Доверие
Шрифт:
— Но в чем же тогда твоя вина?
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
1
В Нью-Йорке Элен поселилась вдвоем с Джин в довольно тесной комнатушке, словом, точно так же, как они жили в Хадерсфельде, в Гамбурге и, наконец, на пароходе. Гостиница, точно так же как пароход и все предыдущие гостиницы, в основном была населена персоналом Красного Креста, людьми, приехавшими на родину в отпуск
Сразу же по приезде Элен посетила своих родственников, семейство Бартон. Джин, которой она по привычке все рассказывала, посоветовала ей сделать это. Кузен мог действительно поддержать ее в решении вести самостоятельную жизнь. Довольно высокое положение, которое он занимал в «Stanton Engineering Corporation», за последнее время значительно упрочилось. Но Эрнст Бартон и его жена уже знали, что Элен разошлась с мужем по причинам, довольно туманным. А Уилкокс, которому предстояло сделаться шефом Бартона, ибо вице-президент Вейс, видимо, возлагал на него наилучшие надежды, именно в их доме познакомился с Элен. Чета Бартон, не тратя лишних слов, пришла к полному согласию: эта маленькая Элен, в свое время скромная привлекательная девушка, не заплатила им добром за готовность содействовать ее успеху в жизни. Разумеется, они не намерены сердить Уилкокса, помогая его сбежавшей жене. Надо надеяться, он позабыл, что его злополучный брак имеет какое-то отношение к Бартонам. Родство родством, но Элен в достаточно неприкрашенных выражениях отказали от дома.
Она написала начальнице пансиона, в котором воспитывались две маленькие дочери Уилкокса от первого брака. Они были очень к ней привязаны. Элен не хотела, чтобы ее раздор с их отцом причинял страдания детям. Она собиралась навестить девочек, свезти им подарки. Однако дирекция пансиона поспешила ее уведомить, что Уилкокс запретил какое бы то ни было сближение между его бывшей женой и его детьми.
Элен решила съездить, наконец, к своему брату в Льюистаун, штат Пенсильвания.
Ее желание посмотреть на места, где она выросла, на родительский дом и могучий клен перед ним совпало с намерением Джин съездить в родной город неподалеку от Льюистауна, так что большую часть пути они ехали вместе. И с легким сердцем распрощались на одной из станций.
За последнее время Элен успела позабыть, как рьяно Джин поддерживала ее в намерении уйти от Уилкокса. Как убеждала, что это холодный, сухой человек, за которого она вышла только потому, что у него большое состояние и он мог сделать ее жизнь легкой и приятной.
Они сели в автобусы. И поехали в разных направлениях.
Встреча с братом прошла тепло и сердечно. Невестка отнеслась к ней сдержанно. Дети, или это показалось Элен, не только выросли, но и лица у них вытянулись в длину. Они смотрели на нее во все глаза. На вопрос брата Элен тотчас же ответила, что разошлась с Уилкоксом и возвращается в Нью-Йорк, чтобы там начать самостоятельную жизнь. О том, проведет ли она лето в Льюистауне или пробудет здесь лишь краткий срок, она ничего не сказала. Ей вдруг вспомнилось, что перед свадьбой с Уилкоксом и отъездом на чужбину она сказала брату что-то похожее: «Я еду в Нью-Йорк, чтобы начать новую жизнь». На сей раз брат больше ни о чем ее не расспрашивал. Так же, впрочем, как при первом прощании, она это вспомнила, он боялся, чтобы Элен не потребовала суммы, причитающейся ей за наследственный земельный участок, который она ему в свое время уступила.
