Драконы ночи
Шрифт:
Кате было не по себе: она явилась в милицию по конкретному делу, рисунок до сих пор еще стоял у нее перед глазами. В отделе узнала, что пропавший ребенок… нет, тело обнаружено. Она ехала на то самое место, где его нашли, но по дороге они говорили с коллегой не об этом, а о каком-то «провале»!
– Так что не так с этим бункером? – спросила она. – И при чем тут городские слухи?
– Это не просто бункер. Это всегда что-то вроде могилы было, – ответил эксперт. – Разное рассказывали, кто во что горазд. У кого насколько фантазии хватало. Один только факт бесспорный. После войны дело было. Там, в этом бункере, детей нашли мертвых, убитых. Случайно
Катя взирала на него молча.
– Они, те двое, – брат и сестра, зимой пропали. Их тоже, как старики наши рассказывают, тогда искали всем городом. Они были нездешние. Вроде тогда цирк в город приехал со столичными артистами на гастроли. Эти детишки – брат с сестрой, были из цирковой семьи. Маленькие совсем оба, клопы… Ну и сгинули в одночасье. Так их тогда зимой и не нашли. А нашли много месяцев спустя осенью где-то, в октябре – саперы на них наткнулись случайно, как я уже говорил. Трупы изуродованные: в общем-то, что от трупов осталось за столько-то времени. А перед этим в мае месяце, когда дети еще в розыске числились, кое-что случилось в самом городе. Есть тут у нас улица Ворошилова, там дом был, потом он сгорел, точнее, сожгли его в головешки… Так вот про него тогда бог знает что болтали… да и сейчас еще вспоминают ту историю.
– Я слышала – было совершено какое-то убийство?
– А, значит, и до вас дошло. Но в общем-то, конечно, все это вздор – и россказни эти, и слухи. Теперь уже мало кто и помнит про все это – сколько лет прошло. Но… если бы мальчика не в лесу нашли, а там, в этой гнилой могиле, в провале, то… Вот порой и удивляешься, какому бреду готовы верить наши не шибко умные и до черта суеверные…
– Вон машины милицейские на обочине, – перебила его Катя. – Мы с вами на месте, наверное, уже?
Синий указатель на шоссе гласил: «Елманова падь». Стрелка-поворот указывала направо на просеку. По обеим сторонам дороги был лес, лес, лес. На шоссе вереницей выстроились машины. Среди деревьев мелькали фигуры в форме. Трещали рации.
– Давайте я вам помогу выгрузиться. – Катя с тяжелым сердцем потянула на себя экспертный чемодан.
Она была здесь лишней, чужой – в этом траурном лесу, на этой скорбной дороге, куда все они – ее двуреченские коллеги приехали исполнять свой тяжкий служебный долг. Но у нее было оправдание перед ними и перед тем, что ждало ее там, в чаще леса, – она явилась сюда не ради любопытства.
Она увидела Шапкина и того самого подполковника в форме – Поливанова, который приезжал в «Дали» накануне. Шапкин, узрев ее, чуть скривился, потом, правда, что-то сказал тихо Поливанову, видимо, объясняя – кто такая. Но и это стало неважно – объяснения, все эти официальные церемонии. Катя ощутила, что здесь все это теряет свой обычный смысл, превращаясь в некие несущественные мелочи. Главным же было совсем другое.
Тело Миши Уткина лежало в неглубокой промоине. Над промоиной росла кривая ель. Ствол ее был весь в белесых струпьях смолы, нижние ветки давно уже засохли. Палые листья под ногами, порыжелая хвоя. От шоссе было совсем недалеко, всего каких-то метров сто, но лес вокруг был так мрачен, так тих, что людям городским
Сотрудники милиции, эксперт, патологоанатом, следователь прокуратуры, Шапкин, Поливанов, оперативники, местный прокурор окружили промоину, заслонив ее от Кати. Потом они занялись каждый своим делом – без эмоций, без «охов», почти механически, как роботы. Она была свидетельницей всего осмотра. Но в памяти ее потом от всего этого долгого кропотливого профессионального действа сохранились лишь некоторые фрагменты.
Его правая рука, сжатая в кулачок…
Ноги, обутые в кроссовки…
Черный земляной жук, впившийся в его шею под левым ухом – когда тело повернули на бок…
Жука снял и раздавил Роман Шапкин. Еще одного жука эксперты достали пинцетом из мертвого рта. Тварь сучила лапками, извивалась, тщетно пытаясь вырваться и продолжить свой пир – пир падальщика.
Катя не выдержала и отвернулась. Но затем, немного отдышавшись, оправившись, заставила себя смотреть дальше. Она явилась сюда не ради любопытства. Она должна была понять, что произошло. Но видеть ЭТО ВСЕ было выше ее сил.
Русый затылок…
Запекшаяся кровь в волосах…
Много крови и вокруг – на хвое, на листьях…
Восемь лет, всего восемь лет… Здесь, в лесу, у НЕГО было уже мало общего с тем портретом, что был расклеен по всему городу: улыбка, щербатые детские зубы. Здесь со всем этим – живым – было уже мало общего.
Тяжелый трупный запах, казалось, пропитал все вокруг, весь этот тихий застывший в ступоре заколдованный лес.
– Раны на голове – в теменной и затылочной области, – надиктовывал в диктофон патологоанатом. – При первоначальном визуальном осмотре отмечено… Фрагменты мозгового вещества… осколки костей черепа…
– Голову разбили…
– Было нанесено три удара по голове тупым твердым предметом с большой силой, – продолжал патологоанатом.
– Такому маленькому и одного хватило бы…
– На тыльной стороне левой кисти – царапина длиной около пяти сантиметров. Ну-ка, товарищи, давайте перевернем его осторожно на живот.
Шапкин, оперативники и эксперт перевернули тело.
– Одежда в пятнах крови, но каких-либо повреждений – разрывов, отверстий не имеет. Надо снять с него куртку. Или нет, подождите, лучше ее разрезать вот так вдоль, – патологоанатом показал жестом.
– Брюки на нем надеты, трусы, – сказал Шапкину Поливанов. – Все вроде на месте, а, Рома?
– Это ничего не значит. Надо смотреть, – резко ответил тот.
– Не только смотреть, экспертизу будем проводить, – патологоанатом склонился над трупом.
– Был половой контакт с ним? – спросил Шапкин.
Патологоанатом попросил снова перевернуть труп. Очень внимательно с помощью инструментов и карманного фонарика исследовал рот мальчика, подбородок. Взял из ротовой полости несколько мазков.
– Ну? Был ведь? – Шапкин выпрямился.
– Не могу сейчас сказать ничего конкретного. Будем проводить исследование. Весь собранный материал, в том числе и генетику, отправим в областную лабораторию.
– А давность смерти какова? – Это спросил следователь прокуратуры, занятый протоколом, едва поспевавший записывать.
– Предположительно не менее трех суток.
– Ну, время его пропажи мы точно знаем, – перебил Поливанов. – Что ж, выходит, его прямо сразу… взяли от остановки автобуса, привезли сюда и тут умертвили?