Драконья кровь
Шрифт:
Кроме того, местные священники (с удивлением я узнал, что здесь люди и богам поклоняются) с пышными почестями похоронили останки тех, кого мы принесли из замка, и платья из Драконьей кожи. Сидя в своей комнате, я из окна видел, как вдалеке над зданием храма взметнулись в небо белые голуби, и густой звук гонга, оповещающего о том, что несколько душ было направлено к чертогам Бога, разнесся по городу.
Черный торопливо завершал свой утренний туалет. Он, однако, имел редкий дар – обрастать тряпками как дерево лишайниками! Мало того, что нам снова пошили новую одежду, так ему Дракон еще подарил и шикарный багровый
А почему ты так скромно промолчал, что одному такому смелому Торну Дракон подарил обруч на голову?! Ты не молчи!
Ладно, ладно, подарил. Вместе с твоим плащом. Наверное, это что-то значило, но сейчас разбираться не было ни времени, ни желания. Церемониймейстер, принесший эти вещи, поклонился и сказал, что нас ожидают на суде внизу, и я, торопясь закончить свои записи, ляпнул на страницу две кляксы.
– Пояс надень, – неназойливо попросил Черный, одергивая на себе подаренный плащ. С удивлением я увидел, что он активизировал защиту.
– Ты что?!
– А что? Знаешь, куда нас зовут? В пыточный зал. И я не хочу, чтобы внезапно кто-нибудь задал нам какой-нибудь вопрос, ответ на который принудил бы его подвесить нас обоих на дыбу. Надевай, не ерепенься!
Такое трезвомыслие показалось мне разумным и логичным, и я тоже нацепил поясок.
Впрочем, вопреки обострившемуся звериному чутью Черного, внезапно в нем проснувшемуся, никто не собирался вешать нас на дыбу. Там, в светлом белом зале с высокими сводчатыми потолками, и дыбы-то никакой не было. Только скамьи для судей – то есть для нас, его изловивших, для служителей закона и для Дракона. Причем Дракон тоже сидел на простой скамье. Чуть дальше толклись многочисленные зрители, родственники тех, я полагаю, кого сожрал людоед.
Под стрельчатым огромным окном стоял невысокий скромный помост, и яркое солнышко весело освещало гладко оструганную, выскобленную добела лавку. На ней-то и притулились подсудимые.
Они были, как один, отмыты до блеска и наряжены в чистые, белоснежные новые рубахи. Ни один из них не поднял головы при нашем появлении, хотя остальные поприветствовали нас как того велел этикет – Дракон наклонил голову, а судьи встали и поклонились, путаясь в своих широких мантиях из толстой шерстяной синей ткани.
Вчера наоргов было пятеро, могу в том поклясться, а сегодня на лавке сидело всего трое, и то еле-еле. Судья, видя мое недоумение, объяснил, что двоих просто засекли до смерти. Нечаянно – ибо доза, отпущенная каждому поровну, кому-то показалась слишком щедрой.
– Сегодня мы собрались здесь, – торжественно начал председатель суда, – чтобы решить, какую кару нам применить к этим чудовищам, потому что преступления их так ужасны, что в своде законов нет и тени похожего.
– Расскажи нам о том, кто эти люди и в чем их обвиняют, – спокойно произнес Дракон. Судья торжественно развернул свиток (дело на каждого сшили!) и, прочистив горло, начал:
– Нечто или некто господин Монк, именуемый в народе папашей-людоедом, обвиняется в похищении людей и убийстве, заведомой лжи и подстрекательстве к тому, что сам делал и без помошников! Кроме того, особо хочу обратить ваше внимание, что сей монстр напал на замок благородных Драконов и убил их, а из их кожи пошил для своих грязных отпрысков платье, оскверняя саму память об усопших. Что ты можешь сказать в свое оправдание, чудовище?
Людоед поднял голову и уставился на судью. Видно было, что ему худо – как говорил наорг, он не мог жить на поверхности земли, он задыхался. Из широко разинутой пасти, откуда Палач предусмотрительно удалил все зубы, текли на грудь слюни, огромные руки его были скованы.
– Я, – прошепелявил людоед, – я вас всех…
Дальше последовало такое длинное и такое непристойное ругательство, что Черный восхищенно зацокал языком, а дамы в зале поспешили попадать в обморок.
– Вы всего лишь ничтожные, низкие существа, – продолжал людоед. Видно было, что он очень старается, чтобы его поняли, и тщательно выговаривал слова. – Для меня вы хуже животных.
Всю свою речь людоед говорил еле-еле, слова его были едва понятны, и нередко из уст его вырывались такие словечки, что уши вяли. Так что я привожу здесь свою версию сказанного им, достаточно сильно подвергнутую цензуре и отредактированную мной до вразумительной речи.
Но, несмотря на все изъяны его дикции (а говорил он очень медленно, непонятно, и судьи то и дело переспрашивали друг у друга – «простите, что он сказал?»), мы всегда терпеливо выслушивали его до конца.
– Твоя позиция понятна,– невозмутимо ответил судья, несмотря на поднявшийся в зале переполох, перерастающий в крики ненависти и злобы. – Далее! Эвелина, урожденная дочь лесника, ныне людоедка, жена одного из людоедов. Обвиняется в том же, а точнее – в похищении и убийстве людей. Что ты можешь сказать в свое оправдание, чудовище?
Эвелина, выпялив свой толстый язык, осклабилась.
– А что я сказу? – прошепелявила она. – Мне сказать нечего, как нечего было сказать, когда вы пересчитывали мне ребрышки, – она прытко подскочила и задрала рубаху, не стесняясь своей наготы. Вся её спина была разрисована кровавыми полосами от ударов плетьми. – Я же сказала, что не ведаю боли. Зря только палача беспокоили. Гы-ы…
– Ничего, – смиренно ответил Дракон, – он честно отработал свой хлеб. Дальше!
– А так же, – продолжил судья, – обвиняются Екро, Имп и Пална, наорги. Их вина в том, что они пособничали людоедам, помогая им проникать в чужие жилища, в частности – в замок благородных Драконов, остерегали людоедов и помогали им продолжить их нечистый, противный людям род. Что скажете в свое оправдание?
Наорги были далеко не так самоуверенны, как людоеды. Они отлично знали, что такое боль, тем более, что местный палач, как сказал Дракон, честно отработал вчера свой хлеб, почесав их спины плетью. Наш болтун, сверкая злобными глазами, замычал что-то своим безъязыким ртом, и судья оживился:
– Ах, да! Екро наорг обвиняется сверх того еще и в том, что пытался оболгать господина приемыша Зеда, но за то он уже понес наказание, назначенное ему Драконом лично.
Наорги молчали. Можно было б снова затянуть свою песенку о том, что людоед – это такое же сильное чудовище, как и Черный, и он своей силой сильной (между прочим, такой же ужасной, как и сила Черного!) заставил их сделать то, что они сделали, но, видимо, Дракон об этом и слышать не желал (судя по виду Екро), и они лишь смолчали. В конце концов, на то у них был адвокат – а в его наличие я тут же с удивлением убедился.