Драйзер. Русский дневник
Шрифт:
Я попросил его рассказать о том, как он стал художником. Он рассказал, что родился в Мексике, но рано отправился учиться в Париж. Там его впечатлили импрессионисты, неоимпрессионисты и кубисты – и на какое-то время он попал под сильное влияние их идеалов и их техники. Позже, когда началась Великая [Первая мировая] война, он обнаружил, что не согласен со многими своими братьями по кисти. Они полагали, что новая русская революция обещала – как естественное следствие – полное одобрение кубистической идеи искусства, и они хотели, чтобы он отправился в Россию, чтобы там развивать кубизм как великое выразительное искусство будущего. Но он с этим не согласился. Вместо этого, будучи темпераментным человеком и коллективистом, он почувствовал, что искусство должно быть более прямым и просто выразительным не только с точки зрения чувств и импульсов массы, но и с точки зрения ее понимания. Чтобы разобраться в этом вопросе, он решил вернуться в Мексику, где надеялся в какой-то форме выразить мысли массы, и стал писать муралы [96] для правительственных учреждений. В последнее время его работа там довольно далеко продвинулась, но Россия, похоже, предложила массам новый способ выражения в искусстве, и он решил направиться туда, взяв с собой презентации и большую коллекцию фотографических репродукций своих работ. Этими аргументами он надеется побудить власти СССР поручить ему художественное оформление советских зданий. В случае успеха на переговорах он вернется в Мексику, чтобы завершить там работу (только на несколько месяцев), а затем на неопределенное время уедет в Россию.
96
Современная уличная живопись, фрески.
Сегодняшняя беседа с Максом Эрнстом, юристом, показывает, что он сомневается в обоснованности выводов нынешней науки в том, что касается астрономии. У него (благодаря Майкельсону и Эйнштейну) [97] появились причины полагать, что звезды расположены не так далеко, как обычно утверждают астрономы. Кроме того, они не
97
Альберт Майкельсон (1852–1931) – немецкий и американский физик, который определил скорость света и получил Нобелевскую премию по физике за 1907 год. Его эксперименты легли в основу теории относительности Эйнштейна.
После ужина в этот день у нас была прощальная вечеринка – Энтони, Моррис Эрнст и г-жа Эрнст, ее сестра г-жа Эпштейн, Б. У. Хьюбш, судья […] Мюллер, Диего Ривера и я. Много заходов на выпивку. Имбирное пиво. Каламбуры. У меня такое чувство, что г-жа Эрнст меня не любит. В полночь мы расстаемся. Я иду на верхнюю палубу немного подышать воздухом – и потом спать. Читаю «Южный ветер» [98] .
98
Популярный роман Нормана Дугласа «Южный ветер» (South Wind, 1917). Драйзер упоминает эту книгу в своем предисловии к «Дороге в Буэнос-Айрес» (об этой книге см. примечание на с. 37).
Дождь. Дела не ждут. На борт принесли письма. Эрнст не поедет в Лондон на авто. Я завтракаю с судьей Мюллером. Работа над статьей. Мы едем в Шербур [99] . Чаевые – туфли $1.00. Банщик $2.00. Официант в каюте $7.00. Официант в столовой $5.00. Шляпы, гардеробщик $1.00. Швейцар $1.00. Лифтер 50 центов. Всего $17,50. Обед, я беседую с судьей Мюллером относительно американской и голландской судебных процедур (см. ниже). Чайки под дождем в Шербуре. Сотрудник компании Cunard, который по моей просьбе переводит Мюллера и Хьюбша в С5. Сотрудник London Daily Mail. Паспорта, показанные в Grand Salon. Идем на плашкоут [100] , потом – поезд. Повар и его работа для нас. Опять чаевые $1.00. Нищие у поезда. Я попадаюсь на улыбку нищей девочки лет двенадцати, но обнаруживаю, что она работает на пожилую женщину. Нищенство во Франции. Дюбонне [101] . Ривера едет тем же поездом. Хороший французский ужин. Снова разговоры о французском и голландском праве. Париж. Я даю интервью репортеру Daily Tribune [102] . Мы идем в Cafe del Opera [103] . Я покупаю игрушку «4 июля». Потом – к Мадлен [104] . Затем – в Cafe Dome (Ривера) [105] . Французские девушки. Сэндвич и пиво. На такси обратно в отель. Тариф 15 франков.
