Дракоморте

Лазаренко Ирина

— В зелёном шкафу должна быть энциклопедия флота, — и, вымолвив это, вернулся к бумагам, с которыми работал.

Через некоторое время Йеруш попытался уточнить, какие именно книги про воду хотел бы найти в библиотеке — а если таких нет, то нельзя ли приобрести их или одолжить у кого-нибудь из дядьёв?

— Одолжить у дядьёв, это ты хорошо придумал! — просиял отец, и Йеруш едва не задохнулся от восторга этой нежданной похвалой.

Вскоре отец принёс ему несколько одолженных у дядьёв книг о банковском деле.

— Вот. Надеюсь, они не очень сложные

для твоего возраста. Твой кузен их все уже прочитал дважды, а он ведь на год моложе тебя, так что ты должен справиться.

Йеруш честно полистал книги, едва не вывихнул челюсть зевотой и решил, что с новыми вопросами повременит.

***

В то же сонное время, когда Найло ждал Рохильду, там-сям собирались небольшие группки жрецов. Они переговаривались шёпотом, не вполне понимая пока, следует ли задавать свои вопросы старшим жрецам или нужно сначала поговорить со жрецами-старолесцами и котулями, а может, найти собственный ответ.

— Почему мы смирно позволяем лесу причинять нам вред? — спрашивали друг друга жрецы и не находили ответа. — Что это: испытание, которое должно пройти с достоинством, или атаки тварей, которые противятся пути света? Мы видели и слышали достаточно, чтобы счесть это место частично захваченным тварьским мраком, который должно выжигать на своём пути, ведь с ним не договоришься, его не переубедишь. Так что же есть старолесские народы, которые противятся пути света? Не следует ли получить ясный ответ на этот вопрос прежде, чем продолжать какие-либо действия? Ведь от ответа зависит, какими именно будут эти действия!

Имбролио

— Я хочу домой, — прошептала девочка, глотая слёзы.

Она сидела на лежанке, сжавшись в маленький клубочек боли, и баюкала здоровой левой рукой свежеперевязанную культю правой.

Саррахи.

Даже грызляки теперь казались не такими уж гнусными порождениями мрака, хотя нескольких жрецов, кому под кожу вбурились грызляки, пришлось оставить на попечение целителей в людских селеньях.

Но саррахи! Эти звери-насекомые заживо отъедали ребёнку руку, пока встревоженные жрецы и котули бегали по лесу в поисках места, откуда разносятся крики.

Теперь девочка баюкает воспалённую культю, шепчет «Я хочу домой», а верховный жрец Юльдра может только сидеть рядом и чувствовать себя бесконечно беспомощным. Обладающим магической силой, редчайшим для человека даром — но беспомощным.

Котуль Букка сказал: если бы саррахи было больше, они бы набросились и на взрослых. Видимо, саррахейник далеко, добавил мрачно Букка, а это были просто разведчики. В спокойные времена, пояснила Тай, саррахи-разведчика ты не заметишь, даже если пройдёшь так близко, что мог бы его коснуться. И даже большие группы, рыскающие подле саррахейника, избегают встреч с кем-то столь крупным, вроде человека, пусть даже маленького. Но, видимо, есть доля правды в словах встревоженных грибойцев: приходят неспокойные времена. А в неспокойные времена хорошо бы не попадаться на глаза запасливым и умным саррахи.

В любом случае, стоит убраться отсюда как можно скорее — тела трёх убитых тварей скормили плотоядным деревьям, но остальные сбежали, и неизвестно, чем это обернётся в землях грибойцев.

В воздухе клубятся запахи настоя спиртянки, крови, горячечного бреда. Два других жреца лежат недвижимо, с тряпиц у них на лбах стекают капли настоя, змеятся по вискам, теряются в волосах. Ещё один раненый постанывает и тяжело дышит, замотанный длинными побуревшими от крови бинтами, словно кукла — лоб, подбородок, кисти рук, грудь… На немногочисленных участках лица и тела, не скрытых бинтами, виднеются ссадины, царапины, счёсанная кожа. Человека будто тёрли на гигантской тёрке, а потом умаялись и бросили.

— Я хочу домой, — шептала девочка.

Ей было восемь или девять лет. Одна из сирот, которых подарили Храму жители людских селений между Такароном и старолесьем. Одна из бесчисленного множества никому не нужных детей. Сколько их таких принял, вырастил, обогрел Храм Солнца? Пристроил подмастерьями в человеческих и эльфских городах или оставил при себе, если дети желали следовать по пути отца-солнца? Сколько нынешних жрецов сейчас носят единственное имя, собственное, без родового? Даже вот старший жрец Язатон…

Юльдра погладил девочку по голове. Волосы у неё были мягкие, тонкие и спутанные, в них запуталось несколько сухих листов и кусочков дубовой коры. Юльдра хотел бы дать девочке немного той силы, что бурлит вокруг — собственных сил маленького испуганного ребёнка явно недостаточно, чтобы справиться с болью и ужасом. Девочку трясло, она то и дело смотрела на полог лекарского шатра, точно ожидая, что сейчас он распахнётся и впустит целые полчища саррахи.

Но Юльдра не может дать ребёнку ни ту силу, которая бурлит вокруг, которой постоянно и так легко напитывается он сам.

До чего же это невыносимо и несправедливо — касаться того, что может помочь страдающему человеку, и не быть способным просто дать ему это.

— Наш друг Илидор уничтожит это зло.

Вот единственное, что может сделать верховный жрец для ребёнка, терзаемого болью и страхом. Сказать ему, что зло будет наказано.

Этого мало. Ничтожно мало.

Лекарский шатёр — зияющая болючая рана на лице храмового лагеря. Юльдра не может исцелить эту рану и не способен делать вид, будто забыл о её существовании.

Когда король гномов выставил Храм из подземного города Гимбла, когда Юльдра готовил своих жрецов к путешествию в старолесье — разве мог он подумать, что самой большой его сложностью будет вовсе не управление огромным количеством собранных по пути людей и жрецов, не контакты со странными и зачастую непонятными ему старолесскими народами, а маленький лекарский шатёр, в котором будут страдать и умирать люди, за которых он принял ответственность и которым не способен помочь?

Это было бы куда менее невыносимо, не обладай Юльдра никаким магическим даром. Тогда бы он точно знал, что ничего не способен с этим сделать.