Драгоценность, которая была нашей
Шрифт:
— Ну?
— Сердечный приступ. Острая сердечная недостаточность.
То же сказал Суейн.
Морс медленно кивнул.
— Непонятно только, какого черта ты заставил меня притащиться сюда, чтобы подтвердить очевидное? Кстати, где тут выпивка?
Морс с неохотой указал на буфет.
— Ты ведь за это не платишь, а?
— Чего бы ты выпил?
— Ничего, Морс, я же при исполнении.
— Ну, смотри.
— А как оно, ничего? Можно пить?.. Виски?
Морс встал, плеснул немного виски в пластиковый стаканчик и протянул Максу.
— Ты абсолютно уверен, Макс...
— Послушай, а ведь недурная штука, правда?
— ...о времени наступления смерти?
— Между половиной пятого и четвертью шестого.
—
Никогда еще Морс не слышал от этого полицейского врача-горбуна ничего похожего на такое категорическое заключение.
— А как это ты?..
— Горничная, Морс. Сказала, что бедняга-старушенция поднялась к себе в половине пятого, причем на своих двоих. А потом твои люди сообщили мне, что горячо любящий муж нашел ее в четверть шестого. — Макс сделал хороший глоток «Гленфидича». — Ведь мы профессионалы, Морс, мы ведь такие, что мимо нас ничто не проскользнет.
Он допил виски и от удовольствия причмокнул.
— Еще?
— Ты что... Я же все-таки на службе... И между прочим, собираюсь на прекрасный ужин в веселой компании.
В голове Морса звякнул колокольчик:
— Не на тот ли пир, куда устремился этот тип?
— На тот самый, Морс.
— Он тут, в гостинице, работает доктором.
— Лучше скажи мне чего-нибудь, чего я не знаю.
— Я имею в виду, что он осмотрел миссис Стрэттон, только и всего.
— И ты не очень ему веришь.
— Не очень.
— А мне говорили, что он совсем неплохой знахарь.
— Честно говоря, мне показалось, что он немного того...
— Чуток membrum virile? [5] Знаешь, иногда ты попадаешь в точку... Может быть еще на дорожку, а, Морс?
— Ты его знаешь?
— Еще бы. И в данном случае ты совершенно в пролете. Он не просто... Нет, лучше выразиться по-другому — большего олуха во всем Оксфорде не сыскать.
— И все-таки она умерла от сердечного приступа?
5
Мужской член (лат.).
— Несомненно! Так что не ищи здесь никакой чепухи. И это говорит тебе не какой-нибудь Суейн, Морс, а я.
Когда десять минут спустя Макс отбыл на ужин Британской медицинской ассоциации, Морс совершил то, что на языке политиков называется поворотом на сто восемьдесят градусов. И к тому времени, когда в комнату вошел Льюис и следовавший за ним по пятам доктор Теодор Кемп, Морс уже знал, что ошибся в своих первоначальных выводах. Совпадение кражи и смерти (в любом порядке) нередко бывает чистой случайностью.
Но только не в данном случае.
Конечно же Льюису придется всех допросить — или большую их часть. Но это зависит от Льюиса. Что до него самого, то Морс ничего так не желал, как поскорее вернуться в свою холостяцкую квартиру в северном Оксфорде и еще раз прослушать вторую часть брюкнеровского Концерта № 7.
Но с одним-двумя из них нужно будет побеседовать.
Глава одиннадцатая
История. Описание, чаще всего лживое, действий, чаще всего маловажных, совершенных правителями, чаще всего плутами, и солдатами, чаще всего глупцами.
С первого взгляда Морс отнес Кемпа к разряду людей, кичащихся тем, что они оксфордцы, но вместе с тем отдавал себе отчет, что может снова промахнуться. Бородатый, на вид сообразительный мужчина неприятно привлекательной наружности (лет за тридцать — приблизительно в возрасте Шейлы?), присевший только после того, как смахнул носовым платком пыль с предложенного стула, очевидно, был уведомлен (Шейлой?) или слышал краем уха (толки неизбежны) о том, что произошло. На иных могло бы произвести неприятное впечатление то, что он шепелявил. Только не на Морса.