99
Шербур – французский торговый и военный порт на Ла-Манше, примерно в восьмидесяти милях (около 130 км (ред.). к северо-западу от Гавра.
100
Плашкоут – плоскодонная баржа, используемая при перевозке пассажиров и грузов между крупными судами и берегом.
101
Дюбонне (Dubonnet) – аперитив на основе крепленого вина, ароматизированный корой хинного дерева и различными травами.
102
Theodore Dreiser Here on Way to Study Results of Sovietism // New York Herald Tribune: Paris edn., 1927. 27 October. P. 1, 10.
103
Драйзер отправился в ресторан Tavern de Г Opera, известный своим мюнхенским пивом.
104
Церковь святой Марии Магдалины на улице Royale, ее часто называют просто «Мадлен». Один из самых известных в Париже храмов, построен в греко-римском стиле.
105
Dome – кафе на Монпарнасе, популярное у живущих во Франции иностранцев.
В связи с нищей девушкой – вот еще что. Я никогда раньше не встречал [нищенок], которые бы меня так заинтересовали. Эту же (наверное, лет 14) явно вынуждала просить либо ее мать, либо покровительница. Девушка обладала замечательной естественной красотой и чудесной улыбкой. В этой-то естественной красоте все и дело. Я обнаружил, что являюсь хронической жертвой творческой формулы природы, выраженной в женщинах – даже такого возраста, я понимаю, что эта девочка нищенка и просто использует свою улыбку для того, чтобы что-то за нее получить, – вот снова эта улыбка. И хотя я сейчас обладаю этими знаниями, вижу, как хитро она использует глаза и губы с чисто практическим намерением, все-таки ее красоты или искусства оказывается достаточно для того, чтобы заставить меня бросить ей деньги. Можно сказать, что я почти ничего не могу с собой поделать. Это было похоже на электрическую энергию или силу, переданную от нее ко мне. Я должен делать то, что подразумевала эта отвратительная формула, – подавать и подавать. Только для того, чтобы видеть, как она спокойно поворачивается и отдает все своей ведьме-матери или хозяйке, чтобы та могла выпить!
Это был один из самых прекрасных дней. Потускневшее золото октябрьского Парижа. До 8 – завтрак с Мюллером и Хьюбшем. Обычные шутки и каламбуры. London Daily, Mail & Paris Herald написали о моем прибытии. У нас идеальный французский завтрак: омлет, желе, кофе. Потом – к носильщикам за билетами. Обещают взять первый класс до Берлина за 312. Мы с Хьюбшем договорились ехать вместе. Потом вместе вышли, чтобы узнать о чемоданах Хьюбша и Мюллера. Камера хранения. «О, но это будет стоить вам…» «О, но это обойдется вам…» Мы начинаем вспоминать, что во франках всегда надувают. Здесь постоянно приходится платить – если не тысячи, то франки, франки и франки за всё – от изменения собственных планов до пользования общественным туалетом. Мы перевозим чемоданы с Восточного вокзала Парижа на Северный. И снова «О, но…». Тем не менее шарм похожего на чайку портье совершенно неодолим. Оживленность — [основа] французского темперамента. Легкость подхода к жизни. Я слышал, что слабость франка все еще угнетает французский ум, но лично я этого не заметил. Такая свежесть. Такая бодрость. Возможно, на дело уйдет день, но все же цель будет достигнута. Совсем не так в Нью-Йорке или в любом другом городе, который я знаю. Только немного похоже на Н.-Й.: и клумбы с цветами, и пожилые продавцы газет с их фуражками (едва ли не рассыпаются), и мундиры со знаками отличия – сотни и сотни мундиров со знаками отличия, как новые, так и потрепанные. В общем, Франция возвращается. Это очевидно. Французский барометр показывает подъем. Мы тоже возбужденно радуемся, проверяем чемоданы и садимся на улице перед кафе Ave Lafayette возле Magazin Lafayette. И здесь продолжается веселое и легкое обсуждение смысла жизни (клуб философов) с Мюллером и Хьюбшем. Зачем все это? Зачем мы здесь? Мюллер считает, что мы не должны задавать себе этот вопрос. На него не нужен ответ. Мы есть [— и все]. С той стороны занавеса ровно то же, что и с этой. Это может быть красиво или драматично. Так или иначе, никто не хочет умирать – даже слабый или разочаровавшийся. О, да, есть самоубийства. Но есть и сумасшедшие, и несчастные случаи. Но в основном… А затем я предлагаю считать Париж – а именно кафе – идеальной жердочкой для уставших старичков, имеющих кой-какие деньжата. Хьюбш считает, что я прав. Мюллер не уверен. Даже самому старому человеку нужно дать какое-то занятие – ему нельзя дать почувствовать, что у него осталось только одно: смотреть. Он думает, что это потребует больше мужества, чем есть у большинства стариков. В конце концов я объявляю, что это идеальное состояние для меня.
