Досье генерала Готтберга
Шрифт:
— Я даже не подозревал, мадемуазель, что все-таки мы встретимся!
Лиза не могла поверить, что слышит этот голос наяву. Она не ошиблась, она не могла ошибиться! Собравшись с духом, она обернулась. Руди Крестен стоял перед ней, в сером пальто и шляпе, живой, немного насмешливый по обыкновению — собственной персоной. Видя ее замешательство, он спросил с улыбкой:
— Вы позволите мне присесть, мадемуазель?
— Да, конечно, — от смущения Лиза неловко отшатнулась так, что едва не опрокинула солонку на столе.
Руди поддержал ее.
— Я напугал тебя? — осведомился он тихо, усаживаясь рядом.
— Нет, вовсе не то, — она едва находила слова, чтобы объясниться
— Ты не надеялась, что я жив? — уточнил он. — По правде сказать, выжить, конечно, было трудно. Но мне удалось. И я живу теперь на Альстерштрассе, 38 в Гамбурге. Секретарь баронессы фон Крайслер принес мне твое письмо с утренней почтой. Правда, — он сделал паузу, — это случилось уже давно, почти год назад. Но извини меня, я не мог приехать раньше. Были очень срочные, неотложные дела.
— Но написать хотя бы ты мог? — упрекнула она.
— Не мог, — ответил он коротко.
Руди говорил, казалось, без всякого волнения. Невозмутимо и даже равнодушно, Лиза же неотрывно смотрела на него, узнавая каждую черточку лица, слезы туманили ей взор.
— Ну, ладно, ладно, — он ободряюще похлопал ее по руке, — знаю, тебе пришлось туго. Теперь все пойдет по-другому.
— Но тебя, наверное, ищут, — вдруг вспомнила она. — Тебе нельзя показываться полиции.
— Это почему? — он пожал плечами. — Кажется, за последнее время я никого не ограбил и не убил. Что же касается моего прошлого, — он пожал плечами, — все, кому я был нужен, меня уже нашли, и я тоже нашел всех, кто нужен был мне. Так что теперь я живу свободно, имея в кармане решение американского суда, что я совершенно чист в смысле преступлений перед человечеством. Да и обвиняли меня лишь в том, что я состоял в СС, признанной преступной организацией. Но там много кто состоял, весьма, кстати, влиятельные особы. Так что все это было скорее формальностью.
— Я долго размышляла, прежде чем написать, — призналась Лиза. — Боялась, что письмо отправится в никуда. Ведь Гамбург был сильно разрушен.
— Это правда, — его лицо помрачнело, улыбка сошла. — Гамбург разрушили не меньше, чем Дрезден. Англичанам было очень удобно его бомбить. Их аэродромы находились недалеко. Перелетел через Ла-Манш — и можно действовать. Так что они не стеснялись. Тем более что в Гамбурге располагались крупные военные заводы рейха, в городе крупный порт, военно-морская база. Так что целей было предостаточно. Больше всего они постарались в июле сорок третьего. Газеты сообщали, что на город сбросили девять тысяч тонн взрывчатки, погибло огромное множество людей. Они разбили канализацию, водопроводы, люди были заживо погребены в подземных станциях метро, где скрывались от бомбежки, на них из поврежденных шлюзов хлынула вода. Это был сущий ад, как оказалось, англичане умеют его устраивать ничуть не хуже, чем люфтваффе, хотя всегда выступают за гуманизм и за то, чтобы не трогать мирных жителей, — Руди мрачно усмехнулся. — Я был в то время в Берлине. Начальство дало мне отпуск, и я примчался в Гамбург сразу после бомбежки, ведь в городе оставались фрау Шарлота и ее дочь. Я не увидел ни одного целого здания, и, казалось, во всем городе не было ни одного живого человека.
