Драконовы сны
Шрифт:
На лестнице Вильям обернулся.
— Видал? — он кивнул Герте вслед. — Это, по-твоему, тоже халат? Эх, ты…
— Все равно, — пожал плечами травник. — Серое ей не идет.
В приемной комнате опять было натоплено, но в меру. Прислуги Герта не держала никакой и всю работу, даже самую тяжелую, по дому делала сама. Стол был завален книгами, пергаментными свитками и стружками от перьев, похожими на срезанные ногти. На краешке стола, к удивлению травника, примостился хрустальный шар. Был он совсем маленький — с кулак, при том еще какого-то зеленоватого оттенка, непохожий на другие.
— Я
— Я убрала его вчера. Золтан предупредил, что у тебя с ними проблемы.
— Ну, не то, чтобы у меня, скорее — у них со мной… Хрупкие они какие-то, — он поднял взгляд. — А что ж сегодня-то?
— Да так, проверить надо кое-что. Садитесь.
Она подвинула себе стул, перебрала бумаги на столе и вытащила один листок.
— Я посмотрела свои записи и книги, — начала она. — Это касется вашего друга с зонтиками.
— Олле? — вскинулся Вильям. — Что с ним?
— Это трудно объяснить. Что-то выбросило его из нашей реальности, но удар был недостаточно силен, чтобы он ушел навсегда. Он слишком привязан к этому миру и постоянно возвращается. Но плоскость колебаний так растянута во времени, а инерция так велика, что Олле пробивает ткань нашего мира и снова уходит. И так раз за разом.
Жуга и бард переглянулись.
— Я ничего не понял, — сказал травник.
— Я тоже, — поддакнул ему Вильям. — Попроще можно?
— Можно. Представьте иголку и холст. Холст — это как бы мир, а иголка — ваш Олле. Игла проходит через ткань, выходит с другой стороны, потом обратно… Теперь понятно?
— Вполне, — кивнул Жуга. — А нитка за иголкой тянется?
— Я не думаю, что он что-то «сшивает»; он, скорее, не игла, а шило — только дырки делает. Сны людей для него как маяк. А может, эти сны и есть уже готовые дыры…
— Его можно вернуть?
— Не знаю. Слишком мало данных. Возможно, эти колебания затухают. А вообще, судя по вашим рассказам, он там вполне освоился. Похожий случай был лет сто, сто пятьдесят тому назад — парнишку звали Рип ван Винкль. Он ушел в лес и там пропал. А после кто-то, очень похожий на него, стал являться детям перед сном. С мешком влезал через трубу по веревке и сыпал им в глаза песок, чтобы заснули. Потом он объявился, спустя почти сто лет, ничуть не постарев, и все прекратилось. Хотя песочного человечка поминают до сих пор.
— Странно, — проговорил задумчиво Вильям. — Мне Олле как-то раз рассказывал стишок про человека с веревкой и мешком, который исчез в лесу. А у меня на родине поют колыбельную про крошку Вилли Винки: «Крошка Вилли Винки ходит и глядит, кто не снял ботинки, кто еще не спит…»
— Наверное, это тоже был он, — Гертруда заглянула в пергамент. — Еще упоминается какой-то человек, который капал в глаза спящих сладким молоком, но это было так давно, что даже нет ссылки на время. Вообще такие случаи редки. Во-первых, нужен очень мощный первоначальный импульс, чтоб покинуть этот мир мгновенно и живым, а во-вторых, сны — притягательная штука, но не каждый человек способен в них существовать. Для этого нужен особый склад ума, такое, знаете ли, чувство равновесия…
— Он канатоходец.
— А, тогда понятно. Жаль я не знаю, что с ним случилось.
— Может
Гертруда осторожно подхватила наконечник. Попробовала пальцем острие. Нахмурилась.
— Откуда это у вас?
— Мне дал Рудольф из Лиссбурга. Принес штук десять.
— У него их целый бочонок, — подтвердил Жуга. — Я не знаю, что это, но если он не врет, их сделал маг по имени Эйнар.
— Эйнар? — переспросила та. — Эйнар Орчиз? Который высвистывал ветер?
— Наверное. Не знаю. Рудольф говорил, что этот Эйнар хотел стать дельфином и однажды исчез.
— Интересно. Очень интересно. Мне можно это взять на пару дней?
— Разумеется, — кивнул Вильям.
— Я вот еще чего хотел, — Жуга достал мешок и выложил на стол дощечку. — Что ты скажешь вот об этом?
— АэнАрда! — воскликнула Герта. — Я думала, их уже не осталось.
— По-моему, я это уже где-то слышал, — пробурчал Жуга. — Это все?
— Золтан говорил, что у тебя есть какой-то сюрприз, но такого я не ожидала. Превосходный экземпляр! — глаза Гертруды светились восхищением. — К тому же, в фазе активации… Уже конец игры?
Травник вздрогнул.
— С чего ты взяла?
— Всего пять фигур осталось.
— Их и было пять. С самого начала.
— Не понимаю, — нахмурилась та. — Должно быть восемнадцать. Сколько сделано ходов?
— Я не считал. Десяток или два.
— И все с пятью фигурами? Невероятно! — Герта вскочила и направилась к камину. Оглянулась запоздало. — Ты позволишь мне взглянуть на фигуры противника?
У травника отвисла челюсть.
— Это можно сделать?!
— Да, конечно… — Гертруда осеклась на полуслове и нахмурилась. — Постойте, постойте… Так вы не знали? Как же вы тогда играете?
Жуга вздохнул.
— Никак.
— Ну и ну… Как вам это удалось?
Курился дым. Ароматическая палочка светилась красным огоньком. Над доской на тонкой и высокой проволочной треноге покоился хрустальный шар. Свет шести свечей, установленных в углах доски, отражался в глубине хрусталя. Зеленоватым, чуть мерцающим сиянием струился вниз. Повсюду за пределами стола царила темнота — Гертруда занавесила окно, огонь в камине догорел. Дым от курительной свечи стелился над столом, и в его тяжелых стынущих клубах проступали очертания невидимых фигур. Жуга и Вильям боялись шевельнуться и дышали в сторону, чтобы не разрушить призрачную картину.
— Одиннадцать фигур, — сказала Герта, — и на удивление хорошая позиция!
— У кого? — невольно вырвалось у травника.
— У вас. Взгляни сам: пешка на проходе и прикрыта ладьей, воин белых запер черного и угрожает атаковать левый фланг, лис взял на вилку воина и дневного охотника, а дракону ничего не угрожает.
— Ты действительно так думаешь? — Жуга с сомнением потер небритый подбородок. — Одиннадцать к пяти — не тот расклад, с которым можно выиграть.
— У черных численный перевес, но позиционное преимущество на вашей стороне. Пусть ходит пешка или лис, потом — размен ферзей…