Дракоморте
Шрифт:
И впервые за два года родители не взяли с собой Йеруша на праздник смены сезонов, отправились туда сами, не сочтя нужным объяснить сыну, почему сегодня оставляют его дома. До самого их возвращения Йеруш просидел на подоконнике, обхватив колени руками, прижавшись лбом к оконной раме и очень стараясь не всхлипывать.
Через несколько дней он узнал, что родители пригласили к нему диагноста из столичной больницы для душевнобольных…
Кто бы мог подумать, что даже Илидор будет требовательно высматривать в людях, ну или эльфах — не их самих, а свои представления о них идеальных. Уж казалось бы, кто-то, а золотой дракон всегда отличался беспристрастным взглядом на действительность.
Даже если при этом дракон нередко реагировал на эту самую действительность наиболее идиотски-восторженным образом из всех. Во всяком случае, прежде, до Такарона.
Полог раздёрнулся, свет врезал Йерушу в глаза, рывком вернул его в реальность, и несколько мгновений Найло разглядывал сияющие круги и утирал слёзы. Илидор нетерпеливо переступал с ноги на ногу, а стоило Йерушу снова на него посмотреть — принялся безудержно тараторить. Про своего отца-гору Такарон, про гномов, подземные воды, про других гномов, которые какого-то ёрпыля шарахались по Старому Лесу сотни лет назад и даже составили карту… В груди Йеруша встрепенулась досада, поскольку у местных жителей карт не было, а Йерушу очень нужны были карты, подробные, с дорогами и поселениями, с водными жилами и обозначениями всяких прочих мест. Но в его распоряжении были только невразумительные штрихованные пятна на общих картах Маллон-Аррая, по которым ни ёрпыля невозможно было узнать. А местные жители, не иначе как дружно ударившись головами о ручку ржавой кочерги, в один голос уверяли, что не нужны им никакие карты, они и так знают, «куда надо идти, чтобы куда надо прийти». Насколько Йеруш понимал, не было карт и у торговцев, которые приходили в Старый Лес, — а даже если и были, то что толку, их маршруты ограничены.
И тут вылезает из-под земли какой-то затрюханный гном с татуировками на башке и заявляет, что у него завалялась в котомке карта Старого Леса!
Правда, тот обрывок обрывка, который Илидор совал Йерушу под нос, выглядел скорее не как карта, а как недогоревший кусок берёзовой коры, в которую кто-то долго сморкался, и Найло, поморщившись, отодвинул подальше руку дракона.
— И теперь ты меня просишь найти это место и посмотреть, что с ним не так, — проговорил Йеруш, едва слыша собственный голос за шумом в ушах.
Да потому что какого ёрпыля, спрашивается!
— Значит, вот как, — продолжал Йеруш, пытаясь отпускать от себя слова как можно неспешней и тише, и это было так трудно, что ему пришлось вцепиться пальцами в свои ляжки. — Значит, я тебя достал, дракон, ты меня ненавидишь, рядом со мной находиться не можешь и возложишь шпынявую бзырю на свои обещания — ты же обещал мне помощь, нет, да, я ничего не перепутал, я не сплю, не пьян, не выпал из жизни — нет, не отвечай!
Брови Илидора сломало удивление, глаза расширились — он словно впервые осознал, что, вообще-то, сильно подвёл Йеруша.
— Ты обещал мне помочь! — продолжал Найло, и казалось, он нависает над драконом, хотя Найло по-прежнему сидел на полу, а Илидор стоял. — Но теперь ты хрен знает почему не разговариваешь со мной и в сторону мою не смотришь, и дерёшься, и орёшь, и будешь счастлив оказаться ёрпыль знает как далеко от меня! Тебе, значит, не нравится, как я себя веду, тебе не нравится, как я с тобой разговариваю, тебе не нравится, что я не настолько тупой, чтоб тебе со мной было удобненько всегда и всюду! Поэтому ты можешь на меня орать и ронять на меня гигантских жуков, и бросаться на меня, как собака бешеная!
Дракон
— Но все твои обидки тоже внезапно отменяются, если я вдруг тебе стану нужен, так что ли, дурацкий дракон? — напирал Найло. — Если я тебе стану нужен, то всё отменяется! Ты меня больше не ненавидишь! Ты меня очень даже любишь! Ты готов со мной разговаривать, ты готов меня видеть, ты готов заменить мне отца и мать, хотя для этого со мной как раз не надо разговаривать! Я сейчас разрыдаюсь от умиления, да, разрыдаюсь от умиления, часто ли тебе доводилось такое видеть, Илидор, ты знаешь такое слово — «умиление»? Ты помнишь такое чувство? О! А скажи мне, дракон: в тех картинках, которые ты нарисовал в своей голове, ну где ты меня снова любишь и всё такое — там показывали, как я отказался от собственных планов в угоду твоим? Да? Нет? Что тебе показывали в твоих картинках, дракон? Ты в своих планах учитывал, что у меня есть своя цель, своя задача, а? И она поконкретней, почётче твоей дурацкой карты с мокрицами!
— Это как раз моя карта почётче твоих фантазий о жив…
— Та-та-та! — рявкнул Найло. — Рот на замок! Тебе кто позволял орать о моих планах на весь Старый Лес? Что, я должен был вырвать тебе язык? Я должен был оторвать тебе голову и затолкать её в какое-нибудь дупло? А?
— Найло…
Илидор вдруг почувствовал, что очень сильно устал — Йеруш будто высасывал из него силы, выматывал из него жилы. А ведь ещё только утро, дракон должен быть бодр и полон сил, они с Фодель собирались сходить за древесными грибами – но потом случился Йеруш Найло и у Илидора закончились силы.
Йеруш, упёршись ладонями в колени скрещенных ног, раскачивался влево-вправо и смотрел на полосу света, которая падала через недозадёрнутый полог.
— Словом, гномы просят тебя попросить меня всё бросить и заняться тем, что нужно гномам, — заключил он.
— Мне, — с нажимом проговорил Илидор. — Это нужно мне. Такарон — мой отец. В первую очередь мой, а потом уже гномий.
Конхард переступил с ноги на ногу и засопел, но что тут скажешь, если драконы были первыми рождены от камня.
— И ты всерьёз намерен меня просить, чтобы я бросил своё и помчался туда, куда нужно тебе? — продолжал Найло, не глядя на Илидора.
— Гм-м, — громко прочистил горло Конхард и снова переступил с ноги на ногу, но Йеруш на него даже не посмотрел.
Покосившись на гнома, Илидор подумал, что Конхард, во всяком случае, теперь точно убедился, что это именно тот бешеный эльф, который был в Гимбле. Хорошо бы теперь Конхарду хватило ума и дальше молчать — Илидор не знал, какими мудростями «о тех, кто орёт и дёргается» поделились с его приятелем векописцы, но это совершенно точно не были те познания, которые стоило применять в отношении Йеруша Найло.
— Это после того, как ты всё это время ненавидел такого невыносимого меня, — рассуждал тем временем эльф, и яркие глаза его, невидяще уставившиеся на полосу света, лихорадочно блестели. — Что же, Илидор, я думаю, это будет охренительно сложно. Да. Охренительно сложно тебе будет выпросить моё прощение. Хотя бы настолько, чтобы я выслушал, чего ты там желаешь от меня. Ведь знаешь что, дракон, ты меня тоже охренительно достал. Я понятия не имею, зачем позвал тебя сюда, зачем рассказал тебе, где меня искать. Почему тогда, в Гимбле, я думал, что от тебя может быть толк? Почему я думал, что меня порадует твоё общество? Мне в тот день голову напекло лавовым жаром, не иначе!