Драко Малфой и Солнечный путь
Шрифт:
— Не боишься? — спросил Драко.
— Чего?
— Не знаю. Я спросил.
— Куда мы едем?
— Секрет.
— Почему?
— Потому что сюрприз будет испорчен.
Гарри кивнул. Тогда Драко нажал на что-то у основания руля, и Гарри понял, что мотоцикл — это портключ.
Он ненавидел портключи. Ничего хорошего в жизни они Гарри не принесли. Гарри не мог дождаться, когда же он ему можно будет учиться аппарированию, чтобы иметь возможность переноситься туда, куда он хочет, а не Бог знает куда. И тогда он, возможно, наконец сможет прикасаться к мелким и невзрачным на вид предметам и анонимным
— Где мы?
Здесь уже сгустились сумерки, и стылая дрожь пробирала до костей. Кажется, они перенеслись гораздо севернее Лондона.
— Недалеко от границы с Шотландией.
— Имение расположено на границе с Шотландией?
— Ты думаешь, я везу тебя в Имение?
— Разве нет?
Ответом ему было холодное молчание и прямая, твердая, будто каменная, спина.
— Ты мне не доверяешь, Поттер, — произнес наконец ледяной голос.
— Я всего лишь спросил, где мы, — буркнул Гарри. — Я думал, мы едем к тебе домой. Это не обязательно должно означать предательство.
— Никто и не говорит и предательстве, — ответил Драко, взводя мотор. — Предать можно только друга, а ты мне не друг.
Гарри пожал плечами и кивнул, но на Драко все эти телодвижения не произвели ни малейшего впечатления — он, строго говоря, даже и не видел их.
Малфой, конечно же, был прав. Они действительно не друзья. Но и Гарри сказал правду — у него больше не было оснований не доверять Малфою. Тот вытащил его из лап дементоров, и едва не погиб при этом сам.
Гарри, конечно, мог бы сказать, что так не поступают с теми, кого не числят своими друзьями… Но тогда он был бы вынужден выяснять, зачем Драко спас ему жизнь. А ему не хотелось. То, что было, стало закрытой темой, хотя они даже и не обсуждали это. Просто Гарри понял, что на прошлое наложено вето, когда вернулся в Хогвартс в начале июня.
Там, где его держали, ему постоянно снились кошмары — наверное, давала о себе знать клаустрофобия, заработанная в детстве в чулане под лестницей. Из ночи в ночь ему снились дементоры — он наблюдал словно со стороны, как черная тень наклоняется над ним, готовясь сдвинуть капюшон. Могильный холод забирается под кожу… Он видел собственное лицо, черную повязку на глазах, связанные руки. Он видел, как дементор наклоняется все ниже и ниже, и когда он начинал стягивать капюшон, Гарри понимал, что жертва — не он, а Драко.
Он просыпался с криком.
Он просыпался и не спал остаток ночи, вновь и вновь прокручивая в голове события этого проклятого дня.
Поцелуи и объятия Драко, его бредовая затея с Всеэссенцией, обморок… Он пришел в себя в малфоевской карете — он понял, где находится, когда увидел в свете ранних солнечных лучей, пробивающихся сквозь неплотно задернутые занавески, герб Малфоев над передним оконцем, герб, который он уже видел на носовых платках и книгах Драко. Еще в этом неясном свете Гарри разглядел, что на нем другая одежда, а в кармане мантии нашарил палочку. Не свою, чужую, но знакомую палочку. Тринадцать дюймов, эбеновое дерево, кровь дракона. Это была палочка Драко. И руки, державшие ее, были руками Драко.
Что было дальше, Гарри помнил не очень хорошо. Он выскочил из кареты, куда-то побежал, налетел на человека, от которого сильно разило спиртом… Смутно знакомый, этот человек что-то лопотал,
Потому что сейчас это был Драко. Когда Драко умер, Гарри пошел за ним — и он знал, что если Драко потеряет свою душу, ему, Гарри, придется снова пойти за ним — пойти к дементорам и отдаться им добровольно, и тогда жертва его возлюбленного будет напрасной.
Он вызвал к жизни самое счастливое воспоминание, которое у него когда-либо было — он вспомнил, как белые волосы Драко отражали свет камина, как струилось в крови вино, смешанное с Признавалиумом, как тепло касались ладони Драко его тела, какими пасмурными и прекрасными были глаза его возлюбленного, и как тек его напевный голос, декламирующий:
В Арверниэне свой корабль Сооружал Эарендил На нибретильских берегах Он корабельный лес рубил Из шелкового серебра Соткал, сработал паруса И серебристые огни На прочных мачтах засветил А впереди, над рябью волн Был лебедь гордый вознесен, Венчавший носовой отсек…И вспомнил, как под этот напев сквозь сон ему виделись колышущиеся верхушки корабельных сосен, серебристо-белые, как волосы Драко, паруса стройного корабля, резной лебедь, и сам корабел на носу своего детища, высокий и стройный, со струящимися по ветру волосами цвета лунных лучей, снега или платины, с серыми, как туман, глазами, с изумрудом на груди и сияющим алмазом в волосах.
— Экспекто Патронум!
И Сохатый, ринувшийся на помощь своему сыну, тоже был серебристо-серым, как лунные лучи и туман.
Потом Гарри стоял на коленях и неистово целовал холодные, едва дышащие губы, слышал спешные шаги и сердитые голоса, и низкий голос Снейпа над ним произнес:
— Драко, позволь ему помочь.
Гарри расхохотался и смеялся, пока не заревел. Его подняли на руки и понесли, а он предпринимал слабые попытки вырваться и приговаривал:
— Не оставляйте его одного. Не оставляйте его одного.
Впрочем, этого они уже не помнил. Это ему рассказал Дамблдор много позже.
Вот так все это было А потом кошмар стал иным. Гарри снова был самим собой — тем, над кем склонялся дементор, готовясь для поцелуя, и глаза Гарри не были завязаны. Черная голова оказывалась вплотную, капюшон слетал — и перед Гарри представало лицо Драко. Драко Малфой приближал свои губы к гарриным, чтобы выпить его душу поцелуем. Глаза его были холодны, рот кривился в насмешливой и жестокой усмешке, лицо — белое и прекрасное — казалось нечеловеческим.