Дракон Третьего Рейха
Шрифт:
Хруммса укоризненно взглянул на драгоценного повелителя:
— Ясно, значит, мою жизнь можно в расчет не брать?
— Ну что ты снова за свое! Прямо как Нишманс-дурачок, который со своим ведром все время бегал к колодцу ловить говорящую мульчипею. Смешно то, что она все время в это ведро ловилась, хотя в остальном была мудрая и волшебная, как наш Мулкеба. Тебе же ясно сказано, дело это временное, сам не заметишь, как все закончится.
Карлик печально заметил:
— С драконами на войне, ваше величество, только умирать хорошо. Там я точно не замечу, как все закончится.
— О Всевысокий Душара! — взмолился король. — Ну не воюйте, просто по
— Туристический отдых.
— Да, с вашим железным чудом передового волшебства только в турпоходы и отправляться, — скептически хмыкнул полиглот.
— Чем тебе не угодили новые магические технологии? — возмутился Мулкеба.
— Эти новые технологии просто хорошо забытые старые! Их практиковали еще государственные деятели второй половины смутного периода.
— Что проверено веками, то никогда не плохо — ни сегодня, ни завтра, — примирительно сказал маг, опасливо поглядывая на короля. Кто его знает, какие выводы сделает его величество из услышанного? Может, распорядится обновить все чародейство оптом; может, удумает чего-нибудь такое, что нормальному чародею двухсот пятидесяти лет от роду даже в голову не придет.
Но король незамысловато стукнул кулаком по столу.
— Хватит! Хватит пререкаться, сейчас вы оба в одной команде и оба делаете одно дело, так что нечего попусту тратить время. Его и так нет. Эту ночь даю вам на подготовку. Все свободны.
Хруммса и Мулкеба устремились к выходу, но король изрек.
— А тебя, Мулкеба, я попрошу остаться.
Утром следующего дня во дворе Дартского замка было шумно и многолюдно. Все местное население собралось поглазеть на проводы магического зверя и полюбившихся публике драконорыцарей. Уппертальцы галдели, выкрикивали напутствия, бросали на броню охапки цветов. Кто-то из слуг пытался засунуть копченую колбасу или свиные сосиски, так полюбившиеся танкистам, в смотровой люк, где виднелась физиономия Клауса, обалдевшего от такого шума. Он тщетно пытался пристроить куда-нибудь постоянно прибывающие продукты.
Из двух люков башни торжественно торчали фигуры Морунгена и полиглота Хруммсы. Последний выглядел весьма забавно: бывший член Союза наблюдателей и историк-исследователь где-то откопал черный мотоциклетный кожаный костюмчик детского размера. В толпе поговаривали, что он был отбит у некоего шумнязи, обитавшего прежде в стране Ярва-Яани, — толпа, как известно, гораздо лучше самих участников событий знает все про эти самые события
Но Хруммса мотоциклетным мини-костюмом не удовольствовался и надел на голову «летчицкий взаправдашний» кожаный шлем с огромными очками на резинке (такого же неизвестного происхождения) и теперь выглядел заправским не то парашютистом, не то танкистом, не то летчиком. Одним словом, в компании драконорыцарей он был самым демоническим персонажем. Морунген, едва не выпадая из люка, пытался пожать все тянувшиеся снизу руки и одновременно отпихнуть обратно съестное и алкоголь в разнообразнейших сосудах и сосудиках. Причем последнее он делал с выражением глубочайшего и самого искреннего сожаления на лице. И только невероятное чувство долга и железная прусская дисциплина (а также отсутствие свободного места) удерживали его от того, чтобы принять подношения.
Какая-то безумная девственница с криками «Мой ласковый и нежный зверь» вскарабкалась на броню сзади и уцепилась за башню. Так что на какое-то время «дракону» пришлось
Кто-то махал цветастыми флажками, кто-то порывался исполнить гимн Упперталя на древних народных инструментах, добытых из университетского собрания, а потому скрипевших и визжавших совершенно невозможным образом.
Вышли произнести прощальное слово пятьдесят детишек, которых некто предприимчивый уже успел объединить в Детский союз драконорыцарских демонят. Они вопили «халь-халь-ухль» и хором давали торжественное обещание взять на воспитание по маленькой ящерке и вырастить из них настоящих дракончиков, которыми будет гордиться Уппертальский дракон, усыпивший — страшно сказать! — саму Нучипельскую Деву.
Приблизительно в то же время явились на проводы и активисты общества Пробуждения Спящей Нучипельской Девы с какими-то маловразумительными лозунгами.
На все это буйство Дитрих взирал изумленными глазами и с ужасом начинал понимать, что Россию не победить, ибо ее не победить никогда: это же уму непостижимо — сделать что-то со здешними людьми.
Наконец в тот упоительный момент, когда один из нерадивых учеников Мулкебы, протолкавшись поближе к танку, попытался не то от переизбытка чувств, не то просто красуясь перед своим учителем наложить на дракона древнее охранительное заклинание в виде светящейся магической надписи: «За Родину, за Сталина!», Морунген не выдержал и дрогнул. Он бросил на Оттобальта весьма красноречивый взгляд, король все понял, махнул платком, зазвучали фанфары, Морунген скомандовал Клаусу, и танк, яростно заревев, медленно пополз к воротам.
Люди, стоящие позади, скрылись в черном дыму, из его клубов доносился кашель и чихание, но все равно какое-то время за «Белым драконом» бежали. Но танк набирал скорость и через ворота промчался стремительно и легко. Морунген, обернувшись назад, еще ошалело махал рукой. Хруммса, предвкушая перспективу путешествия с немцами и радуясь тому, что удалось покинуть порядком поднадоевший Дарт, сидел тихо и глазел через пылезащитные очки на дорогу.
Оттобальт лично убедился, что дракон покинул обозримые пределы, и обессиленно опустился в кресло, установленное в смотровой башне.
— Ну, слава Душаре, наши гости в пути.
Министр Марона, уже считавший дракона собственностью уппертальской казны, а потому ревниво к нему относящийся, с тревогой заметил:
— Хорошо бы, они не попались на глаза полководцу Янците.
Его величество махнул рукой:
— Янцита умный человек, зачем ему с нашим драконом связываться?
Первый министр в который раз подумал, что нужно однажды заставить драгоценного повелителя дочитать еженедельную докладную записку до конца, а потом убедиться, что его величество усвоил хотя бы половину изложенного. По поводу Янциты у министра было свое собственное мнение: