Дойти до ада
Шрифт:
«Здоровые бугаи, — забеспокоился Климов, когда постовые оказались нос к носу с Петром. — Таких петь не заставишь».
Взяв рацию, Петр потряс ее над ухом, выслушал необходимые советы, открыл блок питания, передал рацию первому, ткнул в нее пальцем, упрекающе прикрикнул:
— Вот, смотрите!
Когда наклонили свои головы, стукнул их лбами.
— Выбирай обувь, амуницию, — сказал Петр Климову, когда тот оказался рядом. — Только не спеши. Примерь получше.
Продавец в универмаге не бывает столь любезен, как был внимателен в эту минуту Петр.
Один из постовых зашевелился. Петр цепко схватил его за плечи, бешеным рывком поставил на ноги и, мощно развернув гигантский корпус, ударил пудовым кулаком. Климов аж вздрогнул. Постовой пролетел мимо и подрубленно свалился навзничь. На его нос как будто наступили.
— Теперь действуй, — сказал Петр и опечаленно похлопал по капоту «москвича». — Кто его так?
Климов сделал вид, что занят переодеванием. И что можно ответить, когда лобовое стекло разбито вдребезги, а кузов словно кто поковырял большим гвоздем.
— Пацаны, наверное.
Петр оценил шутку, оглядел переобмундированного Климова, спросил, как его нога, сказал, что хорошо бы залить ее йодом, согласился с Климовым, что в поликлинике они найдут все необходимое. Петр затолкал раздетого постового в багажник «волги», а другого, окровавленного, бросил на сиденье сзади, сел за руль.
В поликлинику Климов проник один, нашел в потемках процедурный кабинет, спокойно обработал рану, залил ее йодом и перебинтовал. Затем зашел в регистратуру, отыскал там связку ключей, подобрал один из них к замку стоматологического кабинета. Нашел в тумбочке и сунул в карман «Мицуету» — портативный бор и тончайшие титановые сверла. Немного постоял в задумчивости и вышел из здания поликлиники.
Сев в машину рядом с Петром, который напряженно всматривался в ночь, Климов сказал, что нужно «заскочить в школу».
— Зачем? — не понял Петр.
— Термит забрать и взрывпакеты.
— Откуда они там? — Петр вырулил на улицу, прибавил газу и посмотрел назад: погони не было. Климов вкратце рассказал про заваруху, про попытку отравить главаря банды, про ультиматум террористов.
Петр молчал и сосредоточенно кивал. На площади притормозил и крикнул постовым:
— Чистого не было?
— Не проезжал, — ответил старший.
— Странно, — громко сказал Петр и посоветовал быть начеку. — Могильщик отвязался.
— Знаем.
— Тагды ой, — дурашливо промолвил Петр и, выставив локоть в окно, покатил дальше.
Забрав из школы свои запасы «фейерверка», Климов почувствовал себя готовым к бою. Не хватало только рации, но он ее добудет. Для штурма шахтоуправления и рудника необходимо было обесточить городскую сеть.
Начинать надо было с ее распределительных щитов и главных кабелей. А все это находилось неподалеку от рудника, в усиленно охраняемой зоне.
Чтобы осуществить дальнейший план теперь уже совместных действий, Климов попросил Петра заехать во двор школы, оставить машину и пешком дойти до площади.
— К чему эти маневры?
Климов объяснил свою задумку, и Петр согласно кивнул головой. «Ориент», который Климов снял с бесчувственного постового, отдыхавшего в багажнике, показывал без четверти одиннадцать. Время бежало.
Зайдя к зданию администрации, бывшему горкому партии, со стороны леса, именуемого в городке «центральным парком», Климов осмотрел окна цокольного этажа, никого внутри не обнаружил, подозвал Петра.
Вдвоем они открыли узкое окно горкомовского туалета, помогли друг другу забраться внутрь.