— Абшолютно бешценный, иншпектор!
— Не могли бы вы рассказать нам поподробнее о Волверкотском Языке, сэр?
Кемп оказался во всеоружии. Открыв черный портфель, он вытащил кипу голубоватых листков и вручил по одному, протянув через стол, Морсу и Льюису.
ВОЛВЕРКОТСКАЯ РЕЛИКВИЯ
За последнее столетие с небольшим археологи и историки познакомились с великолепным мастерством ремесленников позднесаксонского периода, особенно сенсационной была сделанная в 1931 году находка золотой Пряжки в Волверкоте. Эта находка стала еще более ценной после того, как обнаружилось, что она полностью совместима с Языком, имеющим сертификат подлинности и находящимся в коллекции некоего Сайруса К. Палмера-младшего, гражданина города Пасадена, Калифорния. Эмалированный в технике клуассон грушевидный Язык оправлен массивным золотом, украшен стилизованным орнаментом филигранной работы и (первоначально) тремя крупными рубинами. Он с удивительной точностью подходит к эшмолеанской Пряжке. Если обратиться к другим доказательствам их идентичности, достаточно вспомнить о древней надписи на Языке (АЛ/ФРЕД [6] МЕКНЕ/Х1 ГЕВИР/КАН), которая по конфигурации букв и гравировке идентична надписи на золотой Пряжке, в которую (как единогласно утверждают эксперты) когда-то вставлялся Язык.
Благодаря филантропическому жесту мистера Палмера и великодушию его супруги миссис Лауры М. Стрэттон Язык вскоре вновь соединится с Пряжкой. Как утверждает доктор Теодор Кемп из Эшмолеанского музея, большой проблемой остается установление подлинного предназначения этого прекрасного произведения искусства, которое отныне будет известно под названием «волверкотская реликвия». Остается загадкой, была ли эта Пряжка частью какого-то королевского одеяния или служила каким-то символом, а может быть, использовалась в ритуалах. Единственно, что можно сказать со всей определенностью, это то, что волверкотская реликвия — Язык с Пряжкой, наконец-то так счастливо воссоединившиеся, будет числиться среди самых прекрасных сокровищ Эшмолеанского музея.
6
Альфред Великий (871—901 гг. н.э.). (Более подробно см. «Ремесленное искусство Южной Англии в период до завоевания. Кемп Теодор. Бабингтон пресс. Июнь, 1991.)
— Это вы написали, сэр? — поинтересовался Морс.
Кемп горестно кивнул. Все пошло прахом, все отменено (как сразу понял Морс), и уже подготовленная во всех деталях церемония, и презентация, и пресса, и телевидение. О Боже!
— Даты королей и королев мы учим и школе, — сказал Морс. — Плохо, что начинаем только с Вильгельма Первого.
— Нужно начинать много раньше, инспектор, много, много раньше.
— Э, что касается меня, то я только так и поступаю. — Морс пристально посмотрел на мертвенно-бледное лицо человека, сидевшего напротив него. — Что вы делали сегодня между половиной пятого и четвертью шестого, доктор Кемп?
— Что? Что я делал? — Он затряс головой, словно человек, потерявший рассудок. — Вы... вы не можете этого понять, чештное слово! Вошмошно, я занимался чем-то таким... там. — Он неуверенно повел рукой в сторону Эшмолеанского музея, находившегося позади Морса. — Не знаю, и все. И мне наплевать!
Он вдруг схватил пачку листков и с неожиданной для Морса злобой порвал их пополам, а затем швырнул на стол.
Морс не стал его задерживать.
Кемп оказался вторым за этот вечер свидетелем, который, мягко говоря, не проявил рьяного желания ответить на единственный относящийся к делу вопрос, заданный ему.