Англичане назвали операцию «Гоморра». То, что я увидел, действительно, походило на Содом и Гоморру, после потопа. Бескрайняя пустыня руин и мертвецов. В дом фон Крайслеров тоже попала бомба. По счастью, дом старинный и очень большой. В нем есть где спрятаться. Снаряд разбил только одно крыло, вся остальная часть не пострадала. Фрау Шарлота оставалась в доме, у нее больные ноги, и она никогда не успевала дойти до бомбоубежища вовремя. Поэтому она играла на рояле, и может быть, музыка ее спасла, я не знаю. Когда я приехал, увидел, что они обе, фрау и ее дочь, сидят в парке на скамейке, а вокруг у всех деревьев, без исключения, кроны снесены, точно их ножом срезали. Возможно то, что фрау Шарлота не спустилась в бомбоубежище, и спасло их. Ведь практически все, кто спрятался в подвалах и на станциях метро, погибли. Вода полностью залила город, она хлестала из люков, из тоннелей, затопляла улицы, площади, повсюду разносила гниющие трупы людей. А над водой сверху — сплошная стена огня.
Потом подсчитали, сгорело почти две тысячи гектаров жилой постройки. Это было очень страшное зрелище. Я забрал женщин с собой в Берлин. Они вернулись в Гамбург, когда туда уже в мае сорок пятого вошли англичане. Но теперь город почти приобрел прежний вид, — добавил он немного веселее. — Ты сама убедишься в этом.
— Как это? — Лиза вздрогнула.
— Так, — он наклонился к ней, — потому что ты поедешь со мной. Разве ты не для того написала мне? Или только хотела повидаться? Я так понимаю, вещей у тебя немного, сборы будут недолгими, о документах я уже позаботился.
— О документах? — переспросила Лиза растерянно.
— Конечно, — ответил он, — ведь ты поедешь в Германию не под своим именем. На всякий случай.
— Когда же ехать? — она сжала салфетку в руке от волнения. Ведь он угадал верно, именно того она и желала, но будущее пугало ее. Она вдруг ощутила, что уже привыкла к Лиону, к своему одиночеству, надо ли все менять? «Может, и не надо, но ты должна», — напомнила она себе, вспомнив об Инге, обо всех и обо всем.
— Но как же мои уроки? — спросила она, словно иных сложностей не существовало.
— Ты напишешь им извинительные письма и вернешь задаток, который не использовала, — ответил он. — Обычно так делается. Я думаю, не будет никаких претензий. Давай займемся этим немедленно, — продолжил он деловито, — машина ждет. Через два дня у меня важная встреча в Гамбурге, так что я должен вернуться хотя бы завтра. Это обязательно.
— Хорошо, я живу напротив, так что я — быстро. — Лиза встала и открыла сумочку, чтобы расплатиться с официантом.
— Не надо, иди собирайся, — остановил ее Руди, — я подожду тебя здесь, расплачусь потом за себя и за тебя заодно. Машина у тротуара, синий «мерседес», если видишь.
— Да, да, — она кивнула. И почти выбежала из бистро. Быстро перешла улицу, поднялась в мансарду. Она действовала безотчетно, доверяясь одной только интуиции, которая подсказывала ей — так надо, так надо, ты на верном пути. Советоваться было не с кем, да и нельзя. Она поспешно сложила вещи. Написала письмо Фру и записки с извинениями своим подопечным. Рассчиталась с хозяйкой квартиры, которая жила этажом ниже. Спустя полтора часа она подошла к машине. Руди уже ждал ее за рулем. Увидев ее, вышел и распахнул перед ней дверцу автомобиля, предлагая сесть на заднее сидение. На улице пошел мелкий дождь. В машине было тепло и пахло крепким кофе.
— Что ж, Альстерштрассе, 38? — Руди обернулся к ней, — поедем домой, фрейлян?
«Домой…», — Лиза только вздохнула, опустив голову. Могла ли она себе вообразить еще несколько лет назад, в самый разгар войны, что однажды в жизни слово «домой» будет означать для нее не Ленинград и даже не Москву, а… Гамбург. Видимо, поняв ее чувства, Руди отвернулся и больше ничего не сказал. Щелкнул ключ зажигания, заработал мотор. Машина развернулась и медленно поехала по Рю де Монтень. Капли дождя барабанили в лобовое стекло, скатывались тонкими струйками вниз.