Драконья луна
Шрифт:
– Нет, папа, отпусти меня! Я сам! Я хочу сам.
Сейчас покажу тебе, как я умею.
Поставив мальчика на пол, я иду за ним в большую комнату, включаю свет. Он садится на пол и снимает одну кроссовку, потом другую.
– Поесть не хочешь? – спрашиваю я.
Генри на секунду задумывается, стягивая носок, потом отвечает:
– А можно, когда я поменяю обличье?
– Конечно. Пока ты раздеваешься, еда будет готова.
Я оставляю мальчика, иду на кухню и открываю холодильник. Там полно замороженных бифштексов. Отца никогда
– Генераторы, – фыркал он, – кондиционеры, электричество… Кому все это нужно?
Правда, он никогда не жаловался на то, что у нас есть возможность достать из холодильника кусок мяса и за несколько секунд приготовить его в микроволновой печи. Достав один огромный бифштекс, другой – поменьше, кладу оба в микроволновку и устанавливаю время, несколько минут, как раз чтобы довести мясо до комнатной температуры и растопить лед внутри куска.
– Папа! Посмотри на меня!
Сын уже разделся и стоит на куче сброшенной одежды.
– Чур, я первый – кричит он.
Я киваю и, подбоченившись, жду, что будет дальше.
Генри хмурит брови, сжимает губы. Он концентрируется. Ничего не происходит. Мальчик хмурится еще больше. И опять ничего. Микроволновая печь коротким звонком сообщает о готовности мяса Я делаю шаг к сыну, чтобы прикоснуться к нему и перевоплотиться вместе с ним. Не помню, чтобы в его возрасте мне было так же трудно менять обличье. Может быть, мне следует заставлять его чаще практиковаться. Меня отец заставлял делать это каждый день.
– У каждого из нас есть наиболее удобные для нас размеры как в естественном, так и в чужом обличьях, – учил он меня. – Это самое простое из превращений. Если ты правильно выберешь себе человеческий облик, то сможешь переходить к нему совершенно естественно, даже не задумываясь.
Но будут случаи, когда тебе понадобится приложить некоторые усилия для того, чтобы приобрести другие размеры и вид. Когда ты немного повзрослеешь, я научу тебя, как это делается.
Генри пятится от меня и качает головой:
– Нет, папа. Я уже большой. – Он разворачивает плечи и улыбается. – Видишь?
Его кожа начинает съеживаться, уплотняться постепенно превращается в чешуйки, а подбородок расширяется, лицо вытягивается, зубы удлиняются, руки и ноги превращаются в когтистые лапы.
– Смотри, папа! – Он расправляет крылья и обмахивает меня ими, как двумя опахалами.
Я гляжу на светло-зеленое существо, стоящее передо мной. Так Генри в два раза больше, чем в человеческом обличье. Единственное, что осталось от обнаженного мальчика, который только что стоял на этом месте,- это изумрудно-зеленые глаза. И все-таки сразу видно, что это ребенок. Со временем легкая припухлость на скулах исчезнет, светло-зеленые чешуйки потемнеют, кремовое брюшко подберется, мускулы станут более рельефными, крылья сделаются длиннее и тоньше. Но время этих изменений еще не пришло.
– Ты
Вынув из микроволновой печи полусырое мясо, выкладываю бифштексы на тарелки и ставлю их на массивный дубовый стол посередине комнаты.
Генри смотрит на мясо, вдыхая запах крови.
– Можно, папа?
Я разрешаю, и мальчик хватает меньший бифштекс и пожирает его, откусив всего раза три. Видно, что он голоден. Способность изменять свое тело – великое счастье, дарованное нам природой. Но я давно уже понял, что она редко дает что-нибудь просто так, не требуя за это платы. Мы, Люди Крови, расплачиваемся за перевоплощение энергией. Так что после превращения нам всегда необходимо подкрепиться, чтобы не ослабеть.
Сбросив одежду, я заставляю свое тело измениться, в который раз испытав эту блаженную боль от растяжения и отвердения кожи, прорезывания крыльев, роста костей. Развернув крылья во всю их ширь, облегченно вздыхаю. Это единственная комната в доме, где их можно раскрыть полностью. Мое тело от носа до хвоста – восемнадцать футов, а размах крыльев – вдвое больше. Сын рядом со мной кажется лилипутом.
– Папа, какой ты большой! – беззвучно восхищается Генри.
Меня тоже привлекает запах свежей телячьей крови. Со смешком, переходящим в рычание, я хватаю со стола большой бифштекс и с жадностью пожираю его.
– Ты станешь таким же большим или даже еще больше, когда вырастешь,- мысленно отвечаю я сыну, покончив с куском мяса.
– Скоро? – спрашивает Генри.
Я ласково касаюсь мордочки Генри, вдыхаю его запах – сладковатый, похожий на запах свежевыделанной кожи. Так пахнет только он. Мне не составило бы труда узнать Генри по этому запаху, даже если бы он был от меня в нескольких милях, а вокруг толпились бы другие представители нашей породы.
– Ну, пойдем? – Я киваю в сторону лестницы.
Генри бросается к окну, выходящему на широкий канал между нами и Лоскутным рифом.
– Я хочу вылететь отсюда! – кричит он.
Из моей груди вырывается тяжелый вздох. Это единственное окно в комнате, которое достаточно велико, чтобы мы могли вылететь из него оба. Генри знает об этом, потому что я ему недавно показывал, как это делается. К сожалению.
– Лучше спуститься на галерею. Так безопаснее… Кроме того, прежде чем взлететь, мы сможем
убедиться, что в доме все в порядке.
Мальчик упрямо трясет головой:
– Не хочу спускаться. Хочу вылететь из окна, как ты мне показывал. Пожалуйста!
– Пойдем вниз, – беззвучно приказываю я.
– Нет!
Генри отодвигает щеколду и распахивает окно, соленый воздух врывается в комнату. Малыш карабкается на подоконник и готовится выпрыгнуть.
Рыча, я бросаюсь к нему.
– Не смей! – беззвучно кричу я и сбиваю его с подоконника точным и сильным ударом хвоста.
Он падает на пол и ревет. Я подхожу к нему и касаюсь крылом моего всхлипывающего сына.