Оттуда – весело – в Люксембург [106] в открытом такси. Мы гуляем и обсуждаем цветы, искусственное озеленение, Наполеона, деревья, обрезку – как она делается в Европе… Французский школьник в коротких штанах с голыми коленками и французский рабочий в широченных штанах. Мы заглядываем в книжные магазины и в обычные магазины, подходим к столу под открытым небом на бульваре Сен-Мишель, где каждый из нас берет что-то поесть (я – улиток) и бутылку вина. Мюллер и Хьюбш налегают на улиток и лягушачьи лапки, но также берут и угря, которого я ненавижу. Потом Сент-Шапель времен Людовика XI [107] . Ага – еще 6 франков! И не пытайтесь этого избежать. О, нет! В Париже вы должны платить. Но зато какая красота! Мне перед ней немного дурно и грустно – как перед великолепной восковой лилией в пруду под луной. Я приношу жертву богу Красоты – это импульс к красоте в природе. Вот цветы. Вот вино разлилось на полу. Я буду возжигать ладан и мирру. Я буду преклонять колени и бить себя в грудь, и касаться лбом праха. Я буду! Я буду! Только не оставляй меня, бог Красоты. Прикоснись к моим глазам! Склони к красоте мою душу и разум. Дай мне чувствовать боль в красоте. Пусть у меня заболит сердце! Пусть потекут слезы. Но верни меня… О, верни меня снова в Сент-Шапель, чтобы я смог помолиться, как молюсь сейчас.
106
Драйзер говорит о Люксембургском саде, популярном парке, расположенном на левом берегу Сены.
107
Драйзер имеет в виду Людовика IX Святого, во время правления которого (1226–1270) была возведена эта часовня. Сейчас является частью Дворца правосудия.
Из такси – и снова в такси. У нас мало времени – всего 45 минут. Но в отеле нет никаких билетов. О, месье, нет. Non, поп, поп! Все продано. Они сказали об этом еще утром. О, да. Но мы тогда ушли. И что было делать портье? Говорим ему об этом. Но сегодня вечером, в 10. Закажите уж наверняка. Да, да. Заказывать нужно сейчас. Тысяча и еще пятнадцать франков – и они сделают все, что нужно. Я предлагаю самим отправиться в компанию des Wagon Lits [108] . Зачем доверять этим проклятым лягушкам? Если мы придем в 10, то…: «О, месье, нет, нет, нет. Вы недооцениваете нас, французов», – и все-таки мы идем. И получаем билеты. И достаем наши сумки, и проверяем их, и отвозим на Gave du Nord, чтобы не волноваться. И Мюллер, который едет в Голландию, уходит, чтобы сделать покупки. Но Хьюбш и я, договорившись встретиться с ним в Cafe de la Paix в 6:30, продолжаем действовать. Мы заходим на почту, и я посылаю каблограмму Хелен. Затем на такси едем до Boul Mich, и где-то там – возле Rue de Fous – пропускаем по рюмке на тротуаре у кафе переполненном. И встречаем там всех – и даже тех, кого я [не] надеялся увидеть. Лона [109] в Париже на один день (после двух месяцев в стране), с ним Эрнест Хемингуэй («И восходит солнце») и еще кто-то. Говорим, говорим, говорим. Франция по-прежнему на дне, но… Искусство сейчас уже не то… Людвиг Льюисон [110] … Джеймс Джойс: Когда я вернусь в январе. Но, господи, уже 18:20! Мы должны бежать. Такси. Мюллер. Он только что видел мэра Амстердама, тот скрылся с девушкой! Ха-ха. Мы ищем кафе Аи Bif a la mode, но не можем его найти. Компромисс: Cafe Kobus (ресторан Kobus) и великолепная еда. Коктейль «Мартини»; крем-суп! Цыпленок Kobus, крепы Kobus, целая бутылка Pommard – и все этого ради одного человека, которого призвали посмотреть, как сражаются русские. Мы обсуждаем французов, их кухню. О, французская кулинария! О, изумительно! Я рассказываю о том, какой бы роман мог написать о безумном отце – например, что-то слезливое о Людвиге Баварском [111] . Миллионы. Сексуальная слабость; сильное сексуальное желание (умственное), следовательно, красота; любовные поражения, и силы отступают, и средства уходят, но безумные мечты – страсть к красоте и, наконец, самоубийство или смерть в результате предательства. И страдание – среди материального и даже чувственного великолепия. Оба этого хотят, но… Мы расстаемся с Мюллером в 20:12. В девять мы с Хьюбшем немного прогулялись по территории Palais Royale. О, он здесь останавливался два года назад. На несколько недель. Маленькие магазины, маленькие рестораны, маленький театр! Cafe аи lait, вон там, утром. Ужин в La Remi Pedoque. Выпивка и разговоры в Cafe Dome с 11 вечера. О… Оказывается, уже 21:30. Бегом! Бегом на такси. Да, на Gave du Nord. Быстро за нашим багажом! О, меня встречает коммунист. «От имени организации “Индустриальные рабочие мира” приветствую вас во Франции». Очень хорошо, мой друг, думаю я, но вы не очень приятный тип. Хорошо было бы, если бы от ИРМ направили ко мне менее сомнительного типа. Вы не такой, вы похожи на кровососа – так мне кажется. Тем не менее спасибо, спасибо. И разговоры о России – как там меня хорошо встретят. Я с облегчением вздыхаю, когда он уходит. В поезд! Мы с Хьюбшем бросаем монету, разыгрывая верхнюю и нижнюю полки. Мне достается нижняя. Громыхающий и подпрыгивающий поезд едва не сводит меня с ума. Грязно в спальных вагонах. Нет туалетной бумаги в туалете. Нет мыла. Одно маленькое полотенце в туалетной комнате. О, моя дорогая компания Pullman, которую я так часто проклинал. Теперь я прекращаю это делать; получите мое благословение. Во всяком случае, беру некоторые из своих проклятий обратно.
108
Compagnie Internationale des Wagons-Lits – международная логистическая компания, известная своими фирменными поездами, исторический оператор Восточного экспресса (ред.)
109
Виктор Лона перевел на французский «Американскую трагедию»; он вспоминал об этой встрече в своей работе «Парижские достопримечательности с Теодором Драйзером» (Sightseeing in Paris with Theodore Dreiser / Ed. Ernest and Margaret Kroll // Yale Review. 1987. Vol. 76. P. 374–379). Лона также перевел на французский язык многие другие значительные произведения американской литературы, например, роман «Великий Гэтсби» Фрэнсиса Скотта Фитцджеральда.
110
Людвиг Льюисон(1883–1955) – американский писатель, редактор, преподаватель и критик. Льюисон писал о Драйзере в своей книге «Экспрессия в Америке» (Expression in America, 1932) и в своих автобиографических трудах; с Драйзера во многом списан персонаж Блаффка в его романе «Дон Жуан» (Don Juan, 1923).
111
Драйзер упоминает здесь о некоторых злобных убийцах и сумасшедших. В июне 1906 года богатый и эксцентричный светский лев Гарри Кендал Toy убил архитектора Стэнфорда Уайта в ходе спора об Эвелин Несбит, жене Toy, которая ранее выступала в танцевальном ансамбле «Флорадора секстет», а еще раньше была любовницей Уайта. Серийный убийца Фредерик Б. Диминг действовал в Англии и Австралии. Он убил двух жен и четырех своих детей, в мае 1892 года его осудили и повесили. Людвиг II Баварский, известный как Безумный король и покровитель Рихарда Вагнера, был болезненным интровертом, который более всего запомнился сооружением причудливых и экстравагантных дворцов. Утонул в июне 1886 года.
Экспресс «Париж – Москва». После бессонной ночи мы встаем в два часа дня. Мы в Ганновере [112] . Немцы. Взад-вперед ходят красивые девушки. Мы происходим от немцев. Аккуратные, бережливые… Прекрасные, тщательно возделанные поля. Ну и Гейне, Гете. «Вы читали?» Я вспоминаю Фройзен (Freusen).
