Драко Малфой и Невозможное счастье
Шрифт:
Огромное никак не помещалось в груди. Гарри попытался вздохнуть, и тогда огромное надавило на его глаза. Он отчаянно сморгнул и запрокинул голову. Руки Драко легли на его бедра и притянули ближе. Совсем близко. Ладони Гарри скользнули по лопаткам в почти неосязаемом пушку, до талии, и остановились чуть ниже. Драко дышал выдохами Гарри. Слегка кружилась голова.
— Ты почему плачешь?
Гарри не столько услышал эти слова, сколько ощутил их у себя во рту. Он прижался теснее — стало почти больно.
— Я тебя люблю, — сказал он так, словно
Долго, почти невыносимо долго тянулся поцелуй. То нежно, почти робко, то лениво, то яростно и страстно, почти переходя в укусы. Каждый вздох становился всхлипом, каждый выдох — стоном. Не прекращая поцелуя и не разжимая объятий, словно вросшие друг в друга губами и кожей, они упали на кровать.
От толчка голова Гарри запрокинулась, и губы юношей разомкнулись. Драко впился ртом в словно специально подставленную для поцелуев шею.
— Люблю тебя… — выдохнул Гарри. Горло Драко перехватило; что-то неразборчиво простонав в губы Гарри, он сплел их пальцы и сильно, стремительно и властно вошел в тело своего… возлюбленного? Любовника? Мужа?
— Мой… — на вдохе. — Мой! — на выдохе.
— Твой… — жаркий шепот. — Твой! — отчаянный стон…
Потом они лежали на кровати, взмокшие и усталые. Драко рассеянно дул в растрепанные волосы Гарри.
— Нам надо вставать, — прошептал он. Теплое дыхание Гарри касалось его руки.
— Зачем?
— Нам ехать. К морю, ты же хотел… Свадебное путешествие…
— Сейчас встанем. Только полежим… еще чуть-чуть…
И конечно, они уснули. И будил их стук в дверь, и это была Паркер, и она была недовольна… а кто видел довольную Паркер? Возможно, это еще большая редкость, чем довольный Снейп… Они спешно одевались в найденные в комнате вещи Гарри, и Драко хихикал, попадая двумя ногами в одну штанину, Гарри ругался, пытаясь найти носки, а Паркер кипела за дверью.
У крыльца Имения ждали мотоцикл и серые от бессонной ночи, но довольные гости. Под напутствия и поздравления юноши оседлали черное чудовище, Драко завел мотор, и мотоцикл, промчавшись по гравиевой дорожке, взмыл в небо. А за ним — огненно-красный дракон. Вставало солнце, и ящер цвета раскаленного металла приветствовал его древним танцем своих предков.
Черно-белая фотография по-прежнему лежала в столе. Вещи Гарри висели на плечиках в шкафу его комнаты. Бывшей гостевой. Ни один гость больше не будет в ней жить.
Возможно, все это следовало сложить в большие коробки и вынести вон из дома. Раздать бедным. Или сжечь на заднем дворе. Возможно, когда-нибудь Драко именно так и сделает.
Теперь на безымянном пальце левой руки у него два кольца. Дракончики с потухшими глазами — изумрудными и алмазными — лежат, сплетясь, как мертвые осенние листья.
История четвертая. Несколько песен о любви
Так много песен порохом живет во мне -
Ты не
А о тебе еще никто не пел -
Ты не вернешься
Гроб зарывали, с гулким грохотом бросая землю на крышку. Гроб был пуст, и потому звук получался именно таким. В гроб было нечего класть — почти нечего. От великого Гарри Поттера осталась кисть руки, и ее сожгли. В гробу лежал пепел, а рядом с могилой стоял тот, кто предпочел бы развеять этот пепел по ветру.
Хорошо бы вместе с ним сжечь и развеять память…
Гермиона Грейнджер думала, что это будет еще одна песня о любви.
Но гроб должен был быть. Иначе что покрыли бы флагом с гербом Школы Чародейства и Волшебства «Хогвартс», и еще одним, Знаменем Авроров; над чем исполнили бы гимн, принятый в волшебном мире, и дали залп из волшебных палочек, и перечислили подвиги Мальчика-Который-В-Этот-Раз-Не-Выжил; куда положили бы его ордена; к чему созвали бы журналистов?
Кому только это нужно?
Удивительно, но Гермиона не чувствовала горя. Собственно, она вообще ничего не чувствовала, кроме холодного мартовского ветра, пробиравшего до костей. Кой черт ее дернул надеть платье? Как будто у нее мало черных брюк…
Она устала. От похорон, от черного цвета, от застывшего малфоевского лица… За весь день он ни разу не изменился в лице — Гермионе начало казаться, что теперь эта маска останется при нем навсегда. Только когда гроб опустили в могилу, он чуть повернулся к стоящей рядом Гермионе и тихо сказал: Слава Богу, скоро это закончится…
И она была с ним согласна. Нет ничего глупее, чем похороны, когда даже нет тела. Как поверить, что человек умер, если ты не видел его мертвым? Гермионе казалось, что она принимает участие в каком-то фарсе, представлении или даже репетиции. Репетиции похорон. В самом деле, если бывают репетиции свадеб, почему бы не быть и репетициям похорон?
Первым к могиле, чтобы бросить ком земли, подошли Драко и она. Потом Сириус, Рем, Волчонок. Потом Снейп. Потом Уизли — первой Молли, последней — Блэйз Уизли, старшая дочь Чарли и Блэйз. Потом Шеймус. Завершали цепочку близких обе Сольвейг — сначала старшая, потом младшая. А за ними потянулись сослуживцы и некоторые из бывших однокурсников. Но Гермиона уже не видела их, потому что смотрела на Сольвейг. Паркер, как сейчас все ее звали — чтобы не путать с дочерью Драко и Гарри.
Кто сказал, что воспоминания утешают? Кого они могут утешить? Вот стоит он, бледный, платиновые волосы утратили блеск — разве воспоминания утешат его? А ведь у него их столько счастливых… гораздо больше, чем у нее. Хватило бы на сотню Патронусов…
Правда, Сольвейг жива… Но что за радость…
Гермионе немедленно захотелось спросить у Драко, а не предпочел бы он, чтобы Гарри был жив, даже если бы он, Гарри, ушел от Драко? Но это было бы жестоко, она понимала…
Эта дилемма стоила того, чтобы стать еще одной песней о любви.