Доверься, он твой
Шрифт:
Через две недели они вернулись в Москву. Очень скоро он предложил ей выйти за него, когда понял, что она не станет жить с ним просто так.
Мать не удерживала, она повторяла хорошо знакомую фразу дяди Миши: «В жизни главное – найти свое дело и своего человека. Но это не значит, – говорила мать, – что ты найдешь то и другое с первого раза».
Мать отнеслась к Игорю с интересом – молодой мужчина работает на радио. Не важно, что он не выходит в эфир, а занимается рекламой. Это значит: молодая семья не будет сидеть на чипсах и бульонных кубиках.
Мать оказалась права: Игорь хорошо зарабатывал и собирался зарабатывать еще больше, тем более что знал как.
Катерина училась в университете, он был готов к тому, что она поступит в аспирантуру, даже согласился платить, если она не поступит в бесплатную. Он хорошо чувствовал время и точно знал, что очень скоро все, что считалось престижным в прежней жизни, станет столь же вожделенным в новые времена. А именно – кандидаты и доктора наук снова будут в цене.
Игорь не ошибался, он узнал, что купить диссертацию становится все дороже, защитить ее – тоже.
Но Катерина не собиралась просить деньги на аспирантуру. У нее хватит ума сделать работу так, что ее туда позовут.
Но чем дольше она жила с Игорем, тем тревожнее становилось на душе. Завязывая пояс халата, она вспомнила, что его привез еще дядя Миша из Китая.
Нет, в Игоре она не нашла своего человека. Мысль, пришедшая в голову в момент наивысшего напряжения, чаще всего бывает верной. Не зря такое состояние называют озарением. Мгновенная вспышка высвечивает ничтожно малое, но успеваешь увидеть: то, что казалось огромным, способным затмить весь мир, – выдуманное.
Катерина вздохнула. Разве Игорь ее человек? Воздушный шарик желтого цвета тоже можно принять за солнце.
А вот насчет химии... посмотрим.
13
То, что происходило после, Катерина помнит слабо, туманно. Четко и ясно – только начальную стадию перемен в ее жизни.
Игорь вернулся из командировки. Все как обычно. Его работа, дежурство по ночам на радио. Ее университет, тревожные ночевки у матери.
Ксения Демьяновна вела себя как обычно. Словно ничего и не было с ней. Много работала, писала статьи по этнопсихологии. А ранней весной... случилось. Да с такой силой, с какой взламывается лед на реке.
– Ты кто? – спросила она, глядя в упор на Катерину. Они сидели за столом на кухне и завтракали. Федора не было – он уже ушел в школу. Мать собиралась на работу, в свой институт, к середине дня. – Что ты делаешь в моем доме? – Глаза матери расширились, Катерине показалось, они вот-вот выкатятся из орбит. Прямо в тарелку с овсяной кашей. Ее замутило. Но она понимала, что не от видения, а от страха.
– Ты сама сказала. – Она постаралась улыбнуться, поняла, что вышло криво. Мать с отвращением поморщилась. – Когда Игоря нет, ты сама сказала, что тебе приятно, когда я с тобой, – пробормотала Катерина. Ее уже не мутило, она леденела под чужим и страшным взглядом матери.
– Моя... дочь... умерла... – с расстановкой произнесла Ксения Демьяновна. – У меня есть сын. Он старше меня. – Безумная улыбка осветила лицо матери. Она подняла указательный палец, нацелив его в пространство, добавила: – Я умерла в нем. Он этого еще не знает... – Потом резко подалась к Катерине и отчаянно закричала: – Зачем ты выкопала меня? За-чем! – Лицо ее покраснело от напряжения, глаза блуждали, зрачки потемнели.
Вызвать «скорую помощь»? Психиатрическую? Но тогда... Нет, тогда жизнь всех – матери, Феди, ее – перевернется окончательно. Навсегда.
Позвонить Игорю? Ох, нет! Хорошо, что его снова нет дома.
Катерина медленно встала, пятясь, вышла из кухни. Мать замерла в одной позе и не двигалась. Кому звонить? Кого спросить?
Катерина на деревянных ногах шла к телефону. Внезапно он зазвонил сам. Катерина сняла трубку, не успела отозваться, как узнала Ольгу Петровну.
– Катюшка, – затараторила она, – ты помнишь, какой сегодня день? Ваша бабушка родилась.
– А-а... – прошептала Катерина.
– Случилось что-то? – В голосе Катерины Ольга Павловна услышала тревогу и догадалась: – Мать? Снова?
– Ага, – прохрипела Катерина.
Давно, еще зимой, она рассказала Ольге Петровне о странном поведении матери. Это она подсказала ей прочитать все, что найдет, о болезни Альцгеймера. Потому что ее свекор болел похоже.
– Сейчас приеду, – бросила Ольга Петровна.
Катерина плохо помнила, как она дождалась ее, что было после, о чем Ольга Петровна говорила с матерью.
– Мне жаль тебя огорчать, Катерина, – вот это она запомнила хорошо, – но скорее всего это болезнь Альцгеймера. Вообще-то для Ксении рано: это недуг очень старых людей. Но знаешь, к каждому старость приходит в свое время. С паспортом не сверяется.
От Ольги Петровны исходила такая сила жизни, что Катерина подумала: к ней старость не придет никогда.
– Я читала о ней, – бормотала она, – но не поняла, как ее лечат.
– На самом деле никак не лечат, – махнула рукой Ольга Петровна. – О чем говорить? Даже американского президента не вылечили. Не смогли.
– Это какого? – Катерина пыталась вспомнить, но в голове мелькало все, абсолютно не связанное с важными персонами.
– Рейгана. Он попрощался с народом, сообщил, чем болен. А дальше – он и вроде не он... – Она усмехнулась. – Я видела по телевизору. Что ж, благородно.
Катерина почувствовала, как дыхание перехватило. Она открыла рот, но настоящего вдоха не вышло.
– Лекарство ищут, – слышала она голос Ольги Петровны, – причем не вслепую, как раньше, когда болел мой свекор. Уловили механизм сбоя в мозгу таких больных. В общем...
– А ваш свекор – он...
– Он умер, Катерина. Как часто бывает, от другой болезни. От воспаления легких.
– Дома? – В голосе Катерины слышался ужас.
– Нет, в Доме на Каме. Это что-то вроде лечебницы.
– А такие... значит, есть? – тихо спросила Катерина.