Дракон восточного моря, кн. 1. Волк в ночи
Шрифт:
Она посторонилась, пропуская женщин, и они вошли внутрь, в темноту, озаренную факелами, которые тоже несли женщины. Вся толпа осталась внизу. Из пещеры слышалось пение, и Торвард примерно догадывался, что там происходит. В Аскефьорде в усадьбе конунга этих обрядов уже не проводили, только начинали жертвенный пир с кубков в честь Фрейи и Фрейра, а потом веселились, как всегда. Но на хуторах и в усадьбах глубинного Фьялленланда хозяйки вместе со всеми дочерями и внучками еще делали то же самое: плели из соломы маленькую куклу, наряжали ее невестой, вешали ей на шею красные бусы из ягод рябины и укладывали в корзинку вместе с любым символом мужской силы – бычьим рогом, дубовой
Женщины снова вышли, и толпа встретила их радостными криками. Старуха больше не показывалась, оставшись охранять богиню. Толпа повалила назад к Арб-Фидаху.
Весь остаток дня на луговине перед поселком и в самом поселке шумели и веселились. Этот праздник был чем-то вроде местного тинга, только без судебных разбирательств и разговоров о законах. Везде были разложены костры, кипели котлы и жарилось мясо, а головы жертвенных овец и коз относили к подножию горы и складывали вдоль тропы. Везде пели, женщины рассказывали длинные сказания, и вокруг сказительниц сидели в несколько рядов почтительные слушатели. Всем этим праздником управляли женщины, а мужчины старались развлечь их, показывая свою силу и ловкость.
Понемногу освоившись, фьялли тоже не остались в стороне и веселились, соревнуясь с местными парнями в беге, метании ножей, древесных стволов или тяжелого камня, в борьбе. Причем Ормкель, чье свирепое красное лицо тут вызывало одобрительный смех, стоило ему только выйти в круг, метнул здоровый валун дальше всех местных силачей. Арнор Меткий поразил островитян, посадив три стрелы подряд в одно и то же место, так что каждая следующая расщепляла предыдущую, – зрители, конечно, не могли знать, что он славился своей меткостью на весь Фьялленланд и благодаря ей попал в ближнюю дружину конунга, будучи в прошлом выкупленным рабом.
Сам Торвард, чувствуя какое-то тревожное и притом радостное возбуждение, терпеливо дождался, когда местный здоровяк, приземистый, с густой гривой отроду нестриженных волос, – что говорило о его знатном происхождении и значительных наследственных правах, – опрокинет всех, кто посмеет против него выйти, а потом сделал знак и сам вышел в круг. Здоровяк возбужденно зарычал, как медведь, учуявший на своем участке соперника-чужака, а Торвард засмеялся, и толпа засмеялась вместе с ним. Островитяне вообще очень охотно смеялись, но их смех имел много разных значений – одобрение, призыв, уважение, любое сильное чувство. Позднее он узнал, что они смеются даже на погребении, помня, что человеческий смех – древнейший, древнее слов, способ обратиться к божеству.
Местный силач вышел полуголым, и вся верхняя часть его тела была покрыта сложными узорами, нанесенными синей глиной. Торвард тоже разделся – и народ уважительно загудел, увидев множество его шрамов, мелких и покрупнее. Особенно всех впечатлил короткий шрам у него на спине, там, куда в прошлом году ударило копье. Глубокие колотые раны в большинстве случаев приводят к смерти – и тот, кто с такой раной все-таки выжил, в глазах островитян был все равно что выходцем с того света.
