Драконьи истории
Шрифт:
— Воля ваша, господин.
Дариан не нашелся с ответом, шумно выдохнул и прошелся взад-вперед.
— Я же сказал, что не собираюсь убивать вас, мучить или… гм… подвергать насилию, — сказал он. — Ну… как тебе объяснить? Обычай, понимаешь? Я похитил Лилиану, я жду ее рыцаря… Скорее всего и битвы не будет, потому что человек против дракона… Сама понимаешь, ты меня видела. Зачем же? Ну зачем? Или вернее спросить — почему?
Азиль молчала.
— Тебе приказала Лилиана? — напрямик спросил Дариан. — Где ты взяла яд, не спрашиваю, меня еще
— Сокровища, — не выдержала она. Сейчас, на фоне заходящего солнца, заглянувшего в окно гостиной, Дариан был… прекрасен.
— Ах вот оно что…
Он все понял верно, это видно было по его лицу.
— Забирайте, сколько сможете унести, и идите восвояси, — сказал он, упав в кресло. — Я так и знал, что добром это не кончится. Уходи. Скажи своей принцессе, что она свободна. И ты тоже.
— А обычай? — зачем-то спросила Азиль, хотя ей полагалось прыгать от радости.
— Пусть провалится этот обычай. В нашем семействе их давно послали… далеко, — выговорил он. — Это я, дурак молодой, решил, как в старину… Не учел только, что нравы-то изменились! Ну иди, что ты стоишь? Обрадуй хозяйку… Утром я вас отнесу в поселок, там сами столкуетесь. Азиль, ты что?..
Это были злые, горячие слезы, а говорить она не могла — горло свело судорогой.
— Ну ты что? — беспомощно спросил Дариан, обняв девушку и гладя по голове — как еще их успокаивать, он понятия не имел. — Не плачь, ради всего сущего, прошу тебя! Хотя ладно, плачь, от меня не убудет, а ты потом успокоишься, так мать говорит… Что ты там говоришь?
— Н-ничего не скажу здесь… — произнесла Азиль сквозь рыдания.
— Понял. У стен есть уши. Идем-ка… — Дариан легко поднял ее одной рукой и направился к воротам. — Поберегись!..
На пляже, который устроил еще прадед, он снова сделался человеком и повернулся к Азиль.
Ветер высушил ее слезы и растрепал длинные черные волосы, Азиль привычным жестом скрутила их жгутом.
— Я солгала, — сказала она.
— Я понял, — ответил он, — но в чем именно? Ты действительно камеристка принцессы, я узнавал. Отчего ты так расстроилась? Я ничего не…
— Вы сказали — «моя хозяйка», — Азиль закусила губу. — Это правда. Я… я не знаю, как объяснить!
— Иди сюда, — сказал Дариан, усевшись на камень. — Нет, на колено мне садись, не то застудишься, не июль месяц. И помни, что я хозяин своему слову.
— Сам дал, сам обратно взял?
— Нет, — серьезно ответил он. — Я обещал, что не обижу тебя. Не бойся.
От Дариана веяло летним теплом, и Азиль не стала противиться, когда он осторожно привлек ее к себе: с моря задувал холодный ветер, а она была в легком платье.
— Принцесса написала, что ты — баронесса Азиль — ее камеристка, любимая, доверенная, — произнес он. — Она солгала или о чем-то умолчала?
— Она моя хозяйка, — помолчав, ответила девушка. — Я баронесса. Мне дали этот титул, потому что находиться при королевской особе безродной непристойно.
— Да-да,
— Я не знаю, что было во времена вашей прабабушки, но теперь… — Азиль вздернула подбородок, но губы у нее все равно дрожали. — Меня подарили ее высочеству.
— То есть как? — опешил он.
— Просто. Подарили.
— Я ничего не понимаю!
— Что тут понимать, господин? Ваш король заключил мир с нашим вождем, а во избежание сомнений вождь подарил меня, свою племянницу, принцессе. Мне было тогда десять лет…
Дариан лишился дара речи. О таком при прабабушке упоминать точно не стоило. С нее бы сталось выжечь становище или лагерь, что там у этого вождя, дотла, чтоб неповадно было.
— Меня обучили манерам, грамоте, дали скромный титул и обязали прислуживать ее высочеству, — выговорила Азиль. — Я не против, это не слишком тяжелый труд, всяко легче, чем скотину обихаживать, да и пальцами давно уже никто не показывает, но…
— Тише-тише-тише… — Дариан прижал ее к себе. — Я понимаю. А домой ты вернуться никак не можешь?
— Нет. Для рода я умерла. У меня тогда было уже семь сестер и девять кузин, так что, — она усмехнулась сквозь слезы, — ни отец, ни дядя ничего не теряли. А женщины у нас нужны, чтобы работать, следить за домом, рожать детей и присматривать за стариками. Здесь, если меня вдруг выдадут замуж, меня хотя бы не заставят пасти овец…
— Ясно… — Он погладил ее по спине. — Ну хватит плакать, домой лететь пора, принцесса там одна сидит!
— Пусть… Пусть знает, каково это — быть одной, — тихо сказала Азиль.
Солнце садилось в море, бросая блики на скалы.
— Разве ты одна? — спросил Дариан.
В его объятиях было тепло, жарко даже, и Азиль забыла о скромности, которой славились девушки ее клана, о правилах приличия, которые вбивали в нее в королевском дворце, прижалась теснее.
— Ну-ка, отойди, — сказал он вдруг, поднявшись на ноги. — Еще дальше. Еще. Я большой, могу задеть нечаянно… Я когда драконом оборачиваюсь — говорить не могу. Лапу дам, заберешься мне на спину — и держись покрепче. Полетаем, что ли, грусть-печаль развеем!
В закатных лучах громадный дракон казался металлической статуей, девушка видела такие в столице. Он протянул лапу, и Азиль, подобрав юбку, вскарабкалась ему на спину. Девочкой она ездила на неоседланных степных лошадях, помогала гонять табуны, так что удержаться на широкой надежной спине дракона ей ничего не стоило, даже сидя боком — платье было слишком узким, чтобы сесть верхом.
Дариан расправил крылья, взмахнул ими раз, другой, подняв тучу песка, и резко оттолкнулся от земли. Маленький пляж канул вниз, в лицо ударил ветер, и Азиль изо всех сил вцепилась в выступ гребня. По сторонам мелькали крылья — что паруса, да только такие паруса могут быть разве что на королевском флагмане! Ветер был холодным, но от дракона исходил такой жар, что девушке не было холодно даже в ее легком платье.