Драконовы кончары (Smocze koncerze) (KG)
Шрифт:
– Я тебя уже похоронил, парень, - произнес он со слезами в глазах. – Как же я рад тебя видеть. Что они с тобой сотворили? Эта кровь, это ужасное состояние, эти цепи! Я сейчас же прикажу отрубить головы всем проклятым гяурам!
– Это не поляки, - ответил я. – Со мной ничего особенного, разве что немного запачкался. Извини, господин, за мою отвратительную внешность. У меня не было возможности умыться…
– Ладно, ничего не говори. Пойдем в баню, там все расскажешь, - предложил Кара Мустафа и громко захлопал, вызывая евнухов.
Не прошло и получаса, как я, обнаженный, лежал на столике, а меня скребли и поливали водой три девицы из гарема визиря. После чего я очутился в султанском
Пытаясь как можно меньше выдумывать, я в общих чертах описал правду о прогрессе вторжения. Понятное дело, я не признался, что Талаз стал одержимым и является лишь частью существа, которое образует с чужим захватчиком. Будет лучше, чтобы Кара Мустафа не знал, что имеет дело с бывшим военачальником вражеской армии. Я же помнил, насколько он может быть жестоким и беспощадным.
– То есть ты советуешь, чтобы мы, как можно быстрее, покинули Стамбул? – сказал визирь. – Эх, ты же знаешь, что это невозможно. Султан оставил мне четкие приказы. Я обязан спасти его столицу, так что сдать город я не могу, тем более – сбежать из него. Нам нужно найти иной способ победить неприятеля, и что это будет стоить – не важно.
Я даже и не моргнул, ожидая именно такого ответа. Было любопытно, чего же такого он планирует вместе с беями. Очередное наступление с применением пушек? Лично мне казалось, что гораздо больше разрушений и пожаров вызвал артиллерийский обстрел, чем действия армии вторжения, только даже если бы сказать об этом визирю, это ничего не изменило бы. Высылая очередные толпы ополченцев в самоубийственные атаки, он лишь поставляет Мультиличности материал для строительства и невольников. Так что я решил: как только Кара Мустафа вернет меня на службу, я сразу же начну планировать, как сбежать из дворца вместе с поляками.
Когда я уже прилично отмок, мне принесли новую одежду: штаны и рубаху. Двое слуг держало ее, чтобы мне было удобно вложить руки в рукава. Кара Мустафа глядел на все это с непонятным выражением лица. Я влез в принесенную одежду и тут-то почувствовал, что на запястьях вновь замыкаются тяжелые железные оковы. Слуги выкрутили мне руки за спину, а два кольца быстро связали веревкой.
– Хочу тебе кое-кого показать, - сказал визирь и пошел вперед.
Меня грубо подтолкнули, что не обещало ничего хорошего. Дьявол, похоже, кто-то видел меня среди одержимых и донес визирю. Теперь же меня считают шпионом. Кара Мустафа притворялся гостеприимнм приятелем, чтобы вытащить из меня все о моих намерениях. Или это он только проверял мои преданность и откровенность? Я ни словом не упомянул о своей связи с Мультиличностью, в связи с чем он отнесся ко мне как к врагу. Раз я советовал ему сбежать, он только укрепился в уверенности жестко защищать город. Снова я облажался! Похоже, никакой я не демиург, слишком много делаю ошибок!
Мы перешли в уже не такие богатые дворцовые помещения и очутились в тихой, уютной комнате. В ней стояла кровать, на которой лежал бледный и, несмотря на царящую в помещении прохладу, вспотевший Абдул Ага.
Он выжил! Я же был уверен, что истечет кровью, или же что его затопчут лошадями гусары. Какой недосмотр с моей стороны. Причем, не первый.
Похоже, я зашипел, увидав суповара, потому что визирь даже усмехнулся. Один из сопровождавших нас евнухов схватил меня за шею и заставил опуститься на колени. Весьма топорно и неуклюже – наверное, он никогда вместе со мной не тренировал умения пользоваться кистями рук.
– Это чудо, что Аллах вознаградил меня подобным образом, - тихо произнес командир янычар. – Он отдал в мои руки изменника, нанесшего мне смертельную рану. И что я должен теперь сделать, Талаз? Лично я желаю воткнуть тебе нож в кишки и распороть, чтобы ты страдал, как и я. Вот я тебе тоже нанес удар, но по тебе не видно, чтобы ты был ранен. Ты не только сражался совместно с одержимыми, ты один из них. Так что я не убью тебя, хотя у меня хватило бы сил, чтобы выдрать у тебя сердце голыми руками. Я обязан пожертвовать этот чудесный дар визиря ради добра родины. Я отдам тебя на пытки, чтобы ты нам самым наилучшим образом пропел. Или желаешь начать говорить сразу, чтобы не слишком утруждать хирургов и палачей?
Я качнул головой, соглашаясь. А что мне было терять? Я решил рассказать им всю правду. Все равно они не поверят в мои добрые намерения и подвергнут меня пыткам, но, по крайней мере, какое-то время потяну. Быть может, удастся освободить руки и сбежать? На мои плечи легли лапищи двух громадных евнухов, обездвиживая меня в стальном зажиме.
Я даже пошевелиться не мог. Оставалось только говорить.
Стамбул
20 джумада 1088 года хиджры
20 августа 1677 года от Рождества Христова
Дорота не могла сомкнуть глаз. Она лежала в шатре на разложенном непосредственно на земле одеяле и прислушивалась. Йитка дышала тихо и спокойно – девушка спала как убитая, и ей не мешали доходящие отовсюду возбужденные голоса поляков, шаги, бряцание снаряжения, ржание лошадей, трески и шумы. Ножевая рана оказалась не слишком глубокой, клинок не повредил никакой из органов, он только прошел сквозь кожу и мышцы. Рана не воспалилась и быстро затянулась, так что девушке повезло. Силы через несколько дней восстановятся.
Сквозь ткань палатки пробивались белые вспышки и сполохи. Источником их было чудовищное черное дерево, громадная гадость, высящаяся над городом. За день он сделалась выше в два раза, к тому же светилась ночью, равно как и весь форт чужаков, выросший у подножия. Так что Стамбул сиял в темноте, на безлюдных улицах было светло, будто днем. Точно так же, как и на площадках дворца, на которых было полно народу. Практически никто не спал, все ожидали штурма армии выродков и следили за изменениями чудовищной мерзости. Дорота, после того, как отдалась под опеку поляков, все так же пользовалась их гостеприимством, наконец-то решила поспать. Ей просто необходимо было отдохнуть, женщина чувствовала, что способна сойти с ума от страха и переполняющей ее печали после потери всего нажитого. Чужими не следует морочить себе голову. Ведь если бы изменившиеся захотели подавить защитников дворца, они уже сделали бы это. Ей не казалось, будто бы те опасаются отрядов визиря. Более вероятным было то, что они сконцентрировались на своих делах, людей оставляя на потом. То, чего они пока что желали достичь – уже достигли, разбили штурмующие их территории отряды, вытолкав янычар и вооруженную чернь на окраины города. Кажется, время от времени их летающие машины атаковали наиболее крупные сборища беженцев, чтобы хватать пленников. Похоже, пока что им этого хватало.