Дожить до вчера. Рейд «попаданцев»
Шрифт:
Подавив желание громко поинтересоваться, что за гуся они приперли, — конспирация как-никак, Куропаткин просто махнул рукой, показывая, что он на месте.
Пока «шалые коты», как он именовал про себя друзей, поднимались на второй этаж, Саша успел свернуть карту и привести себя в надлежащий вид, то есть накинуть мундир. Застегиваться он, впрочем, не стал — чай, не генерала с инспекцией встречает.
Первым в класс проскользнул Арт, вытянулся, щелкнул каблуками и, широко улыбнувшись, выпалил скороговоркой:
— На разъезде взяли путевого обходчика. Местный. Твердо стоит на большевистской платформе. Беспощаден к врагам Советской Родины. Вязки и тычки — для маскарада. Заводить?
— Погодь мальца. — Присев на парту, Саша вытряхнул из пачки немецкую сигаретку. — А чего он перекособоченный такой, если для маскараду?
— Вышло небольшое недопонимание, командир. Ну, я его и того…
— С ноги, что ли? — Проницательность проявить никогда не вредно.
— Так точно! — Антон вытянул из опрометчиво оставленной на парте пачки сигарету и тоже
«Опять Тоха инициативничает. Взял и на голом месте операцию по внедрению решил провести… А ведь только очухался. За ногу его, что ли, к столу привязать? А если в обрат посмотреть — удачи и соображалки ему не занимать. Может, и из этого обходчика-патриота чего ценного надоим. Хотя какой „может“? Он же обходчик — всю „железку“ верст на тридцать окрест знает!»
— Ты, товарищ старший лейтенант, сходи-ка пока за Сергеичем.
— Как скажете, товарищ большой начальник! — «Отличившемуся бойцу всегда необходимо поощрение». — Это нехитрое правило Александр усвоил, еще когда только стал командиром группы двадцать с лишним лет назад. И с тех пор старался его никогда не нарушать, как, впрочем, и другое: «Виновный должен быть всегда наказан». И пусть зачастую награда была не больше командирской сигареты или возможности немного попаясничать, а наказание не превышало трехминутного матерного «внушения», но правило есть правило.
— Иди уж, добытчик.
«А если по-честному, то немногие из нас так вросли в войну, как Тоха, — подумал Александр, глядя в спину подчиненному и другу. — И хамства дембельского в меру, и инициативы, и, если так в данном случае сказать можно, чуткости душевной. Песенки его, что уж тут скромничать, помогли хорошо. Да и помогают… А ведь раньше стеснялся, только в хоре рот открывал да после пары стаканчиков… Забавно все-таки, как передовая людей меняет. Хотя какая, к чертям, передовая? До „передка“ нам как до луны! Впрочем, если о переменах, то я и сам хорош, млин. Сейчас и вспомнить-то смешно о первых днях. С мостом у Боублей, тем, самым первым, лопухнулся так, что и сказать кому стыдно. Формулы-то саперные за давностью лет из головы выветрились, да и привык по службе с „ленточками“ пластита больше дело иметь и со всякими вкусностями из арсенала спецов конца двадцатого века, так что заряд в тот раз рассчитал не совсем верно. Точнее, совсем не верно. Красиво, конечно, когда досточки по округе, словно птицы, летают, но килограммов пять лишних как минимум тогда истратили. Но всего не упомнишь, тем более что и специализация в группе была другая. Это только в американском кино крутой спецназовец и „Боинг“ стотонный может без треволнений и посторонних советов мягонько посадить, и завод в щебень разнести, использовав пяток ручных гранат, и Брюса Ли на ринге запинать. В жизни так не бывает — у каждого свой конек. Слава КПСС — у нас уже свои таланты подрастают. Причем именно подрастают, а не на советских заготовках живут, вроде нас со Старым. Антошка, несмотря на внешнюю безалаберность, в неплохого штурмовика вырос, причем что руки, что ноги, что голова не из задницы растут. Ну, ноги… откуда положено, оттуда и растут… Алик тоже раздухарился — хоть сейчас аналитиком в штаб дивизии сажай, а то и армейский… Да и „местные“, стоит признать, стадию слаживания уже прошли…»
— Что тут стряслось? — Бродяга нарисовался на удивление быстро.
— Местного обходчика добыли.
— Решил все-таки за «железку» взяться?
— Ну не все же курортничать! Да и сам про первую заповедь командира помнить должен.
— Я, Саш, и не спорю. Что Тотен про обстановку говорит?
— Муть и туман. По срокам Гудериан вроде на юга податься должен, а из имеющихся данных хрен поймешь. Да и Гитлер от огорчения мог ту директиву не подписать, а торжественно от нее погребальный костер Генриха запалить.
— Ну, костер мы ему так и так устроили.
— Это точно, — Куропаткин усмехнулся. — Но на охоту сходить охота! Что по поводу местного «бугра» сказать можешь?
— Сука он редкостная. Немцев обожает до визга и мокрых штанишек. Городской, не местный. Какие у него завязки в райцентре есть, сказать пока не могу — всего день стоим.
— Ну, значит, надо и на эту тему железнодорожника этого поспрошать.
— Обязательно! Зови давай! — И Шура-два подвинул стул так, чтобы лицо человека, которого на него посадят, было как следует освещено лучами яркого летнего солнца.
Глава 10
Вспоминает Олеся Ефимовна Мещерякова, заслуженный учитель РСФСР.