Я в течение семи минут пытался влезть в туфли Хьюбша, прежде чем понял, что они не мои. В вагоне-ресторане. Прекрасный немецкий ужин – отличный и с пивом, я замечаю большие рекламные объявления компании South American Steamers и начинаю ощущать новые отношения между Европой и Южной Америкой. Мы думаем только о Европе и Северной Америке, но здесь сейчас появляются Аргентина, Бразилия, Колумбия – это совершенно новый мир. В Европе его ценят и уважают, и тут есть о чем говорить. А вот и идея Uneeda Biscuit [113] в Германии: в корзине печенье дюжины сортов, и каждое упаковано в отдельный пакетик. «Выбирайте, всего 50 пфеннигов». «Они воруют наши идеи», – говорю я. Наконец я в Берлине. Мне кажется, я видел встречавших меня представителей ИРМ, но я ускользаю от них в отель Adlon, где пишу эти заметки и письма. Мне дают типичный немецкий гостиничный номер – идеальный, но без прикроватных ламп, без мыла, без держателя для ремня. Нет писчей бумаги, но зато пятьдесят материалов о Германии. Пойду выпью кофе с пирожными. Это все, что мне сейчас нужно.
112
Ганновер – город в Пруссии, столица одноименной немецкой земли; находится на реке Эльба примерно в восьмидесяти милях (130 км) к юго-западу от Гамбурга.
113
Торговая марка Uneeda была придумана американским производителем бисквитного печенья National Biscuit Со., который использовал игру слов. В названии печенья Uneeda Biscuit в слове Uneeda заштфровано выражение «You need а…», что означает «Вам нужно…». Печенье Uneeda привлекало и своей упаковкой – оно продавалось в плотных картонных коробках, в отличие от большинства других сладостей, которые в то время чаще всего продавались на развес (пер.).
По дороге в Берлин мы долго говорили с Хьюбшем. Теория и философия правления. Общество – хорошее, плохое или безразличное – должно быть организовано. Фактически – через эволюцию – оно организовано действием супер-направляющих сил; по-видимому, человек является орудием в руках какой-то разумной творческой энергии. (Кто мы такие – сотворенные существа, – чтобы обсуждать Творческую Энергию?) Даже Анархия – согласно ее величайшим истолкователям – после совершения акта революции полагается на Творческую Энергию или возвращается к Творческой Энергии, проявляемой человеком. И в этом смысле Энергия – как Бог христиан или магометан – не может быть неправа. Таким образом, независимо от того, как это произошло, как только свершилась революция (как во Франции в 1798 году [115] или в России в 1917-м), все человечество и любая группа людей в любой стране могут быть предоставлены своим инстинктам. Без руководства, права, судов, тюрем или мандатов любого рода от того или иного органа они будут функционировать так же, как организованное общество, каким мы его знаем, или лучше, чем оно. Другими словами, чудесное станет настоящим. Никто не может и не имеет права говорить брату своему «ты должен…» или «ты будешь…». Следовательно, пока существует человечество, общество будет сталкиваться с постоянной анархистской потребностью в революции. Ибо истинный анархист должен вставать и восставать против всех форм принуждения человека или принудительного руководства человеком. Следовательно, если хотите, ссора современных анархистов с советским правительством, которое после революции не стало ожидать чудесных инстинктивных указаний со стороны масс, а скорее увидело невежественные и неверные […], направленные не на […] инстинктивные порывы массы, которая требовала образования и, еще хуже, вынужденного движения в направлении ином, чем требовали ее идеалы. Короче говоря, именно поэтому Александр Беркман и Эмма Гольдман, проявлявшие симпатии к русской революции как таковой и к русскому народу (кроме его лидеров), в конце концов (теми самыми лидерами) были изгнаны из России [116] .
114
Adlon, считавшийся одним из лучших отелей в Берлине, находился на улице Унтер-ден-Линден возле железнодорожной станции Фридрихштрассе.
115
Описка Драйзера. Правильно – 1789 год (пер.).
116
Александр Беркман (1870–1936) – русский анархист и радикальный рабочий лидер. За попытку в 1892 году в ходе стачки на металлургическом заводе в городе Хоумстед, пригороде Питсбурга, убить промышленника Генри Клэя Фрика (Henry Clay Frick) был приговорен к 14 годам тюрьмы. Вместе с Эммой Гольдман (1869–1940), также известной радикальной активисткой, протестовал против вступления США в Первую мировую войну; оба были арестованы, заключены в тюрьму ив 1919 году за пацифистскую деятельность депортированы в Россию. Оба разочаровались в Советской России и уехали из нее в 1921 году.