— Где ты был? — шепотом спросил Климов, выглядывая в коридор, и снова закрыл дверь. — Я пришел к тебе домой сразу после тревоги.
— После какой? — не понял Петр. Климов рассказал ему о том, что было утром.
— Теперь все ясно, — сказал Петр. — А я поехал с утра пораньше к знакомому водиле, на автобусе работает, механик, кстати, — во! — Петр одобряюще выставил палец. — Проверить «ходовую» и почистить карбюратор, чтоб затем тебя без приключений отвезти на поезд, а тут меня какие-то козлы в десантной форме тормозят, почти на выезде из города, и грубо так — «выматывайся» — предлагают. Я было: что? куда? кто вы такие? А они, бакланы, давят понт, рвут из машины. Ну, я вышел. — Петр пожал плечами. — Образумил кой-кого. Поставил на уши.
— Сколько их было? — спросил Климов.
— Пятеро, — ответил Петр, потом добавил: — Было.
Климов понимающе кивнул:
— Гнали, как зверя?
— До Змеиного ущелья.
— А потом?
— Я их всех там оставил, потом переоделся, добыл рацию, послушал, чувствую — тебя зажали мертво. Ну, я и подался к шахтоуправлению, но там прожектора, мать бы их так, — все как на ладони! — Петр усмехнулся, горько, сожалеюще. — Никак не подойти. Чуть не сорвался, когда увидел, как тебя тащат к «УАЗу». Потом узнал, что тебя в «дробильню» повезли, по рации сболтнули. Вроде вовремя подоспел. — Петр с улыбкой посмотрел на Климова. — Такие, брат, коврижки.
— Как в Афгане, — сказал Климов. — Помнишь тот кишлак, где мы вдвоем остались? Под Мукуром?
— Как не помнить, — вздохнул Петр. — Позор останется позором.
— В каком смысле?
— Да в таком: не надо было нам туда соваться!
— В тот кишлак? — не понял Климов.
— Нет, в Афган! — ответил Петр. — Зашли, чтоб выйти, получив по морде. Идиоты.
— Надо было оставаться?
— Да! — Петр еле сдерживал свой шепот. — Войну надо выигрывать, иначе незачем ее начинать. Уйдя с позором, мы на своих плечах внесли войну в свой дом. Поэтому и прячемся теперь, как крысы, в сортире. — Он хотел еще что-то добавить, но смолчал, махнув рукой, задумался, спросил: — Есть хочешь?
— Нет, — ответил Климов. — А вот несколько минут вздремнул бы перед боем.
— Покемарь, — согласился Петр. — Я разбужу.
Климов прислонился к стене, вытянул ноги, закрыл глаза. Ощущая тяжесть автомата на бедре, подумал о словах Петра. Наверное, он в чем-то прав. По крайней мере, ничего недосказанного между ними не осталось. Будучи человеком долга, Климов верил, что стремящийся к истине прав и в заблуждении, было бы стремление это выстраданным, как у его друга. Оставляя за Петром право на собственную точку зрения, принимая во внимание все его доводы, Климов не пытался наскоро разобраться в тех вопросах, которые вызывали сомнение. Он как бы оставлял их до того времени, когда, возможно, его взгляд на многие проблемы и конфликты несколько изменится. Но Климов точно знал, что хладнокровный и уравновешенный приходит к истине гораздо раньше, чем человек, спешащий порицать не соглашающихся с ним. Больше всего он не любил тихонь и безмолвных исполнителей. «Да, так точно. Да, все верно. Да, устроим». Все, что ни прикажешь, сделают. И никакого встречного вопроса или выдвинутой напрямую инициативы. Чаще всего неправ оказывается тот, кто издает указы. А тихий исполнитель норовит не путаться ни у начальства, ни у времени под ногами, как будто совесть — это пустое слово. Как будто справедливость — это не забота сердца, а некое привычное для слуха слово. Без чувства выбора нет чувства цели, долга.