Дракоморте
Шрифт:
Солнце тускнеет и светит на Йеруша вполсилы, словно стыдясь, что приходится тратить своё уютное тепло на такую бестолочь.
— Что ещё за Ябир Бузай? — мать раздражённо отодвигает тарелку, отец смотрит на Йеруша так сложно-задумчиво, словно до сих пор не знал, что его сын разговаривает, и Йеруш понимает, что правильного ответа на вопрос матери не существует.
Но он очень-очень хочет объяснить, как ужасно важно разрешить ему пригласить в гости Ябира, а вдруг родители разрешат, вдруг на это есть хотя бы малюсенький шанс, потому Йеруш начинает тараторить, чтобы рассказать
— Ябир — мой приятель, ну, мы у фонтана познакомились, когда в банк ездили, помните, мы тогда долго ждали папу, мы с Ябиром разговорились, он хороший, я уже был у него в гостях, у него есть набор корабликов, прям как настоящих, прям как в Ортагенае, но у Ябира в саду нет пруда, а без пруда мы запускаем кораблики только в тазу, это большой таз, красивый и звенит, у него водоросли растут на донышке, но если бы Ябиру можно прийти к нам в гости с корабликами…
— Йер, всё, хватит, хватит, да умолкни же, наконец! — Мать прижимает пальцы к вискам. — Какой же ты громкий! Какой ты неуёмный! Почему ты всё время тараторишь? У меня голова от тебя болит!
Она машет рукой, словно отгоняя муху: показывает, чтобы Йеруш ушёл, и снова сжимает пальцами виски. Она не смотрит на сына, и он понимает, что снова повёл себя как плохой, плохой, плохой, неудобный, неуместный ребёнок.
— Скажи, Йер, почему тебе обязательно нужно возникать повсюду и всё портить? — устало спрашивает отец и бросает на стол салфетку.
Йеруш знает, что правильного ответа на вопрос отца не существует. Йеруш испортил родителям обед и настроение. И он не сможет пригласить Ябира в гости, чтобы пускать кораблики в пруду с красно-жёлтыми рыбками.
А ведь он обещал Ябиру гости и пруд. И зачем он обещал до того, как спросил родителей? Почему он такая бестолочь?..
— Напрасно Юльдра верит дракону, напрасно, — Рохильда трясла пальцем перед носом Найло. Он моргнул и вывалился в реальность. — И тебе не след доверять дракону!
Йеруш наклонил голову, подставил под ухо собранную ковшиком ладонь. Похлопал ею, вытряхивая из головы воспоминание, словно затёкшую воду. Воспоминание сказало, что оно ещё не раз вернётся, как всегда, и Йеруш зашипел на него.
— Не водись больше с драконом! — Назидательный палец снова ткнулся едва ли не ему в нос. — Опасно тебе быть рядом с ним!
— А чего сразу мне опасно? — огрызнулся Найло, ещё не полностью вернувшийся в реальность из своих воспоминаний. — А чего не Фодель? Ей можно с драконом теши… тетешчи… как ты это сказала?
Рохильда укоризненно покачала головой: как, дескать, ты не понимаешь таких простых вещей, а ещё учёный!
— Не с Фоделихой его чешуя делается шёлком.
Йеруш на мгновение потерял себя и нить разговора: он настолько не ожидал от Рохильды поэтических сравнений, что всё внимание пришлось бросить на расшифровку смысла этой фразы.
— А сердца Фоделихи дракону и не высосать, нет! Даже если он посмеет пытаться! Обожжётся дракон, сгорит, сгинет! Пусть лишь только попробует выпить сердце жрицы Солнца! В груди её горит частица отца нашего, горит ясным очищающим
Йеруш смотрел на жрицу с жадным интересом. Как же разговорить её, как убедить рассказать больше о драконах? Что ж такого знают о них в Старом Лесу, и почему именно здесь о них что-то знают?
— Не доверяй дракону, не возвращай ему своей дружбы, — повторяла Рохильда, заламывая пальцы, подавшись вперёд и словно читая наговор Йерушу прямо в лицо. — Не давай больше дракону своего сердца и тепла души! Дракон желает дать тебе в ответ тепло своей души, но вместо этого сосёт твоё тепло и твою душу — всю как есть, как есть, Йерушенька! Такова уж его тварьская природа!
Найло уже тоже едва не заламывал пальцы и буквально жрал Рохильду взглядом. Говори, говори, говори!
Жрица переступала с ноги на ногу, колыхалась телом и голубой мантией, похрустывала пальцами. Глаза её блестели, как у больной, когда она наклонилась к эльфу поближе, точно желая поведать ему какой-то секрет, и зашептала жарко:
— Мы-то в Старом Лесу всё знаем про драконью натуру. Да, Йерушенька, мы как никто знаем. Всё ведаем про подлючесть их и про коварность лживую. И как они высасывают сердце у каждого, кто только даст им тепло своей души, свою любовь, свою открытость. Звери они, драконища, истину говорю тебе! Звери распроклятые, даже когда не желают зла — всё одно его приносят, Йерушенька. Вот как свет отца-солнца ясен надо мной! Ничего не приносят драконы, помимо горя, злобы и пустоты в сердце того, кто их полюбит. Не водись с драконом, не давай ему своей дружбы, свово сердца горячего. Не знаешь ты ничегошеньки про змейскую его натуру…
— Драконы змеям не родня! — встрепенулся вдруг Йеруш прежде, чем успел схватить себя за язык. — Драконы рождены от камня!
Рохильда горестно вздохнула, покачала головой, сложила массивные руки под массивной грудью и сделалась похожей на диковинную башню. Найло окинул взбудораженным взглядом эту башню, и прищур у эльфа был до крайности сосредоточенный, словно он высчитывал в своей голове направление её падения — но через мгновение сосредоточенность стёрлась с его лица будто тряпицей. Разгладились едва заметные морщинки, лучисто засияли яркие глаза, голова чуточку склонилась вбок и вперёд, губы дрогнули в приятной улыбке, которую мигом узнал бы любой эльф из семейства Найло.
— Я вижу, ты очень хорошо знаешь, о чём говоришь, Рохильда, — вкрадчиво проговорил Йеруш. — Ты знаешь о драконах больше, чем ведомо мне и жрецам, и больше, чем я даже мог себе представить, хотя мне доводилось видеть много, очень много драконов.
Рохильда прижала пальцы к губам и замотала головой.
— И, — продолжал Найло вкрадчиво, — если ты считаешь, что из-за дракона нам грозит опасность…
— Тише! Тише! — умоляюще прошептала жрица. — Не всем. Может, ещё и не всем. Не тем, в чьих сердцах горит частица отца-солнца. Но тебе. Тебе уж точно. Тебе первее всех и неотвратимо. Ты очень рядом с ним, ты очень близко, ты очень любишь его, Йерушенька.