Достоевские дни
Шрифт:
– Нет случайностей в мире, – ответил ФМ, – в этом мире соболя и куницы меня запретили, сделали нежелательным после революции, в чреве СССР.
Дома он сунул голову под холодный душ, оживился, погрел вино, выпил и съел изюм. Позвонил Надежде.
– Сегодня встретил много интересных людей, – сказал он, – были мои знакомцы: танки, гаубицы, автоматы. Мы беседовали, выпивали.
– Понимаю, а я читаю Ремизова, очень мне интересно, не стиль, а самостоятельный человек. Будто гараж открыл дверь – свой рот – и выпил бутылку водки – машину.
– Давно увлекался им, хорош, что сказать.
– Писал сегодня?
– Нет, но могу на ходу.
– Отлично.
– Найдёныш захотел ребёнка, проснулся как-то и понял, что желает его. Потому он оделся, когда друга не было дома, и пошёл в магазин. Там купил куклу, вернулся с ней и спрятал её.
– Это что?
– О Найдёныше.
– Интересно. Понятно.
– Нравится?
– Я не знаю.
Они поговорили ещё, договорились о завтрашней встрече, повесили трубки и разошлись, как поезда, проехавшие друг над другом. «США есть инобытие всего мира, сама страна – совместное творчество,
6
Встреча состоялась у памятника Достоевскому, Надежда немного опоздала, получила цветы от Фёдора и стала одним из цветков. Выпорхнула из букета и пошла рядом с ФМ. Они зашли в книжный магазин по дороге, посмотрели издания, будто выпили водки, полистали Дос Пассоса, даже купили его, расплатились, вышли на улицу и сели на скамью, стали читать его. Увидели его героев вокруг, поздоровались с одним из них, спросили про самочувствие. Получили положительный ответ, равный кассете Высоцкого, запрещённой его страной. Надежда ушла в чтение, Фёдор не стал мешать, так как всё понимал: мёртвого предпочитают живому, потому что чтение – питание, и дело в культурности каждого: не есть живое и сырое мясо писателя, ждать его смерти, не быть дикарём. Вскоре двинулись в путь, сели на трамвай, поехали в аквапарк. Покатались с горок в реки Волга, Ока, Нева. Надя повизжала, в какой-то момент захлопала в ладоши, нырнула и выплыла вдалеке, сказала, что три этапа проходит человек: землю, воду и небо. Потому смерть глупа, ненужна, растленна. Она приходит тогда, когда должна быть вечная жизнь. Просто самолётные аварии одна за другой. А пассажиры старика-самолёта – его дети и внуки. Падают. Сверху вниз. А должны улететь. Далеко – в космос весь. И в голове Фёдора Найдёныш получил второе имя – Расторопша, в таком виде он побежал навстречу другу, который шёл вдалеке, возвращался с работы, а Найдёныш гулял. Выгуливал хомячка. Он устремился к другу, не заметил кочки, зацепился за неё и упал. Порвал колготки и ушиб колено. Опять. Ему стало больно. Слёзы навернулись на глаза Найдёныша. Друг, прибежав к нему, поднял его и понёс домой. Дома поменял ему колготки, помазав перед этим гелем колено, отчитал Найдёныша, чтобы тот больше не падал, и покормил хомячка. Расторопша уснула скоро, а когда проснулась на следующий день, то колено уже не болело. Она отметила отсутствие друга, оделась, помылась и пошла на кухню. Решила приготовить оладьи. Взбила тесто, сделала формы, подошла осторожно к плите, застыла у неё, что-то сказала себе, достала спички и зажгла огонь. Начала печь. Оладьи вышли пухлые и румяные. Найдёныш остался доволен ими. Подумал, что друг будет рад. Скушал одну оладушку, чтобы проверить вкус, и пошёл в комнату убираться и пылесосить. Пылесос заревел, Найдёныш попытался выключить его, но не смог. Он сел на него, чтобы уменьшить звук, но его затрясло вместе с ним. Тогда он выдернул провод из розетки и успокоился. Уборка не задалась, потому Расторопша пошла в магазин. Торопилась, взяла моркови, лука, картошки и молока. На кассе поняла, что забыла деньги. Отложила покупки и заспешила домой. Вернулась, но не нашла продукты питания на месте. Удивилась немного тому, что люди её не поняли. Набрала снова картошки и прочего. Захватила пива своему другу. Но на кассе у неё попросили паспорт. Она удивилась. Стала искать, но не нашла его. Она начала объяснять, что спиртное не ей, а другу. Но её не поняли, забрали бутылку и пробили товары. Найдёныш вздохнул, подумал, что друг обидится на него, потащил купленное домой. Там пожарил картошки, заправил её маслом и луком, обжёгся о горячую сковородку, поскулил немного, сунул палец в холодную воду и отошёл. Забинтовал палец, сделав его втрое больше и толще и сел вязать, чтобы порадовать друга, когда он придёт.
