Дождь из высоких облаков
Шрифт:
– Ты бы спросила откуда.
– Я и спросила... А он говорит, из Тридевятого царства.
– Сказки читает?
– Стихи... Знаешь, мне это очень не нравится, – с тревогой продолжала Надежда. – Когда я была совсем маленькая, мы с ним однажды искали это царство. По полю ходили, сразу после дождя. Такая у нас была игра... Будто, если оказаться на том месте, откуда начинается радуга, то можно найти вход... И вот в последнее время, я заметила, он снова стал искать. Еще дождь не кончится, он в поле... Я так боюсь за него!
Марина помолчала, потом протянула с бабьим вздохом:
– Ох, господи, голова кругом! И за что такие напасти?
– Мне нужно увидеть Андрея, – вдруг выдала Надежда. – И все сразу станет хорошо.
– Не обманывай ты себя! – отмахнулась Марина. – Не забивай голову.
– Я такая слабая оказалась... Совсем не держу удара. И опускаюсь, Марин. Я опускаюсь, даже за собой уже не слежу...
– Ну это брось!
Подруга спохватилась, метнула на стол несколько тарелок, включила микроволновку.
– Курицу подогрею... Сейчас мы с тобой вина выпьем!
– Не надо, Мариша!
– Да, кстати! Ваня Беспалый прилетел. Звонил тут... Про тебя спрашивал.
– Да-да...
Надежда взяла яблоко, надкусила и вдруг заплакала громко, навзрыд. Закрыла лицо руками, спина затряслась, а яблоко выпало и покатилось через всю кухню.
Марина обняла ее и тоже заплакала.
– Надь, ну ладно, Надь. Ну что теперь делать? Забудь ты его, гада! Сколько можно реветь по нему?
Надежда что-то силилась сказать – не получалось, только стон и сдавленные всхлипы. Марина налила воды, чего-то накапала.
– Выпей, Надь. И пойдем, я тебя уложу.
– Он меня отверг! – кое-как выговорила та. – Он... он оскорбил меня!.. Он... он... А я все равно... люблю его.
У нее вмиг опухли и покраснели глаза и нос. Некрасивая, дрожащая, сквозь стиснутые зубы и рыдания она кое-как выпила и уткнулась Марине в грудь.
– Знаешь... – заикаясь от спазмов в горле, заговорила Надя. – Как мы танцевали! Как его забыть? Мы так танцевали... У меня до сих пор... кружится голова...
– Ну, убить его мало!
– Не говори... Я дома спать не могу! Эти стены, эта кровать... Все кружится... Меня тошнит.
– Тошнит?..
– Нет, просто вестибулярный аппарат уже ни к черту...
– Знаешь, клин клином вышибают! Плюнь на все и выходи замуж! Где этот твой поклонник?
– Какой?
– У тебя что, навалом их? Школьный! С которым к Крикалю приходили. Ты бы взглянула со стороны, как он на тебя смотрит! И все, между прочим, тебе прощает.
Надежда притихла на мгновение, потом спросила прерывающимся шепотом:
– Тебе показалось... он любит меня?
– Это очень заметно! Очень!.. Ты что, сомневаешься?
– Знаешь, сегодня Сердюк хотел сделать мне предложение... Третье по счету.
– И не сделал?!
– Я не позволила... Вдруг испугалась...
– Чего, недотепа?
Она попыталась перевести дух, но слезы не давали сделать это – еще давили горло. Глядя блестящими глазами в одну точку перед собой, она слово за словом, как шаг за шагом, до конца высказала то, что мучило.
– Однажды он сказал... Давно, еще на выпускном вечере... «Все равно ты будешь моей...»
– Так замечательно! Настойчивый, последовательный мужчина.
– И он сделает все, чтобы покорить меня. Не посмотрит ни на какие... условия, обстоятельства... Даже если я опущусь, стану падшей... Все равно возьмет.
– Ну, это вообще!..
– Не торопись... Сейчас он все прощает. А что будет, когда покорит? Когда завоюет?.. Я боюсь, Мариша.
Она кое-как подняла с пола яблоко и стала обтирать его ладошкой, глотая слезы.
– Пойдем, умоешься. – Марина повела ее в ванную. – А я тебе постелю...
Надежда шла как пьяная, голова у нее кружилась...
Она лежала в постели, а перед глазами продолжалось это кружение, медленно перетекавшее в сон, который снился Надежде каждую ночь.
Тот, первый, вечер в танцевальном клубе поразил ее воображение. Или, скорее, отравил...
Она танцевала во сне с Андреем. Скорее всего – классический вальс под музыку Шуберта, причем их кружение, казалось, ничто не ограничивало: ни зал, ни игра оркестра, ни время. Точнее, их танец был единственным, самым первым вальсом, по образу и подобию которого создали все остальные вальсы на земле. Но и сказкой это не выглядело, напротив, все было реально и осязаемо, потому что там, где они танцевали, все время присутствовала собака Надежды – фокстерьер, который недовольно их облаивал.
В какой-то миг Андрей подхватывал ее на руки, и Надя ощущала чувство полета, но опять-таки не оторванное от реальности, потому что все равно слышался этот лай, а они с Андреем завершали танец в постели.
Музыка незаметно смикшировалась, и остался лишь возмущенный лай пса за дверью...
Сон и явь путались, прорастали друг в друга. Андрей пытался разбудить Надежду: тихо смеялся, легонько трепал за нос и уши.
– Еще чуть-чуть, – попросила она.
– Вставай, на работу опаздываем!
Все плыло перед глазами, вместо Андрея перед ней почему-то оказалась Марина...
Потом они ехали в метро, и обе дремали. У Надежды из сумочки торчала кривая ручка мужского зонта, за которую цеплялись ноги пассажиров: вагон был набит до отказа.
На станции вывалились из дверей, встряхнулись, будто оттоптанные курицы, оправили перышки, высоко подняли головы и пошли, красивые, гордые и независимые.
Потом ехали в маршрутке по улице Королева – две важные и неприступные особы.