Дракон восточного моря, кн. 1. Волк в ночи
Шрифт:
– Конунг, а это правда? – окликнул его Эйнар с одной из передних скамей.
– Что? – не оборачиваясь, бросил Торвард.
– Ну, насчет проклятья. Что его возьмет тот, кто тебя убьет.
– Ты лучше сам скажи, откуда ты взял эту дикую «кольчугу Харабаны», – ответил Кетиль Лохматый. – Я-то с конунгом уже лет шесть, почитай, а впервые про нее слышу!
Хирдманы на носу корабля негромко засмеялись.
– Эйнар у нас теперь провидец! – заметил Сёльви. – Он ведь предрекал, когда мы сюда шли, что здесь мы найдем не пиво, а брагу воронов!
– Ворона он, а не провидец! – бурчал Ормкель. – Каркает, каркает…
– Ты, Эйнар, забудь эти твои
– Так как же, конунг? – Ничего не ответив на этот справедливый упрек, ибо отвечать было нечего, Эйнар опять посмотрел на Торварда.
– Не знаю, – помолчав, отозвался тот. – Но может быть и так. Я теперь ничего о себе не знаю. Ну! – Он повернулся лицом к своей дружине. – Раз уж мое проклятье не дает мне жить мирно, пойдем туда, где нужно воевать! Пойдем к уладам. Это, я помню, весьма воинственный народ с отважными вождями. Пойдем туда и поищем, нет ли там такого удачливого человека, чтобы снести мне голову!
И дружина засмеялась и радостно закричала при этих странных словах. Даже под грузом проклятья Торвард конунг в глазах своих людей был сильнее и удачливее всех. И они твердо верили, что даже в таком состоянии он одолеет кого угодно и что все нападки его врагов кончатся очень плохо именно для последних.
Глава 3
Когда чужие корабли скрылись в море за горловиной Камбифьорда, пришла пора подсчитывать убытки. Округа Гребневой горы гудела, стонала и причитала. Все ближайшие дома были обобраны: фьялли унесли не только одежду и припасы, но и все ценное, что сумели найти: родовые серебряные кубки, украшения женщин, хоть сколько-нибудь стоящее оружие.
– Радуйся, хозяйка, что они не увезли на рабский рынок твоих дочерей и не подожгли ваш дом на прощание! – говорил Бьярни фру Ингунн, жене Ульва Седой Шкуры.
– А чем я буду кормить моих детей, ты мне скажи! – Хозяйка сжимала руками голову, глядя на пустую кладовку с рассыпанным по полу зерном. – Чем! Нам теперь до следующей осени сидеть на одной рыбе!
Бьярни было нечего на это ответить. Он пришел, чтобы оценить размер соседских убытков и выяснить, не смогут ли те уделить что-нибудь погорельцам. Но эти надежды не оправдались. Самим хозяевам теперь не хватало ни еды, ни одеял. Но если рыбу можно наловить в море, а дичи настрелять в лесу, так что голодная смерть жителям Камбифьорда все-таки не грозила, то восполнить прочие потери не так легко. Ни пива, для которого нужен ячмень, ни хлеба им теперь не увидеть вплоть до нового урожая. Оставшихся овец резать нельзя, иначе не хватит для воспроизводства стада, и новые накидки взамен унесенных можно получить, только охотясь на лесных зверей. И помогать домочадцам Камберга, отчасти виновным во всеобщем разорении, никто не хотел. Если бы не их доблесть, оставившая фьяллей в одних рубашках, чужаки, быть может, и не пошли бы по окрестностям.
Правда, совсем без крыши погорельцы не остались. К счастью, еще летом Сигмунд хёвдинг начал строить новый дом в двух роздыхах от Камберга – предполагалось, что туда с выделенным имуществом и частью стада переберется Арнвид, когда женится. Свадьба была назначена после весеннего тинга, но теперь родичей невесты следовало предупредить, что она отменяется, причем навсегда.
Новый дом был еще не покрыт крышей и не проконопачен, но полусотне человек нужно где-то жить, поэтому в тот же день, когда фьялли ушли, Бьярни поднял своих людей на работу. Свейн Сермяга одолжил им ножи и лопаты, чтобы резать мерзлый дерн, и крышу удалось покрыть. У него же нашлись запасы сухого мха, чтобы конопатить стены, и уже через два дня в новом жилище можно было разводить огонь. Часть мужчин стучала топорами и молотками, сколачивая лежанки, скамьи и столы, другая часть была в лесу с одолженными луками или в море. Лодки и снасти, к счастью, хранились в корабельном сарае на берегу и уцелели. Даже посуду пришлось брать взаймы у тех из соседей, кто жил подальше от моря и не повергся разграблению. Ложки, миски и чарочки спешно вырезали новые. Каждая иголка и гребешок теперь стали драгоценностью – как любая вещь, которую не замечаешь, пока она есть, но которая оказывается нужна каждый день! Сколотили отхожее место и баню, из лесных сараев привезли сено для коров и лошадей, и через неделю-другую жизнь можно было считать налаженной. Хотя, конечно, с прежней она не шла ни в какое сравнение.
Всем домочадцам приходилось работать не покладая рук, и за хлопотами Бьярни почти позабыл о том потрясающем открытии, которое сделал той страшной ночью. Но домочадцы не забыли. Теперь, когда Бьярни остался единственным мужчиной из хозяйской семьи, все безоговорочно признали его главенство. Его распоряжений никто не оспаривал. Со всеми его решениями соглашались, тем более что распоряжался он дельно и толково. В том, что дней через десять погорельцы опять стали семьей в доме, а не толпой голодных бродяг, была немалая его заслуга.
– Когда хёвдинг вернется, ему все-таки будет где голову преклонить! – с грустным удовлетворением говорила фру Лив, оглядывая свое новое убогое благополучие. – Все-таки ему не придется просить приюта в чужом доме. А он, я надеюсь, привезет серебра или какие-то хорошие подарки от Рамвальда конунга, и мы сможем купить хороших одеял и всего, чего нам еще не хватает.
Йора вздыхала в ответ. Она разом лишилась всего своего приданого, всех нарядов и украшений. Все, что она с такой любовью и надеждой готовила несколько лет, сгорело в сундуках дома и стало чем-то вроде погребальных даров Арнвиду и прочим погибшим. По брату она плакала каждый день, не в силах так быстро привыкнуть к мысли, что его больше нет.
Время потихоньку шло, жизнь налаживалась, но вместе с тем крепло осознание, что усадьба погибла и вся прежняя жизнь разрушена, что их старого дома уже нет и не будет, не будет вещей, привычно окружавших ее с детства, и ковшичка с утиной головой, знакомого до последней щербинки, и ковров, частью полученных в подарок от знатных гостей, частью вытканных своими руками. Нет девичьей, которую она помнила с рождения, нет лежанки, нет стен, в которых она помнила каждую щель. Прежняя жизнь пропала, и при мысли о невозвратности потерь в груди становилось больно. Погибли родовые столбы, те самые, которые при переезде на новое место полагалось брать с собой. Теперь нужно искать хорошего резчика и делать новые. И это будут не просто новые опоры крыши. Это означает, что сам род как бы начинается с начала.