Драконовы кончары (Smocze koncerze) (KG)
Шрифт:
Она схватилась на ноги и выскочила в окно. Женщина выбежала на дорогу перед поляками, вопя во все горло на их языке и размахивая руками. Я проклял эту стукнутую бабу и осторожно положил Йитку на полу. Когда я выпрямился, несколько гусар соскочило с лошадей и с саблями в руках направилось в дом. Прежде чем я смог вытащить ятаган, они же были внутри. Вел их крепкий и приземистый усатый рыцарь, в левой руке держащий пистолет. Он нацелил его мне в грудь и что-то заорал, явно предупреждая. Еще три вооруженных солдата встало рядом, лезвие сабли одного из них уперлось мне в шею, другой воин схватил меня за запястье руки, держащей ятаган.
Ситуация не была безнадежной, я еще мог с ними сражаться
Только я всего этого не сделал. Позволил им разоружить себя и связать. Когда они вытащили меня наружу, я улыбнулся Дороте. А вдруг она была права? А вдруг, вместо того, чтобы удирать, не было бы забавнее попробовать вырезать эту опухоль? Даже если это и ускорит кончину больного?
Пан Михал сопровождал ксендза Лисецкого, утешавшего освобожденных узников. Долгополый на месте составлял список спасенных, а ротмистр указывал им места на повозках. Чтобы поместились все, пришлось им потесниться. Оказалось, что пленных больше, чем ожидалось, к тому же, это не были только лишь военные, взятые в плен турками в ходе последних боев, но еще и женщины и духовные лица, схваченные татарскими отрядами. Пленники находились в различном состоянии, но все они были ужасно изголодавшими и чуть ли не догола ободранными. У нескольких были видны следы побоев, случались и такие, настолько обессилевшие от болезней и голода, что их нужно было выносить из камер. От одного только их вида пан Михал начал скрежетать зубами.
Начальник султанской тюрьмы рассчитывал на солидный бакшиш, а получил только лишь приказ Кара Мустафы, заставляющий его освободить всех без оплаты. Так что он был взбешен и разочарован, вел себя невежливо, и даже при всех пнул одного из спотыкающихся пленников. Пан Михал подскочил к турку и, прежде чем янычары успели отреагировать, схватил его за руку и втиснул ему в ладонь кошель, наполненный монетами. Их он получил от Гнинского, который верно считал, что в империи, если не совать налево и направо взяток, невозможно рассчитывать хоть что-то устроить нормальным образом. Тяжесть золота и вправду подействовала. Хотя это и не был целый сундук дукатов, чиновник мгновенно успокоился. Он лишь болезненно вздохнул и ушел в свои помещения.
Освобожденные плакали от счастья и целовали руки ксендзу, вешались и на шею ротмистру, прижимаясь к нему, словно к найденному спустя много лет брату или сыну. Пан Михал сносил это со стоическим спокойствием, ведь сам он тоже побывал в турецком плену и знал, что это означает. Большинство из этих людей не рассчитывало на то, что когда-нибудь обретет волю, они своими глазами видели, как пленники умирают от голода или пыток. К тому же, несколько последних дней стражники пугали их, что бросят их на съедение одержимым. Так что, ничего удивительного, что когда они увидели польских воинов в самом сердце всего этого кошмара, многие из них совершенно расклеились.
В конце концов, на повозки погрузили, как посчитал Лисецкий, сто девятнадцать человек, и пан Михал дал знак к отъезду. Ворота распахнулись, и небольшой караван покинул Семибашенную Крепость, провожаемый хмурыми взглядами стражников, которым пришлось остаться ни с чем.
– Ну что, пан ксендз доволен нашим походом? – панцирный подъехал к Лисецкому, утешающему одного из бывших заключенных.