Первого немца мы в нашей глухомани увидели в августе месяце… Да, точно, во второй половине августа! У нас в Дубно они и не появлялись до этого, даже когда на Могилев наступали их и не видели. Только нового бургомистра вместо председателя совхоза поставили и дальше на восток покатили. Пару недель вообще все почти как до войны было, разве что радио не играло и где-то за лесом бухало страшно. Ну мы и осмелели, на ту сторону, в Загатье, ходить стали, но сторожко, конечно, родители за нас боялись. А нам и страшно, и интересно. А что вы хотите, молодые да дурные, ветер в голове посвистывает.
Надо сказать, что мы, в общем-то, не местные были, нас так «городскими» и называли. Я же в Минске в педучилище училась,
Числа двадцатого, сейчас точнее и не вспомню, решили мы на ту сторону, в Загатье, сходить и на оккупантов посмотреть. Галка отговаривала, конечно, но все-таки мы ее уболтали, да и Молчанова на дядьку своего сослалась — он у нее человек известный в округе был. Путевой обходчик как-никак. Хотя он-то нас как раз и начал отговаривать, когда мы на станцию пришли. Но кто же в восемнадцать лет старших слушает?
С другой стороны, страху он на нас навел, надо признать. Так что для начала мы решили присмотреться и в Загатье с другой стороны зайти. А что? Тропинки нам все знакомые, а немцу — чужие. Вот и случилось, как в поговорке, где дурная голова ногам покою не дает. Как раз на дороге, что из Долгого в Загатье ведет, нас и перехватили.
Помню, меня тогда удивило, что вроде немцы-то и не прятались, да и исподнее обычно далеко видно, а заметили мы их, когда бежать уже поздно было. Мы поначалу рванулись, конечно, но потом Галя как закричит: «Пулемет!» Так и встали, словно ноги к земле приросли!
А немец, он как раз пулемет этот в руках и держал, улыбнулся нам и на ломаном русском попросил не бежать, а то, мол, ему очень не хочется стрелять в таких красивых девушек.
Деваться нам, сами понимаете, некуда, тем более что из зарослей еще один солдат вышел и точно на ту тропинку, по которой мы пришли.
Вы знаете, несмотря на неожиданность, тогда они мне совершенно не показались страшными! Молодые парни, один, правда, сильно старше нас — лет двадцать пять ему на первый взгляд было. Но ничего пугающего, признаюсь, я не увидела. Обычные ребята — когда к нам в Дубно летом в лагеря красноармейцы приезжали, точно так же выглядели. Наши, пожалуй, и поопрятнее будут. По крайней мере, в майках не расхаживали.
Удивительно, но мы разговорились — уж больно старший немец хорошо русский знал. Слова, конечно, коверкал, падежи путал, не без этого, но все понимал и практически не сбивался. И чего уж тут скрывать, кадрил нас настойчиво — я даже оторопела, когда поняла. Сейчас-то понимаю, дело такое, солдатское, а тогда обалдела…
Москва, улица Горького. 22 августа 1941 года. 14:08.
— Павлуша, давай начистоту! — В машине они с Серебрянским были одни, если не считать водителя, так что на подобное нарушение субординации внимание можно было не обращать. — Мне кажется, что их надо вытаскивать сюда как можно скорее. Как от диверсантов, от них толку в настоящий момент немного — если все, что они наворотили за последние два месяца, хоть наполовину правда, поиздержаться группа должна была сильно. А вот за содержимое их голов я б и ноги не пожалел. Опять же, опыт положительный имеется — этому майору и припасов подкинули, и людей забрали. — По привычке к конспирации старый диверсант при посторонних говорил, не называя ни имен, ни названий.
— Все это так, Яша, спорить не буду. Но и уверенности у меня нет. Вытаскивать, а потом опять забрасывать? Сам же знаешь, большие проблемы с переброской групп в немецкие тылы. Что ни заброска, то либо не туда, либо невовремя. А эти уже там сидят, сеть развернули. ПэЭф устал спасибки нам говорить.
— Да с чего ты про сеть взял, а? Если меня чуйка не подводит — они данные в основном из трофеев и пленных добывают. Ну и маршрутничают [43] помаленьку. Судя по этим бумагам, — Яков похлопал по портфелю, в котором покоилась забранная у экспертов «синяя тетрадь», — в том, кто есть кто у немцев, они петрят дай боже! Следовательно, проблем с распознаванием частей у них быть не должно. Черт! — Последнее восклицание к делу не относилось, а вырвалось совершенно непроизвольно, поскольку «эмка» внезапно сильно вильнула, практически встав поперек дороги. Взвизгнули тормоза, но этот звук потерялся на фоне отчаянных матюков шофера.
43
Способ сбора разведывательной информации, когда агент проводит наблюдения, передвигаясь по определенному маршруту. Впрочем, маршрутничать могут не только разведчики, но и контрразведчики.
— Что там?! — вцепившись в спинку переднего дивана, заорал Судоплатов.
— Колесо пробило! — вывернув руль в сторону обочины, прошипел водитель.
— Ну, ерш твою медь! Главная улица столицы, и гвозди разбросаны! ОРУД-то [44] куда смотрит?! — потерев плечо, которым он чувствительно приложился о дверцу, посетовал Яков.
Машина действительно встала, не доехав буквально пару десятков метров до площади Белорусского вокзала.
44
ОРУД — структура в системе МВД СССР (Отдел по регулированию уличного движения), занимавшаяся непосредственно регулированием движения. В мае 1931 г. при управлении РКМ Москвы был образован полноценный отряд регулирования уличного движения — ОРУД. Начальником его был назначен депутат Моссовета Борис Михайлович Соколов, а старшим инспектором — Василий Сергеевич Чугунов.
ОРУД и ГАИ свели в одну в 1961 г… Но и после объединения сохранялось название РУД-ГАИ.