Дорогой товарищ король
Шрифт:
– Узнаешь?
– спросил Деряба.
Маркграф благоговейно снял шлем.
– Это же творцы всего сущего - божественные братья Шишел и Мышел!
– воскликнул он.
– А вот первый барон Литяга тут совершенно не к делу изображен. Самозванец! Ведь все же знают, что не ему, а нашему родоначальнику Шишел и Мышел предложили стать третьим, потому что род Миканоров наиболее знатен в Листоране...
– Это Рыло и Гидролизный, которые тебе латы чинили!
– сказал Деряба.
Миканор застыл с разинутым ртом.
– И в самом деле, - произнес он наконец.
– Горе
– Накрылось наше преследование, - заключил Шмурло.
– Теперь начальство по головке не погладит...
– Да не в том дело, - досадливо отмахнулся маркграф.
– Я вот у них денег попросить не догадался - такая досада! Есть у братьев такая щербатая монетка, с которой сколько сдачи ни сдавай - все мало будет! Тогда бы мне и вас не пришлось...
– Тут Миканор прикусил язык и огляделся.
– Что не пришлось?
– насторожился Деряба.
– Да нанимать не пришлось, - нашелся маркграф.
– Я бы тогда от всех рогоносцев честь честью откупился и все сызнова начал!
Хорошо тому живется,
Кто всей суммой овладел:
Совершить ему придется,
Ой, немало славных дел!
Деряба все еще не расставался с мыслью переночевать в башне. С этой целью он мобилизовал трясущихся от страха оборванцев во главе с баронетом на уборку помещения.
Уборка заняла почти целый день, поскольку в башне все было такое ветхое и хрупкое, что на галерею, например, даже и не пытались подняться - источенные червем ступени крошились под ногами, и все это хозяйство могло запросто рухнуть на голову.
Деряба надзирал за уборкой, а Шмурло мелькал тут и там, вербуя среди оборванцев агентуру. Оборванцы были жадные, кругом перед всеми виноватые и на вербовку шли охотно, удивляясь лишь присваиваемым псевдонимам - Иванов, Аптекарь, Караганда...
Оперативная деятельность полковника была прервана криком Дерябы:
– Гляди-ка, газета!
В самом деле, расчищая камин от золы, один из оборванцев обнаружил обгоревший кусок пергамента.
– Так она самодельная, - обиделся капитан, разглядев все как следует.
– А на вид вроде как настоящая... Да, это не фотографии, а рисунки... Полкан, гляди, это же Мырдик наш тут с кем-то обнимается!
Шмурло подошел и взял у товарища пергамент.
– «Листоранская правда», - прочитал он заголовок и даже не удивился своему неожиданному умению. К сожалению, датировку номера он так и не смог определить, но Виктора Панкратовича на рисунке узнал сразу. Первый секретарь Краснодольского крайкома в плохо сшитом костюме и ботинках со шпорами обнимал и целовал какого-то на редкость неприятного типа, пузатого и волосатого, обряженного в белую хламиду.
Подпись под рисунком гласила: «Его Величество дорогой товарищ король Гортоп Тридцать Девятый приветствует на листоранской земле руководителя дружественного племени кирибеев, перекочевавшего в Листоран с визитом доброй воли.
Фото А. Мусаэльяна и В. Песова».
Маркграф заглянул через плечо полковника и разразился проклятиями:
– Так он, оказывается, еще и кочевников на нашу голову призвал. Изменник!
– Не забывайся, гражданин Миканор!
– осадил его Шмурло.
– А то ведь мы тоже кое-что припомнить можем! Дочка-то старосты - она небось несовершеннолетняя?
И продолжил чтение вслух:
– «Желанным гостем на прилавках Макуххи стала брошюра товарища В. П. Востромырдина «Листоранское ускорение», посвященная проблемам индустриализации края. Глубокий анализ, подлинно комплексный подход ко всем вопросам, с которыми приходится сталкиваться краевой партийной организации, отличают эту работу. Коммунисты края давно знают Виктора Панкратовича как убежденного ленинца, последовательного проводника решений Центрального Комитета, крупного партийного руководителя, лидера и застрельщика всех новых дел, чуткого и отзывчивого старшего товарища, подлинного короля партийного строительства. Чтения брошюры «Листоранское ускорение» состоятся во всех трудовых коллективах столицы и на местах.
Ю. Жуков, политический обозреватель».
Капитан Деряба давно уже отупел от чудес, виденных по дороге, от всех этих голяков и человекоподобных насекомых, от рассказов привязавшейся ванессы, от третьих глаз и пятых ног, от съедобных веток и ядовитых камней, от кипящих озер и сквернословящих птиц, от великанских следов ботинок, которые оставляли за собой чудесные слесаря, от мыслящего тростника, от синих младенцев с длинными клыками, от ночных завываний и подземных шорохов - от всего такого чужого, опасного и непонятного. Ему бы впору обрадоваться, услышав такие знакомые словосочетания и обороты, но в голове билась одна-единственная мысль: «Ну вот, и сюда уже добрались...»
А Шмурло продолжал:
– «Когда развеялся религиозный дурман.
Долгие годы в Кировском районе Макуххи стоял и действовал храм так называемого бога Могуту. Долгие годы его сотрудникам удавалось морочить головы населению, извлекая из этого немалую прибыль. Наконец терпение наиболее сознательных трудящихся истощилось, и они сигнализировали в Королевский Комитет по делам религий и культов о том, что в этом храме под видом богослужений ведется неприкрытая религиозная пропаганда. Решением Королевского Совета депутатов трудящихся оплот мракобесия был закрыт, а окопавшиеся там ставленники темных сил направлены на стройки народного хозяйства. Сейчас бывший храм готов гостеприимно распахнуть двери урожаю нынешнего года. Рабкор Вэ Овчаренко.
Собаке - собачья смерть.
Сотрудники листоранского комитета государственной безопасности установили, что главнокомандующий великий герцог Тубарет Асрамический в течение долгого времени получал...» Эх, черт, дальше сгорело! Значит, действует здесь комитет, значит, нам туда как раз и надо!
– Ай да Мырдик!
– сказал Деряба.
– Вот развернулся! Надо же! Придется и впрямь в столицу двигать.
– Что ты, Степан!
– испугался маркграф, Соитьями Славный.
– Это же очень старая летопись, там же сейчас... Эй, что нынче из столицы слышно?