Драконовы сны
Шрифт:
— Я убил ее.
— Неправда.
— Да?
— Освобождение не значит — смерть. Ведь кто-то же потом убил Арнольда. А у нее был выбор — быть с тобой, что означало бы остаться прежней, или же уйти.
— Она меня никогда не любила, — глухо бросил тот и отвернулся.
— Есть вещи, поважнее, чем любовь. Я знаю, что ты ненавидишь этот город. Здесь вы были счастливы, и здесь же вы расстались. Тебе, жителю гор, все города представляются скопищем скверны и безумия. И все же ты не прав. Да ты и сам все это понимаешь, иначе бы тебя сюда не тянуло. Чаще всего тебе видна только одна сторона, но есть и другая. Народ живет здесь скученно и
18
Kneipe (нем.) — студенческая пирушка, вечеринка.
— Ну и что?
— А то, что каждый человек — это не только то, что ты о нем думаешь.
— Ну и что? — с упрямым вызовом повторил тот.
— Да ничего, — вздохнула Герта. — А я-то надеялась, ты хоть что-то поймешь.
Травник помолчал. Провел ладонью по лицу.
— Послушай, Герта, — сказал он, глядя в сторону, — я знаю, что у тебя была нелегкая судьба, но это еще не значит, что тебе можно меня поучать. Я тоже пережил немало. Твоей сумасшедшей ведьме такого и не снилось, что я пережил.
— Может, и не снилось. Это не мешало ей проделывать такое… — Герта содрогнулась и умолкла. Потом продолжила. — Однажды, например, я пробыла в подвале несколько недель, одна, в темноте и тишине. Я перевспоминал всю жизнь, разучился говорить, и даже имя свое забыла… и когда вышел, это был… была уже не я. Чистая поверхность. Tabula Rasa. Это было как будто второе рождение. А после она взялась за меня всерьез. Она учила меня двигаться и говорить, дала мне имя, научила, как вести себя. Я делала всю работу по дому, и если что-то было не так, она била меня нещадно. А если ты живешь, как женщина, то рано или поздно в душе ею становишься. Все это происходит медленно и незаметно. Мне же не с чем было сравнивать. Я видела, что отличаюсь от нее, но ничего не помнила из прежней… прежнего себя.
Жуга нахмурился.
— Но я не понимаю… То есть, я хочу сказать, что ты же, все-таки, не женщина. Ох, извини. Знаешь, Герта, я до сих пор не знаю, как к тебе относиться… Зачем она все это делала?
— Ее влекла природа магии. Сам мир ее уже не интересовал… да и люди тоже. Что ей было до какого-то мальчишки! Думаю, тебе не нужно объяснять, что магические способности мужчин и женщин различаются, хотя бы в силу их природы. Мужчинам больше удается магия творения, а женщинам — преображения. Удел мужчины — начало, женщины — развитие. Хедвигу эта ограниченность бесила. Она хотела вывести универсального мага, как выводят редкие цветы, но слишком поздно поняла, что для этого необходимо
— Разве нельзя было сбежать?
— Мальчишка постепенно изменялся. Дети завистливы, жадны и трусоваты. У ведьмы было много хитростей, чтобы его привлечь, — Гертруда усмехнулась. — Знаешь, что она мне посулила, если я буду хорошей? Весь мир и новые коньки. Ни больше и ни меньше.
— Ну и как?
— Оказалось, что нельзя иметь все сразу. Я не знала, как и ты, что мир такой большой. Мальчишки уже нет, а девчонка уже выросла. Коньки ей стали не нужны. А мир оказался слишком велик и опасен, чтобы можно было владеть им безнаказанно. Когда ты овладеешь миром, мир начинает владеть тобой.
— А иначе нельзя?
— Нельзя.
— А я?
— Ты все еще не хочешь выбирать, — она помедлила, — а придется.
Зал погрузился в тишину. Поленья в очаге осели, бросив блики на двоих людей, сидящих у камина, искры бросились в трубу. Снаружи подморозило. Жуге на миг подумалось, как это Тил выдерживает этот холод, и не пора бы затащить его обратно, и вообще, простужаются ли эльфы или нет, и в этот миг в дверь вдруг постучали.
Жуга и Герта переглянулись.
— Что за черт? — пробормотал негромко травник, — открыто же… Эй, кто там? — крикнул он. — Не заперто, входите!
Стук повторился. Травник встал и подошел к двери. Из щели потянуло холодом, в камине загудело. Жуга, ошеломленный, отступил назад.
— Ты? — выдохнул он.
Нора слабо улыбнулась.
— Мы не хотели заходить, — сказала она. Смуглое лицо ее казалось в лунном свете необычно бледным. — Но и уйти вот так…
— Мы? — не понимая, переспросил Жуга. Радость от того, что девушка жива, сменилась ощущением тревоги. Что-то здесь было не так. — Что значит, «мы»? — он выглянул наружу. — Кто здесь?
— Я.
Арнольд шагнул из темноты и замер на пороге. Вся его растерянность и злость ушла, силач был неподвижен и спокоен.
— Так вы живы! — выдохнул травник. — Значит, ты все-таки передумал. Что же мы стоим, — засуетился он, — идем скорей к огню!
Он двинулся вперед, схватил Линору за руку и вдруг отпрянул, ощутив под тонкой тканью ее рубашки леденящий холод.
— Прости, — сказала она, поправляя рукав. Потупилась. — Я не могла по-другому. Так… Так было нужно. Мы пришли попрощаться.
Жуга перевел взгляд на Арнольда.
— А ты…
— И я, — тот коротко кивнул и вдруг улыбнулся. — Так будет лучше, Лис. Поверь.
— Вы с ума сошли, — выдохнул Жуга. Бессильно прислонился к косяку, зачем-то покосился на свое запястье, перевязанное тряпкой. — Да вас же убьют!
— Об этом поздно говорить, — тихо и внезапно сказала Герта из-за его спины. Травник вздрогнул. — Их уже убили. Так ведь, девочка?
Линора кивнула. Арнольд неторопливо оглянулся, положил ей руку на плечо.
— Пора, — сказал он. — Нам нельзя здесь больше оставаться. Этот чеснок…
— Погоди, — она стряхнула его руку. Посмотрела травнику в глаза. — Жуга, ты… Я хотела сказать… Прости меня, если можешь.
Она коротко коснулась пальцами его щеки, потом вдруг быстро повернулась и шагнула в темноту. Жуга рванулся было за ней, но рука Гертруды легла ему на плечо и задержала на пороге:
— Постой…
— Отцепись!
Он вырвался и выскочил наружу. Остановился, изумленно озираясь: улица была пуста, лишь мостовая серебрилась инеем.