Торвард ничуть не боялся местного вождя – его томительная мощь кипела сегодня весело и яростно, как весенний ручей, наконец-то пробивший дорогу через льды. Он смеялся и не мог остановиться – то ли это было следствием местного сладковатого пива, которым их угостили у одного костра, то ли общего возбуждения. В нем смеялся кто-то другой, как кто-то другой кричал в нем во время битвы. Сейчас Торвард ощущал в себе присутствие бога – сам Тюр через него был гостем на этом празднике Богини. Сам Тюр давал ему силы и обострял все чувства – и Торвард уложил спиной на
Кто-то дал ему полотенце вытереть лоб, кто-то звал к костру и призывно размахивал поджаренной бараньей ногой. Вытираясь, Торвард тяжело дышал, и остатки смеха еще бродили в нем, как отзвуки ушедшей грозы. Регне подошел, подавая ему рубаху, и Торвард хотел ее взять, но вдруг чей-то голос рядом с ним проскрипел:
– Не хочешь ли выпить пива?
Обернувшись, Торвард увидел возле себя старуху – к счастью, не ту, что показывалась у входа в пещеру, но эта тоже куталась в черный плащ. Из-под покрывала, низко надвинутого на лоб, торчали спутанные пряди пегих волос, а неровная и шершавая, потрескавшаяся, хотя не так чтобы морщинистая кожа по цвету напоминала глину. В общем, это было какое-то чучело непонятного возраста и вида, и Торвард невольно попятился, не желая стоять рядом с этим чудовищем. Он и раньше уже ее приметил: когда бегали, или стреляли, или метали камни, эта сгорбленная старая ворона с растрепанными перьями околачивалась в первых рядах толпы и приглядывалась ко всем победителям.
Приятного в этом соседстве было мало, но старуха держала в руках кубок с темной пенистой жидкостью, и Торвард вдруг почувствовал, что просто умрет, если немедленно не выпьет чего-нибудь холодного.
– Давай, – согласился он и взял кубок.
Пряный вкус пива будил воспоминания о чем-то важном, но забытом, приятном и опасном одновременно.
– Кто ты такой? – просипела старуха, когда Торвард опустил кубок, и он едва разобрал слова сквозь царивший вокруг радостный гул.
– Я из-за моря, – сказал он, надеясь, что ей этого хватит.
– Я вижу, что ты не здешний, – продолжала старуха, и Торвард вдруг сообразил, что теперь она говорит с ним на языке сэвейгов. – На земле Фидхенн нет человека, подобного тебе статью, силой и красивым видом. Как тебя зовут?
– Гест, – ответил он, не собираясь никому здесь называть свое настоящее имя.
Ему показалось, что старуха внимательно, даже оценивающе разглядывает его грудь и плечи, его шрамы и маленький кремневый молоточек на ремешке. К лицу она не поднимала глаз, но Торварду вдруг стало не по себе под этим ощупывающим взглядом, и он, поставив кубок на землю, взял у Регне рубаху и стал одеваться. Нечего тебе смотреть на мужчин, старая метла, твое время прошло!
– Я вижу, что ты выдающийся человек, – проскрипела старуха. – Когда стемнеет, приходи к пещере, там, на склоне горы. – Она показала клюкой, и Торвард заметил, что ее кисть и пальцы обмотаны какими-то грязными, изгвазданными в золе тряпками. – Приходи. Богиня зовет тебя. Ты сможешь ей послужить.
– Богине? Я?
– Ты ведь должен отблагодарить ее за пиво, – сказала старуха, а потом повернулась и поковыляла сквозь толпу, волоча по земле широкие, вывернутые внутрь ступни.
Торвард смотрел ей вслед со смесью отвращения и недоумения: чего этому чучелу от него нужно?
– О чем это ты говорил с этой красоткой, конунг? – К нему подошел Арнор Меткий, очень довольный, с рогом, полным пива, в одной руке и с бараньей костью в другой, с которой он прямо на ходу скусывал мясо. – Иди сюда, там такое мясо! Я на одной рыбе чуть не одурел, думал, у самого плавники вырастут. Чего она от тебя хотела?
– А тролль ее знает! – Торвард пожал плечами, оправляя затянутый пояс. – Вроде как свидание мне назначила!
– Ну, ты скажешь, конунг! – Арнор захохотал. – Ты тут теперь герой – можешь выбрать себе кого-нибудь помоложе и покрасивее! Вон, смотри какая пошла! Смотри, смотри, она нам подмигивает!