Дракоморте
Шрифт:
Йеруш начал было рассказывать Илидору про местную транспортную систему, которая работала с середины весны, когда буйное сокодвижение в деревьях подуспокаивалось, и до середины осени, когда растительность впадала в спячку. Старолесцы приспособили для перемещений кряжичей-мутантов, которые «спелись под землёй с какой-то малахольной грибницей», выросли высоченными, гибкими и с толстенными соконосными ветвями. Йеруш пытался изобразить лицом, каким образом местные жители перемещаются внутри этих ветвей вместе с движением древесных соков, а дракон хохотал и утверждал, что Найло
Кряжичи над головой дракона ужасно раскряхтелись, и в конце концов одно из деревьев с особо сварливым треском уронило на голову Илидору прошлогоднее гнездо птицы-падалки. Из гнезда на голову и плечи дракона высыпались кусочки бело-голубой скорлупы, что вызвало неуёмный восторг Найло и настоятельную просьбу бесить кряжичей почаще. После этого в самого Йеруша полетел древесный гриб, и теперь уже дракон развеселился, а потом хохотали оба, поскольку что может быть веселее, чем сидеть в окружении сварливых древних деревьев в странном лесу и ожидать путешествия по новому и очень удивительному лесному миру? Будь он даже дважды опасным.
Ведь по-настоящему ужасен не тот мир, в котором опасно, а тот, который не собирается тебя удивлять.
Илидор потянулся, со вкусом выгнул спину, вытянул руки вверх и вбок, и тело его как-то удлинилось, словно кошачье, словно в позвонках у дракона были пружинки, которым он сейчас позволил разжаться и поднять, поднять себя чуть выше к небесам.
— Му-э-э, — промурчал-выдохнул Илидор, глядя жадным взглядом в просвечивающее сквозь листву небо над своей головой, и крылья встрепенулись, задрожали в ожидании.
— Эй, нет, дракон, нет-нет, не вздумай! — Йеруш сделал страшные глаза, то есть ещё более страшные, чем обычно, и указал ими на Мажиния, который собирал в корзину последних маленьких хорошечек, а потом на Фодель.
Жрица уже обошла синее озерцо и уселась на пригорок слева на бережку: спина прямая, складки голубой мантии красиво разложены вокруг, голова поднята-развёрнута к воде.
— Да я не собирался, — Илидор вскочил. — Друг Храма, человечья ипостась, бу-бу-бу, бе-бе-бе. Я помню-помню, жрецы просили оставаться человеком, ду-ду-ду, зу-зу-зу, и мне ни в коем случае не нужно превращаться в дракона и летать… когда они смотрят.
— Это не игрушки, тупой дракон! — воскликнул Йеруш.
Но Илидор, делая вид, что не замечает встревоженного взгляда Найло, бодро заскользил-понёсся к пригорку, на котором сидела Фодель. Крылья мелко трепетали за спиной дракона, глаза сияли, бросая отсвет на ресницы, и себе под нос Илидор неосознанно (или очень даже осознанно, кто его знает) мурлыкал волнующе-закатно-обещающий мотив.
Рохильда подошла к Найло так тихо, что он едва не заорал, увидев краем глаза колыхание её голубой мантии. Глядя на Илидора, скользящего к Фодель, бой-жрица хрипло проговорила:
– Напрасно водишься с драконом. Опасно это. Ты неужто сам не понимаешь, как опасно? Неужто за границей Старого Леса не знают о драконах?
Найло
– Расскажи мне, – попросил эльф, глядя на жрицу снизу вверх.
Она заколебалась, стиснула ладони, открыла и закрыла рот. Покачала головой, и Йеруш досадливо скрипнул зубами.
– Дружить с драконом – то большая опасность, – только и сказала Рохильда. – Не хочу, чтобы ты был в опасности.
Развернулась и ушла к вырубке, печатая шаг. Найло снова досадливо скрипнул зубами.
Илидор вернулся в палатку Йеруша лишь после полуночи, и эльф, приоткрыв один глаз и высунув нос из-под одеяла, назвал золотого дракона коварным везучим порочным невыносимым змеежопым засранцем.
Глава 9. Отдаться стихии
Йеруш проснулся и собрался очень тихо, потому Илидор даже не смог бы сказать, что его разбудило. Просто, как только Найло вышел из палатки, золотой дракон ощутил тревогу и открыл глаза.
За неплотно сдвинутым пологом серело предрассветное небо. В щель сочился прохладно-колкий утренний воздух, нёс запах грибов и влажной от росы листвы, и от этого прохладного воздуха хотелось немедленно свернуться клубочком, накинуть одеяло на голову и заснуть снова, тихонько урча.
Но тревога щекотала золотому дракону шею, прогоняла сонную рассеянность, потому Илидор сел, потёр щёки ладонями и некоторое время моргал на полосу света, силясь понять, какой кочерги его подбросило ни свет ни заря. Снаружи что-то тихо позвякивало — видимо, Найло расставлял свои пробирки с водой в держателях. Чувство тревоги сдулось, Илидор потянулся, зевнул «Ау-ы-ы-у», достал в потягушках до кармашка своего рюкзака и вытащил кусочек кислой сосательной смолы. Закинул его в рот, сел, пригладил волосы, ещё раз посмотрел на щёлку света снаружи и осторожно, словно полог мог сказать «Гав!» и укусить, выглянул наружу.
Холодный воздух сонного утреннего леса бросил мурашки на голые плечи, и дракон, воскликнув «Бр-р!», отпрянул обратно в палатку, схватил сложенную на рюкзаке одежду, спешно полез в рубашку и штаны, путаясь в рукавах и штанинах и едва не распоров сделанный позавчера шов.
Когда Илидор, наконец, выбрался на четвереньках из палатки, Йеруш уже подготовил свои утренние экспериментальные пробирки и ушёл к озеру. Дракон, ёжась от утренней прохлады, тихонько потопал следом, собираясь улучить момент, чтобы выскочить из-за спины Найло с каким-нибудь дурацким восклицанием.
Йеруш подошёл к синему озеру. Встал на берегу, чуть раскинул руки, чуть запрокинул голову, вытянулся струной, слегка приподнявшись на носках, и замер. Это было совсем нетипично для Йеруша — вытянуться струной и стоять, молчать, глубоко дышать, смотреть вдаль, так что Илидор смешался и сначала замедлился, а потом вовсе остановился шагах в двадцати за спиной эльфа. Найло некоторое время стоял так, лицом к озеру, в полнейшей тишине, стоял и глубоко дышал, чуть закинув голову, чуть покачиваясь из стороны в сторону и едва заметно подрагивая пальцами.