
Шрифт:
Ашхен мне про нее рассказала так:
— Зиночка была очень бедной и всегда голодной, всегда! А ее отец действительный тайный советник — проклял Зиночку, и, когда она привела свою угрозу в исполнение и убежала учиться, этот тайный даже истребовал ее через полицию. Но она убежала во второй раз, и не для того, чтобы стать знаменитостью и прославиться, нет, у нее и данных для этого не было, она только хотела приносить пользу людям. И прямо из Сорбонны приехала в Мордовию — земским врачом. Урядник говорил ей «ты», потому что она
Понимаешь, тетка, каково мне все это было выслушивать? И снова Ионыч. Например, такая беседа:
Ашхен: — И вы продолжаете настаивать на том, что Ионычи у нас не существуют?
Я: — Продолжаю.
Зинаида: — Вы очень упрямы, Владимир Афанасьевич!
Ашхен: — Если желать блага нашему советскому обществу, то не надо делать ему реверансы и льстить. Ионычи существуют. Чехов был на редкость хорошим доктором и умел видеть вперед. Например, вы — молодой Ионыч.
Я: — Опять Ионыч?
Зинаида: — Посмотрите-ка на этого молодого человека. Он даже удивлен!
Ашхен: — Сколько сейчас времени?
Я: — Виноват, проспал! Но я…
Ашхен: — Как я предполагаю, Зиночка, Ионыч, наверное, тоже начинал свое скатывание по наклонной плоскости с того, что опаздывал к себе в больницу. У него там не было реальных интересов, у него вообще не было никаких интересов, он лишь развлекал себя, подсчитывая ассигнации…
Зинаида: — Стриг купоны…
Я: — Не понимаю, какая связь между моим опозданием и стрижкой купонов…
Ашхен: — И в каком вы виде, капитан Устименко. На вас стыдно смотреть. Вы не удосужились побриться. На вас жеваный китель, жеваный и пережеванный. И неужели вы не можете даже почистить ваши башмаки?
Я (в очередной хвастливой, развязной, отвратительной, в общем не свойственной мне, но все-таки в куриной истерике): — Ну хорошо, я всем плох. Я Ионыч, попавший к вам по протекции. Моя главная идея — выжить. Так слушайте теперь, в какую передрягу я попал…
Ашхен: — Ты слышишь, Зиночка, он, оказывается, попал в передрягу!..
Зинаида: — Все-таки, может быть, мы выслушаем его, Ашхен. Он очень уж нервничает. И посмотри, какой он бледный. Даже немножко синюшный…
Я: — Я не нуждаюсь в вашей жалости. Вы сами отправили меня вечером в полковой пункт, и именно там…
Дальше я рассказываю, что было именно там.
Это небезынтересная история, тетка.
Представляешь — идет группа наших матросов из морской пехоты. Среди них раненый, но бодренький, шагает сам, без всякой помощи, и громко покрикивает:
— Разойдись, подорвусь! Расходись, подрываюсь! Не подходи близко опасно для жизни! Давай собирай медицину с саперами…
Подхожу к этому матросу. Удалой парень, видно выпивший изрядную толику для бодрости и храбрости. Как впоследствии
Сашка все это издали подтверждает, стараясь не жестикулировать.
Ему подносят закурить — он покуривает, стоя за валуном, чтобы, если мина взорвется, не поранить других.
Созываем совет полковых врачей, а за время нашего совещания является сапер, угрюмый дядечка из породы тех наших офицеров, которых никогда и ничем нельзя не только удивить, но даже вывести из состояния обычной флегмы. Подошел к Сашке, сел на корточки, разглядел взрыватель и объявил его тип, словно это могло чему-то помочь. Тут и «дуольве», и «девятка», и несколько "а", и еще всякие фокусы.
Я спрашиваю:
— Ну и что?
Он отвечает:
— Мне этот взрыватель сейчас не ухватить. Он едва из кожи проклюнулся. Надо, чтобы вы мясо ему дальше разрезали, этому морскому орлу, тогда мину подпихнем за ее восьмиперый стабилизатор и осуществим обезвреживание. Люди пускай разойдутся, чтобы, если ошибемся и она рванет, никто, кроме нас троих, не пострадал.
— А вы, — это Сашка говорит, — постарайтесь не ошибаться. Сапер ошибается раз в жизни, но я в вашей ошибке участвовать не намерен. Вы поаккуратнее.
Пошли мы втроем в палатку. Матросы Сашке издали советуют:
— Ты под ноги смотри, не оступись, Сашечка!
— Сашечка, твоя жизнь нужна народу!
— Саша, друг, сохраняй, неподвижность.
Пришли, посадил я его. Он улыбается, но через силу. Белый, пот льется. Ну, а мне не до улыбок. Торчит из плеча у него этот самый восьмиперый стабилизатор, будь он неладен, и я все думаю, как бы мне его не зацепить. И сапер рекомендует:
— Вы, доктор, поаккуратнее. У этих самых «полтинников» взрыватели чуткие. В любую секунду может из нас винегрет образовать.
Разрезали бритвой мы на нашем Сашечке ватник. Никогда не думал, что это такая мучительная работа — разрезать ватник. Потом тельняшку распороли. Мина вошла под кожу прямо под лопаткой, а взрыватель едва виднелся в подмышечной впадине. Дал я ему порядочно новокаину — Саше — и взял скальпель. Тут и меня самого прошиб пот. А сапер руководит!
— Нет, мне еще не ухватить, у меня пальцы массивные, вы, доктор, еще мяска ему подрежьте. Пускай шов у него будет побольше, зато мы трое живые останемся. Тут риск оправданный и целесообразный…