Дождь из высоких облаков
Шрифт:
– Тут личные вещи, теть Валь...
Старик бережно поставил коробку, налил водки.
– А что же твоя Надежда не выпила? – спохватился он. – Кто у вас за рулем? Ну-ка до дна!
Хотел еще что-то сказать, но покосился на жену и промолчал – может, чтоб не вызвать ее слез...
На пустой платформе «Соколово» сидел и скулил фокстерьер. Мелкий дождь собачьей тоске не мешал, а придавал содержания.
Но грохот электрички преобразил пса в одну секунду. Он заметался по сторонам, залаял в предчувствии громадного счастья.
Надежда вышла из вагона, раскрыла зонтик, и в тот же миг из мороси с заливистым лаем выскочил к ее ногам Граф.
Он присела, обняла собаку, заговорила радостно:
– Ты меня встречаешь, Граф! Почувствовал! Ах ты, мой родной пес! Соскучился по маме, да? Долго не приезжала?
Пес трясся от возбуждения, взвизгивал и мазал грязными лапами кожаный плащ.
Из темноты выступил отец в гремящем мокром дождевике и с длинной палкой.
– Ушастый все вечерние электрички встречает, – доложил он. – Каждый день сюда ходим... А ты сегодня даже с зонтиком!
Надежда поцеловала очень сдержанного на ласки отца, свернула свой зонтик и взяла пса на руки.
– Ты на лапы-то его посмотри!
– Ничего, отмоемся!
Потом, на даче, уже отмытый, Граф сидел на коленях Надежды, положив голову на стол, – ужинали втроем.
– Ты мне Швырева привезла? – вспомнил отец.
– В следующий раз обещали. Но зато нашла Маркеса.
– Уже хорошо... «Осень патриарха»?
– Нет, «Сто лет одиночества».
– Это я читал... Но еще раз не помешает.
– Пап, ты, может, переберешься домой? – безнадежно попросила она. – И сам будешь ходить в библиотеку...
– Перебраться? – вдруг спросил тот. – Надо подумать...
– Хотя бы на осень, пап. А то в деревне холодно, сыро.
– Что мне – холодно?
– В городе зимой лучше, печь не нужно топить!
– Печь топить – хорошо...
– А снег чистить? Когда заметет?
– Я ведь знаю, отчего ты меня уговариваешь, – не глядя на дочь, прямо сказал старик. – Тебе одной тоскливо в квартире сидеть.
– Тоскливо, пап...
– Поэтому дома не ночуешь?
Вопрос прозвучал довольно резко и неожиданно, Надежда насторожилась.
– Как ни позвоню ночью, так нет... – после паузы продолжал отец.
– А почему ты звонишь ночами? Не спится?
– Кому не спится, так это тебе. И где только носит? Или прячешься от кого-то? Телефон вечно выключен.
– Скорее от себя, пап...
– Все еще развязаться не можешь? С этим? – Он кивнул на телевизор. – С военным корреспондентом?
– Давно развязалась...
– Что же он звонит?
– Кому? Тебе?
– Мне, мне! Сегодня опять спрашивал... – Игорь Александрович постучал вилкой по столу. – Надежда! Не смей уводить чужого мужа из семьи! Я тебе не раз уже говорил: как ты поступишь с его женой, так поступят и с тобой.
Надежда обняла собаку, села рядом с отцом и положила голову ему на плечо – он даже не посмотрел в ее сторону, однако гнев угас.
– Папа... у меня две новости.
– Ну?
– Я увольняюсь из Останкино.
– Из-за него? – сурово свел он брови.
– Нет, по собственному желанию. Иван тут ни при чем.
– Достойное место нашла?
– Да, очень достойное. – Не поднимая головы, Надежда искоса посмотрела на отца. – Наверное, скоро выйду замуж.
– «Наверное, скоро...» – передразнил он. – Значит, не выйдешь.
– Выйду, пап, назло всем!
Он и бровью не повел – сидел, устало положив руки на стол.
– Почему же ты не спрашиваешь за кого? – поторопила его тяжкие думы Надежда.
– Знаешь, ты уже в таком возрасте, когда мне все равно за кого, – буркнул тот. – Лишь бы от твоего замужества никто не пострадал.
– На сей раз никто не пострадает, клянусь! – невесело рассмеялась дочь.
– Что же ты одна приехала? – не сразу продолжил отец. – Где он?
– Кто?
– Капитан твой.
– Капитан, наверное, воюет, – помолчав, нехотя предположила она.
На мгновение тень омрачила лицо Игоря Александровича.
– Почему опять «наверное»? Что за речь у вас? Ничего точно и определенно сказать не можете! А какова речь, таковы и мысли!
– Потому что я ничего о нем не знаю, – грустно объяснила Надежда. – С памятного апреля даже не позвонил. В общем, я тебе давно хотела сказать... Мы расстались с Андреем.
– Как это – расстались? – возмутился тот. – Ну, знаешь!
– Я его прогнала, пап. И сделала это по глупости. Надо было потерпеть, спрятать свое самолюбие. Теперь близко локоть...
– Погоди, за кого же ты собралась?
– За другого.
Отец долго молчал, мрачнея как грозовая туча.
– Тьфу... – сказал наконец. – Бестолковщина...
Встал, включил свет над верстаком в углу, взял наждачку и принялся шлифовать загнутый конец посоха, тем самым показывая, что разговор окончен.
– Пап, ты будешь доволен моим выбором, – напомнила о себе Надежда. – И не сердись... Илюшу Сердюка помнишь?
Он взглянул на дочь из-под бровей и недовольно отвернулся.
– Хоть за черта лысого.
– Пап, ну ты же понимаешь. – Ей хотелось помириться. – Мне двадцать семь. Сам говорил, давно пора рожать... Я знаю, тебе Андрей понравился. Но его нет! А потом, у него такая служба... Каждый день сиди и думай...