Всё это время Фёдор сидел в воде, пока Надя каталась с горки. Через полчаса они ушли, высохли на солнце, потому что так захотели, выкурили одну сигарету ради экономии, поднявшейся в небо и пошедшей на землю щедростью дождя. Съели по мороженому в «Макдаке», выпили кофе. «Жизнь и смерть могут покончить с собой. По одному, чтобы была только жизнь, чтобы была только смерть, – думал Фёдор. – Но они могут совершить двойной суицид. Это показали Фогель и Клейст. Об этом написал Акутагава. Он сказал: если хочешь умереть, то не надо рождаться и жить. И оказался прав». Надя вытерла салфеткой губы и пошла в туалет. Фёдор достал телефон и в него внёс:
«На следующий день друг дал Расторопше денег, наказал купить арбуз и ушёл. Найдёныш всё понял, повязал немного, оделся и пошёл на базар. Там знаками он показал тёте арбуз, заплатил за него, взял и не смог его уместить в авоську. Поэтому он прижал арбуз к животу и понёс. На светофоре надо было нажать кнопку, чтобы перейти. Расторопша подошла к нему, оторвала руку от покупки и уронила её. Арбуз упал и распался. Расторопша вскрикнула, но было поздно. Она заплакала. Пошла назад за вторым. Выбрала его, полезла за деньгами, но их не хватило. Найдёныш застыл. Подумал, что друг сильно отругает его. Испугался. Сунул палец в рот. Так и пошёл домой. А у друга были неприятности на работе. Он пришёл, поужинал и лёг спать. Об арбузе ни слова. Просто о нём забыл. А Расторопша не стала о нём напоминать, уснув возле друга в одежде, готовая в любой момент вскочить и бежать: хоть за новым арбузом, ночью, на закрытый базар».
Закончил литературные упражнения, убрал телефон и дождался Нади. Вместе они двинулись по улице, расспрашивая прохожих глазами: что будет после смерти? Не получали ответа, но понимали: всё то же самое, те же города, дороги, дома, прохожие, но всё мёртвое. В его сознании мелькнула Расторопша, которой друг делал массаж, намазывал маслом, мял спину, ходил руками по ней, а Найдёныш урчал. Фёдор вернулся к Надежде, сказал, что думал о Расторопше, и Надежда ответила:
– К Найдёнышу стали прилетать голуби на балкон, он сначала пугался, но потом привык. Начал выходить потихоньку к ним. Смотреть на них и общаться. Друг заметил это и смастерил кормушку. Насыпал в неё хлеба. Найдёныш довольно кивнул. И по утрам он начал подкармливать птиц. Иногда и с руки. Радуясь и молча.
Фёдор кивнул, предложил остановиться и записал слова Нади.
– Можно вопрос? – спросила она.
– Конечно, – ответил он.
– Какого возраста Расторопша?
– Твоего.
– Я так и подумала, но на свой счёт могут принять чуть ли не все, даже мужчины.
– Ну нет.
– А я думаю, да.
Зашли в библиотеку, поздоровались с женщиной средних лет, сказали, что хотят посмотреть книги, получили согласие, стали ходить и листать.
«Расторопша решила научиться читать и писать и, когда друга не было, вынимала букварь, тетрадь, книгу „Феноменология духа“, ручку и садилась за стол. Надевала очки и принималась работать. Учила буквы, записывала их, повторяла вспомогательные слова, переписывала абзацы из Гегеля, на что уходили часы, и пила крепкий чай. Прихлёбывала из кружки и съедала лимон».
Надя показала книгу Астуриаса Фёдору, он взял её в руки, открыл и будто подключился к ней, получил радио- и воздушно-капельным путём её содержание, будто или действительно понял всё. «Книга – это идущие тучи – буквы, проза исключает солнце, стихи – небо, открытое по бокам, гениальная книга – это блокнот или альбом, там только небо, но без солнца, сверхгениальное издание – фото автора ничего, белых бумаг – солнце и белое небо, где каждый может стать лейкой». Надя с «Игроком» села за стол, начала читать с разных мест, Фёдор открыл Бодлера, положив на место Астуриаса, пропылесосил глазами пыль и грязь – стихи, впитал их в себя и закрыл пустой том. Присел рядом с Надей, вдохнул в себя запах её волос, поцеловал ей плечо и вернулся в утробу матери, взлетел в нашем шарике с миллионами таких же детей в небо и родился звездой. Не иначе, так как падающая звезда – летящий на землю ребёнок. «„Терминатор 2“ кончается так: Сару запирают снова в психушке, Джона отдают новым опекунам. В фильме Терминатора сыграл Шварценеггер, в искусстве до него – Маяковский: причины их самоуничтожения одинаковы». Надя коснулась коленкой его, он вздрогнул и понял: «Всё, что создал человек, – орудие самоубийства или бессмертия, так как они – весы, а весь мир – это торг. Что перевесит в итоге – вот главный философский вопрос». Надя встала, поправила платье, взяла за руку Фёдора, повела его, положила на место книгу и вышла с ФМ на улицу, предложила покататься на трамвае. Они сели в первый попавшийся вагон и заскользили по Питеру.
«Настал день свадьбы Расторопши и друга. Он с утра куда-то ушёл, а она искупалась, высушилась, заплела волосы в две косички, надела чистый свитер, с всего одной маленькой заплаткой, чёрные колготки, юбку с карманом, хотела сунуть ноги в ботинки, но тут пришёл друг, отругал её, раздел и показал белое платье, принесённое им. Найдёныш замер, он не ожидал такого поворота, не мог поверить в такое, но быстро пришёл в себя, попросил друга выйти, надел подарок, покрутился у зеркала, пошёл к другу, застал его в костюме, похвалил за него, выпил воды, случайно икнул и поехал с другом на свадьбу. В церкви их повенчал священник, друг нацепил кольцо на палец Найдёныша, поцеловал его и повёз друга и гостей в ресторан, там все поели, потанцевали и разошлись. Друг доставил Расторопшу домой, отнёс в спальню, уложил на кровать и вышел покурить. Найдёнышу стало страшно, он впал в ступор, а потом залез под кровать. Вернулся друг, удивился, расстроился, поискал Найдёныша, не нашёл его, не догадался заглянуть под кровать, лёг в одежде на неё и уснул. Найдёныш, услышав храп, вылез, переоделся в ночное и тоже уснул, прижавшись к другу всем телом и согревая его».