Элен ко всему приглядывалась. И все казалось ей выцветшим, бледным, как старая акварель. И ненастоящим. Даже клен больше не был кряжистым, крепким деревом, разветвлявшимся по всем ее сновидениям, деревом, к которому она прислонялась в детстве, а потом всю жизнь — в мыслях. И воспоминание о школьном приятеле
Вопросы брата были не менее дурацкими, чем вопросы соседей по столу в кают-компании, и собственные ее ответы — дурацкими до отчаяния. Да, конечно, держать там войска необходимо, но я не хочу в этом участвовать…
Она смотрела прямо перед собой, вспоминала, как она вместе с миссис Вильямс заехала в тупик, как их остановили и высмеяли, вспоминала миссис Вильямс, пеструю, как попугай, на серой улице, вспоминала последний ужин, которым потчевала супругов Вильямс, а также немца, приглашенного Уилкоксом, несмотря на недвусмысленное предупреждение жены: «Если он сюда явится, я больше в твоем доме не останусь».
Внезапно она почувствовала облегчение. С этими людьми покончено. Я у себя на родине. Не здесь, не в Льюистауне, моя родина. Но я снова дома. А дальше — будь что будет.
К удовольствию брата, Элен вскоре уехала в Нью-Йорк. Она пошла к ювелиру оценить свое жемчужное ожерелье. Ей объяснили, что это японский искусственно выращенный жемчуг; значит, не годы могла она жить с его продажи, а разве что месяц-другой. Уилкоксу она это в вину не поставила: в ту пору он еще не был в состоянии покупать драгоценные жемчуга. Поскольку ожерелье ей нравилось, она предпочла повременить с продажей. Какой-нибудь заработок, уж конечно, найдется.
Внезапно ее осенило, куда она должна обратиться. И как это она сразу не подумала о Барклее? Он был издателем Герберта Мельцера. Правда, Герберт Мельцер куда-то сгинул, но имя Барклея врезалось ей в память. Со времени своего знакомства с Гербертом она постоянно читала журнал, издаваемый Барклеем.
Уилкокс выставил Герберта за дверь, подумала она со вновь вспыхнувшей злобой. Для гнусных людишек его дом был всегда открыт.
Никогда Элен не знавала литераторов, похожих на Герберта. Он мог часами бродить с ней по улицам Парижа или Франкфурта, рассказывая о людях и событиях, от которых ее серая жизнь начинала светиться разными красками.
Это свечение время от времени возвращалось. Но имя Герберта Мельцера бесследно исчезло со страниц издававшегося Барклеем журнала. Может быть, ему пришлось внезапно уехать сюда, в Америку. Тогда я уже завтра увижу его.
Она позабыла о том, что рассказал ей Герберт при последней встрече: Барклей, его издатель, разозлился на изменения, которые он внес в свою рукопись. И поставил его перед выбором — либо он печатает старый текст, либо его труд вообще не увидит света, поскольку он не соответствует смыслу контракта. Элен никогда об этом не вспоминала. А может быть, не придала большого значения его рассказу. Она была уверена в успехе своей затеи. Барклею, конечно же, известно местопребывание Герберта. Да и вообще я уверена, что он поможет мне устроиться на работу. Насколько же приятнее работать в издательстве, выпускающем в свет книги и журналы, чем в каком-нибудь торговом доме!.. Чем это приятнее, она и сама не знала. Так как Герберт, одержимый потребностью говорить о том, что его волновало, рассказал Элен содержание своей книги, ей тогда же почудилось, что она принята в некое общество, противопоставленное всей ее прежней жизни, противопоставленное обществу, к которому принадлежали Уилкокс, ее кузен и его жена, ее брат и его жена.
Элен поехала в издательство. За последние два года Барклей стал пользоваться еще большим уважением. Его по-прежнему считали одним из немногих издателей, с которым можно говорить откровенно, при этом он и сам напрямик высказывал свое мнение. И несмотря на это, его общественный вес значительно возрос. Для его друзей, как он полагал, было счастьем, что в эти тревожные годы, когда издатели один за другим терпели крушение, его хоть и таскали в суд из-за того или другого высказывания, но беды с ним никакой не стряслось.