Драконы во гневе
Шрифт:
Август поднял голову и устремил взгляд в пространство.
— Ты можешь подумать, Хокинс, что, говоря тебе все это, я забочусь о собственных интересах. Если ты судишь меня сурово, я не стану возражать, потому что заслужил это. Я предал тебя. Я мог бы возразить, что меня не было на месте, когда тебе понадобилась моя защита, но это не оправдание. То, как с тобой поступили в Ислине, непростительно, и мне следовало быть там.
Ворон посмотрел на свои ладони и медленно покачал головой:
— Вы были с армией в Окраннеле, спасали людей. Это важнее, чем судьба одного человека. Вам и без меня было о чем подумать.
— Ты слишком легко прощаешь меня, Хокинс. О том, что с тобой случилось, мне могли бы сообщить по арканслате. Всех деталей я, конечно, не знал, но в одном был уверен — ты никого не предавал. Я помню ту последнюю ночь около лагерного костра, и знай — тогда я говорил правду. Я был бы счастлив, если бы ты поехал со мной в Окраннел. Хорошо хоть, что меня сопровождал твой брат, Саллит. Хотя я не знал, какие обвинения против тебя сфабриковали, — король вздохнул. — Вернувшись из Окраннела, я женился, что, соответственно, сопровождалось бесконечными праздниками. А потом я занимался тем, что помогал становлению окраннелского двора в изгнании, создавал семью, и все это потребовало множества хлопот, а ты не давал о себе знать. Я не хотел забывать о тебе, но ты же мне не напомнил.
Ворон кивнул и попытался заговорить, но получилось у него лишь с третьего раза. Когда ему, наконец, это удалось, голос звучал напряженно, но в то же время мягко:
— После того как с меня сорвали маску, я, ну, мало что помню. Я бродил где-то. Воркэльфы, из-за пророчества, приютили меня в Низине. Я только и делал, что рыдал, ни слова без слез не мог выговорить…
Король опустился на колени перед Вороном и положил руки на его поникшие плечи.
— Если бы я знал, друг мой…
Ворон обессилено похлопал короля по руке:
— Ваше величество, вам надо было думать о мире. Я не стоил ваших тревог. Я был никто. Я был ничто. Потом Резолют вернулся в Ислин и нашел меня.
— Знаю. Обнаружив тебя, он пришел ко мне. Он многое прояснил для меня. Я принялся расспрашивать отца, и он рассказал, что произошло. Я взорвался, говорил, что хуже с тобой могла обойтись разве что только Кайтрин. Он ответил: «Кровь одного человека — небольшая лужица, а Кайтрин затянула бы нас в океан». Пожертвовать тобой казалось не такой уж большой ценой за то, чтобы сохранить стабильность мира.
Ворон вскинул голову:
— Значит, вы уже двадцать пять лет знаете, кто я такой?
— Да, — король сделал глубокий вдох. — Как принц, я не мог сделать многого, однако делал то, что было в моих силах. Принял меры, чтобы компания твоего друга Плейфера получила льготный торговый статус, и Резолют в качестве моего представителя собирал взносы, необходимые, чтобы это соглашение сохраняло силу. Ты возобновил знакомство со своим другом, и его компания обеспечивала тебя транспортом и деньгами. Плейфер не знал, что мне известно, кто ты такой, и, следовательно, не мог рассказать тебе о моем покровительстве.
Ворон медленно кивнул:
— Да, теперь многое обретает смысл. Раунс был более чем великодушен, временами я даже опасался, как бы он ни прогорел. Он отдал бы мне все, я понимал это, однако приятно сознавать, что его усилия были щедро вознаграждены.
— Он не должен был пострадать. И, да, ты прав, он сделал бы для тебя все. Известно ли тебе, что это он покровительствует бардам, воспевающим подвиги Ворона? — Август поднялся и снова сел в кресло. — Я старался услышать как можно больше этих песен, надеясь отыскать в них зерна правды. Вы с Резолютом продолжали борьбу. Как хотелось и мне присоединиться к вам! Однако единственное, что я мог сделать, это оказывать поддержку барону Дракона.
— И вы хорошо справлялись, — Ворон нахмурился. — Он знал, кто я, хотя мне только в конце стало известно об этом. Он подал мне знак.
Король кивнул:
— Он знал, да, хотя в открытую мы никогда не говорили о тебе. Обсуждал ли он это с кем-нибудь еще — мне неизвестно. Сохранение тайны представлялось лучшим способом обеспечить твою безопасность.
И тут Уилл, который до сих пор просто сидел и слушал, внезапно дернулся:
— Как у вас язык поворачивается говорить такое?
Август взглянул на паренька:
— То были опасные времена, Уилл.
— А это разве оправдание? — молодой человек вскочил, сердито глядя на короля. — Являетесь сюда и рассказываете Ворону, что уже давным-давно знали, что его осудили несправедливо? Понимали, что это разрушает его жизнь, и не делали ничего?
— Уилл! — ноздри Ворона гневно затрепетали. — Это же король!
— Плевать! — Уилл упер кулаки в бедра. — Король Скрейнвуд хотел, чтобы я наговорил на Ворона, а вы сидите здесь и заявляете, что ни словечка не промолвили, чтобы опровергнуть возведенную на него ложь? И при этом называете его другом? А ты, ты, — он посмотрел на Ворона, — позволяешь ему называть тебя другом? — Двое мужчин, широко распахнув глаза, не сводили с парня взгляда. — Все постоянно стремятся запутать окружающих, так что ничего не поймешь. Все скрывают свои подлинные чувства. Там, на улицах, ходят люди, которые избили бы меня до смерти за то, что я вор, но раз я — Норрингтон, они готовы своими руками отдать мне все, что я мог бы украсть. И все равно они ненавидят меня за то, что я вор, но притворяются и говорят, что я — их единственная надежда. И знаете, что? Я слышал даже, как все говорят, что Хокинса следовало принести в жертву, потому что, если людям станет известно о намерении Кайтрин вернуться, они испугаются и страна погибнет, и прочее в том же духе. Заодно и вам не надо беспокоиться, сгоняя людей в армию и посылая их умирать неизвестно за что. Если так с ними обращаться, они и вести себя будут, как испуганные овцы. А может, лучше дать им в руки копье и указать, откуда исходит угроза их жизни? Может, тогда окажется, что они храбрые, стойкие, и мужественные?!
Уилл указал пальцем на короля Августа:
— Я знаю, вы храбрый и все такое прочее. Я знаю, вы хороший король. И вы мой король, что бы там Скрейнвуд ни болтал. Никто не выкалывает вам глаз на монетах. Но все же, что касается Ворона, вы ведете себя, как слепец. Кайтрин передала через него, что вернется, однако, спасая свои головы, вы все не позволяете никому узнать о ее предостережении, и поэтому никаких приготовлений к ее возвращению не ведется. И вот что интересно. Никому не приходит в голову, что, будь вы готовы к ее возвращению, она, может, и поостереглась бы делать это?
— Уилл! Хватит, — Ворон встал и развел руками перед королем. — Ваше величество, простите.
— Нет, нет, все в порядке, — Август махнул рукой, приглашая Ворона сесть. Когда тот снова опустился на койку, король взглянул на Уилла. — Ты ждешь ответа или просто выплескиваешь на меня свое негодование?
Уилл проглотил эту подколку:
— Хочу услышать ответ.
— Хорошо. Я отвечу тебе, но не потому, что ты дворянин, или Норрингтон, или даже гражданин моей страны. Я отвечу тебе, потому что ты первый человек, который задает вопросы, мучающие меня годами.