– Господа Бога стану благодарить в молитвах, даже благодарственную мессу проведу, - кивнул головой монах-цистерцианец. – Много достойных мужей спасли мы от галер, ведь со дня на день их должны были приковать к веслам, а если бы такая беда случилась, мы бы их не нашли. Вот погляди, мил'с'дарь, вот тот ничем неприметный мужчина – это отец Будзановский, приходский священник с Подолии, а рядом сидит ксендз Мрочковский, доминиканец. На той же самой повозке майор артиллерии Посадовсий, поручик рейтар Фогель, господа Белецкий и Грыльф. Все они выдающиеся христиане!
– Ну а те женщины? – пан Михал указал на последнюю повозку.
– Сплошные шляхтянки. Деревенских девок, уведенных в ясырь, сразу же продали на рынке и развезли по всей империи. А этих, благородно рожденных, держали вместе в надежде на щедрый выкуп. Нам посчастливилось, что мы освободили их даром.
– Не так уже и даром. За них мы заплатили кровью. Ведь это же после нашего боя с одержимыми визирь подарил пленных Гнинскому, - заметил пан Михал.
Ксендз пренебрег трудами военных, небрежно пожав плечами, и сконцентрировался на беседе с одним из освобожденных священников. Пан Михал выдвинулся во главу каравана, догоняя турка-проводника.. Гвардеец, держащий в руке бунчук, явно не был таким же разговорчивым, как Абдул Ага, говоря по чести, он не обменялся с поляками ни единым словом, хотя панцирный и заговаривал с ним по-турецки. Он спесиво молчал, пялясь перед собой и сконцентрировавшись на том, чтобы надлежащим образом держать символ власти визиря. Так что ротмистру пришлось удовлетвориться осмотром округи.
Их ожидало где-то четверть часа поездки через безлюдную, поскольку располагавшуюся достаточно близко от места сражений махаллю. Пан Михал с любопытством поглядывал в улицы, ведущие на север, один раз на другом конце он даже заметил перемещавшийся отряд пехотинцев. Но пушки уже замолчали, точно так же, как мушкетные залпы и перекатывающиеся хоральные окрики и стук барбанов. Лишь время от времени были слышны переворачивающие внутренности басовые рыки и грохот валящихся зданий. Небо все так же затягивали дымы пожаров, а в ноздри бил отвратительный запах горящих людских останков.
То ли турки наконец-то подавили одержимых, и теперь шли лишь стычки с оставшимися в живых, либо в сражении случился перерыв и временное перемирие. Так или иначе, но отсутствие звуков, заставлявших стынуть кровь в жилах, приносило облегчение и успокаивало. Оно давало надежду на то, что вскоре кошмар закончится.
– Кис-кис-кис, - позвал пан Михал сидящего на невысокой стене кота.
Животное, понятное дело, никак не отреагировало, зато рядом с ним появились еще два. Один из них мяукнул с прекрасно понимаемой претензией. Естественно, никто ничейных котов не подкармливал, что должно было их раздражать, они ведь привыкли к регулярным перекусам, устраиваемых для них богобоязненными мусульманами. Ротмистр покачал головой – в Польше подобная разнузданность была бы невозможной. Да, правда, многие баловали своих собак, но котов? Всего лишь клубки шерсти, хватающие вредителей.
Они проехали по всей длине широкой улицы, не встречая даже мародеров. И это, вместо того, чтобы поправить настроение панцирному, лишь сильнее обеспокоило его. Переполненный людьми город, который столь неожиданно опустел производил впечатление кладбища. А еще – эта тишина. До пана Михала дошло, что он не слышит даже одиночных выстрелов, а только лишь стук копыт, грохот колес на мостовой, разговоры и истерический смех освобожденных. Ко всему этому добавился лишь шум. Странный, не ассоциирующийся с чем-либо знакомым, зато постепенно нарастающий. Пан Михал беспокойно огляделся по сторонам, положив ладонь на рукоять сабли. Под воздействием неожиданного предчувствия он поднял голову.