Дойти до ада
Шрифт:
— Считаю лишним.
— Будешь работать на меня?
Медик закрыл сейф, убрал в карман ключи.
— Мотор не тянет, — глухо сказал Климов, — не сейчас.
Запищавший на столе японский радиотелефон заставил Медика прервать разговор.
— Да, Зиновий. Хорошо. Сидит напротив. Что ты… парни Чистого собьют рога любому… Да… И Слакогуз вернулся… пятерых… работают на нас, играют на руку… Да… А как там контрразведка… Дают «Боинг»?.. Только вертолеты?.. Ну, ослы…
Дверь в кабинет открылась, и на пороге вырос Слакогуз.
— Я
— Заходи. — Медик повел рукой в сторону Климова: — Знакомься. — И снова начал говорить по телефону: — У меня.
Теперь на Слакогузе был такой же «камуфляж», как и на Медике, только промокший, грязный, порванный на локте и бедре.
«Значит, Петр пятерых в горах оставил, — разгадывая смысл отрывистого разговора Медика с Зиновием, решил про себя Климов. — Обошел группу, разоружил крайнего, а там уже убирал по одному. Слакогуз, конечно, не сглупил: тихонько слинял. Брюхо подвело. Вон, как присел на стульчик смирно, глаз не поднимает». Медик глянул на часы, сказал, что «время терпит», пожевал губами, неожиданно повысил голос:
— Решили штурмовать? Включают «Альфу»? Лично преданные президенту спецподразделения? А как же быдло в штольне? Баксов жалко? Ах, не желают выпускать «козырных»? Семьдесят авторитетов для них много? Чеченам больше платят, откупаясь… Вшивота… Ты передай им, передай по-свойски… Если они пожертвуют… ага… теми, кто их любит и им верит, я сам взорву… ты слушай… нет, Зиновий… доберусь… код у меня есть… взорву гранатой… Передай… Да, я спокоен. До эфира.
Медик бросил телефонную трубку на аппарат, взбешенно посмотрел на Слакогуза и припечатал кулаком столешницу:
— Падлы! Им людей не жалко… Было видно, что Медика корежит злоба, он никак не мог прийти в себя. В чем-то он жестоко просчитался, обманулся.
Выходит, руководство эмвэдэ и контрразведка пожертвовали Ключеводском? Всеми его жителями? Решили провести захват всей банды? Провокация чистой воды. Хотя и требования террористов провокационны, практически невыполнимы. Бред какой-то! А он, Климов, тут в одиночку партизанит, всякий миг рискуя жизнью. Ищет ходы-выходы, подходы к штольне… Мечтает спасти заложников, когда они обречены, списаны со счета.
— Кровососы! — снова стукнул Медик по столу и посмотрел на Климова: — Все понял?
— Нет.
— А что тебе не ясно? — взорвался Медик. — Что-о? Кранты вам всем, ты понял, всем кранты! Тебе и этим, — он показал пальцем вниз, — червям подземным, совкам вонючим… Ненавижу!.. — Воротник его душил, и он рванул его что было силы. Пуговица отлетела. — Да только я устрою фейерверк! Взорву газгольдеры без всякого… Один! Верно, Мишаня? — Он посмотрел на ошарашенного Слакогуза, подмигнул ему и утопил в карманах куртки кулаки. — Поставим на уши Зиновия, ага?
Слакогуз пробормотал что-то невнятное, испуганно примолк. Похоже, на такой исход он не рассчитывал.
Климов пошевелил плечом, зажатым пальцами телохранителя, скривился от жестокого удара в челюсть, застонал. Спросил с хрипом в голосе:
— И сколько нам до смертушки осталось?
Медик помрачнел еще больше:
— Время терпит.
Климов взглянул на часы. Они были разбиты.
— До восьми утра?
— А ты откуда знаешь? — Медик даже склонил голову, слегка откинулся назад. — Засек по сбору?
— Чистый надоумил.
— А… — протянул Медик и чему-то ухмыльнулся. — Пустил слюни.
Судя по внешней скованности, по тому, как он нервно вдавливает кулаки в карманы куртки, можно было предположить, что санитар Сережа, вор в законе, относится к тому типу людей, которые, обладая холодным рассудком, способны принимать мгновенные решения, безотчетно повинуясь интуиции и капризу. Зная за собой зависимость от настроения, они изо всех сил цепляются за логику суждений, боясь проявить в своих действиях слабость характера. Климов напряженно слушал Медика, понимая, что открывшийся ему сейчас человек чем-то очень похож на него самого. А когда знаешь себя, легче понять другого. Понять и повлиять на его действия.
— Значит, подождем, — с надеждой в голосе негромко сказал Климов. — Поживем-подышим.
Складывалось такое впечатление, что он, Климов, спешил преодолеть враждебность и отчужденность Медика.
— Шило взяли?
Слакогуза словно по лицу ударили, так нервно встрепенулся он на стуле.
— Доберемся.
Климов посмотрел на Медика, тот — на него. Возникла пауза.
— Ушел на перевал, — подсказал Климов. — Дохлый номер.
— Верно, дохлый, — согласился Слакогуз. — Но только не для нас, а для него. Там везде мины.
Яд ухмылки обескровил его губы.
— Так что, Климов, — неожиданно и непривычно обратился к нему санитар Сережа, — ты теперь один. Свидетелей, как говорится, нет. Мы все повязаны смертью. Тем более что там, — он показал глазами на потолок, — тебя не ждут. Зиновий сообщил, что двенадцать человек заложников расстрелял ты. Палач и правая рука Зиновия. А он известная фигура. Мафиози. Ему верят. Поэтому и акцию проводит он. Руководит. Ведет переговоры.
— В бункере сидит?
— Да, в изоляции. Не любит дневной свет. Привык к ночному.
Климов сокрушенно застонал, зажал виски руками:
— Что же делать?
Медик усмехнулся:
— Сейчас тебя Мишаня спрячет под замок от Чистого, а то он тебе брюхо вспорет и кишкой удавит, шибко лютый, просто нехороший… А то, что ты босой, — он уловил взгляд Климова, досадно брошенный на ноги, — это даже лучше, босиком до рая, как до бани. Кстати — он достал коробку спичек, сигарету, — можешь помолиться. Свечки я тебе оставил. Там, в кармане.
«Догадливая сволочь!» — стал подниматься Климов и, не распрямляясь, сгорбленно-сутуло, двинулся к двери. На полпути что-то припомнил и обернулся: