Доверься, он твой
Шрифт:
Катерина повернула на чужой этаж, вбежала в туалет и заперлась. Слезы полились потоком, она не останавливала его. Напряжение, с которым она жила в эти дни, прорывалось. В голове проносились слова, мелькали лица – брата, матери, Вадима...
Она открыла кран и холодной водой плеснула себе в лицо. Потом еще, еще. Вода, смешиваясь со слезами, стекала по щекам. Она потихоньку успокаивалась – ведь не маленькая девочка, которая с готовностью переложит на чужие плечи свои заботы. Она уже пробовала, поэтому хорошо знает, что из этого выходит.
Катерина вынула носовой платок из кармана брюк и промокнула лицо. Домой? Профессор сказал, что ей
Поехать на дачу? Но там Федор. Он переселился туда со своими аквариумами. Ему нужен простор и много воды, заявил он. А там – полный колодец. Он собирается устроить карантинный пункт для передержки рыб, привезенных из других стран.
Но сейчас она не хотела его видеть.
Катерина обхватила себя руками, посмотрела в узкое окно под самым потолком. А не поехать ли ей к Ольге Петровне?
Катерина посмотрела на часы. Вынула мобильный телефон.
– Лети. Я в полном одиночестве, – обрадовалась Ольга Петровна.
12
Катерина навсегда запомнила, как горько-прегорько плакала на бабушкиных похоронах Ольга Петровна, младшая подруга, как называла ее Варвара Александровна. Обнимая Катерину похолодевшими руками, Ольга Петровна всхлипывала:
– Ничего, ничего... Теперь ты будешь моей внучкой, девочка.
Катерина не очень-то понимала, что имеет в виду бабушкина подруга. Но Ольга Петровна видела, а еще лучше чувствовала свалившееся на Катерину одиночество. Ее растила не мать, а бабушка и дядя Миша.
– В любой миг, как только что-то тебе нужно, лети ко мне. Я буду любить тебя, как люблю своего внука.
Катерина была не из числа тех, кто при первой трудности кидается к кому-то за помощью. Она старалась справиться сама.
Ольга Петровна звонила часто, звала к себе на праздники. А когда мать уезжала в командировку, забирала Катерину к себе.
Катерина приходила к ней в Ботанический сад, она узнала туда дорогу еще при бабушке. Это было любимое место Варвары Александровны во всей Москве. Она умела обходиться не только с астрами – по своей природе Варвара Александровна была садоводом.
Разница в возрасте не мешает людям, когда они любят одно и то же. Не мешала она и Варваре Александровне дружить с Ольгой Петровной, которая годилась ей в дочери.
Ольга Петровна помогла Катерине определить мать в Дом на Каме. Дело не в том, что она указала, куда лучше всего поместить заболевшую Ксению Демьяновну. Здесь иное, нечто более важное: Катерина ждала разрешения совершить этот шаг. Она его получила.
Болезнь матери началась неожиданно. Однажды, выходя из спальни в гостиную, Ксения Демьяновна остановилась, огляделась и сказала, глядя поверх головы Катерины:
– А где это я? Я жила не здесь.
Голос звучал ясно, но как-то чересчур звонко. Катерина вздрогнула и подняла голову от книги.
Мать мягко ступала по ковру мохнатыми тапочками с шерстяными помпонами на носках.
– Не-ет, это не я жила здесь. Я это знаю. Меня украли.
Катерина, холодея всем телом, заметила, как вибрирует голос матери. Он как будто преодолевал какое-то препятствие. Она отодвинула книгу. Это был учебник по химии. Зачет назначен на вечер, в неурочное время: преподаватель только утром вернулся из командировки. Она хотела воспользоваться лишним часами, но сейчас уже не думала об этом.
– Не-ет. – Голос матери перешел на шепот. – Я должна убежать отсюда.
Катерина не знала, что делать. Заглянув в глаза матери, она почувствовала, как холод проник под блузку. Мурашки побежали по телу. Ей показалось, они прихватили с собой прежнюю жизнь. Немигающие, какие-то белесые, а не голубые, глаза матери, бледные щеки и лоб в испарине.
– Мама, тебе нехорошо? – спросила как можно более спокойно Катерина.
– Я куда-то сейчас денусь, – бормотала мать, не глядя на дочь, она не слышала вопроса. – Я... денусь-оденусь-переоденусь... – Катерина леденела от ужаса. – Вижу. Я вас вижу. – Мать подняла руку и указала на шкаф. – Твои детки. Какое хорошее место нашли. Всех видят, а их – не все. Я одна их вижу. В буфете им хорошо. А этот кто? – махнула в сторону окна. – Он-то здесь откуда? – Она слегка пошатнулась, глаза не моргали. А рот расплывался в улыбке. – Ну да, самое прекрасное место. Дядя Миша говорил: главное – найти место силы. Знаешь, – она резко повернулась к дочери, – он сильный, он такой сильный, он нашел место силы и дал мне почувствовать его. Я никогда не перепутаю место силы и место... слабости? Нет, не так. – Она трясла слипшимися русыми волосами. – Он называл плохие места... Ох, я забыла слово... Забыла... – Она умолкла, посмотрела в окно. Потом обычным голосом сказала: – Хорошая погода. – Помолчала. – Но к вечеру пойдет дождь.
– Дождь? – повторила Катерина с отчаянием в голосе. – Но на улице зима! Сегодня шестнадцать градусов мороза, мама!
– Не кричи на меня, – раздраженно предупредила мать. – У тебя рыбья кровь, а у меня тридцать три градуса тепла! – Мать захихикала. – Я иду плавать. – Она пошла в ванную.
Катерина судорожно схватила сумку, бросила в нее учебник, прижала к груди. Тревожно грохотало сердце.
Ей надо бежать.
Ей нельзя бежать.
Ох, а Игорь в командировке, вспомнила она. А если бы он был дома, что тогда? Известно что. Он сказал бы: «Я не доктор. Я только кошелек для доктора».
Катерина сидела в обнимку с сумкой. Она заметила что-то странное, когда мать приехала из последней командировки. Ксения Демьяновна снова летала в Якутию, эту особенную для нее страну. Катерина знала, что такое этот край для всей семьи Соломиных-Улановских-Веселовых. Минутами мать словно уплывала куда-то, ее голос замирал посреди фразы. А потом она возвращалась из своего ниоткуда и снова становилась прежней.
Катерина сгребла со стола плейер, который слушала в метро, бросила в сумку. Вряд ли она включит его сегодня, но, стоит его нацепить, никто не станет задавать никаких вопросов. Она научилась у Федора. Брат даже ходил дома в наушниках, показывая тем самым, что обращаться к нему бессмысленно. Однажды, сдернув с его головы наушники, не в силах докричаться, Катерина обнаружила, что в них – тишина. Они лишь способ остаться с самим собой наедине.
Вообще она замечала, как не похож Федор на них с матерью. Похоже, якутская половина крови не смешалась с другой половиной, русской.
Катерина медлила, не решалась уходить. Она слушала шум воды в ванной. Можно ли оставить мать одну? Но она не могла заставить себя встать и пойти к ней в ванную. Она пыталась убедить себя, что ничего не произошло. Может быть, она сама переутомилась в эту сессию и ей кажется то, чего нет на самом деле?
Наконец мать вышла из ванной в белом махровом халате. Обычная Ксения Демьяновна Улановская-Веселова... Мать ставила девичью фамилию впереди, в память о погибшем на фронте отце.