Dream in the fragments of the heart
Шрифт:
– Нужна помощь, у меня проблема, - сообщаю я, ожидая того, что Хеймитч пустит меня внутрь, но, кажется, он даже не думает об этом. Единственное, чего он хочет – выпроводить меня подальше от его двери. Я так просто не сдамся.
– Суббота, Мелларк. Единственная проблема, которая волнует меня – отсутствие у тебя совести! – он грозно ставит руки в бока. Вообще-то он мужик классный, но только когда пьяный, а пьяный он, кстати, почти все время. Сейчас же он трезвый, к тому же я поднял его с кровати ни свет ни заря.
– Хеймитч. Вопрос жизни и смерти!
– Боже! Почему именно я?- он поднимает руки и смотрит вверх, затем отодвигается в сторону, пропуская меня в маленькую комнатку. – У тебя минута, чтобы меня заинтересовать, - он плюхается на диван, который, видимо, служит кроватью, но на эту ночь вряд ли расстилался.
Я рассказываю Хеймитчу все от начала до конца. И причины, по которым я так поступил, и последствия, и реакцию Китнисс. Хеймитч с задумчивым видом потирает подбородок, внимательно изучает меня, будто мой внешний вид как-то разрешит ситуации. Еще минута и его рука тянется к бутылке. Он пьет прямо из горла, игнорирую наличие прямо рядом стакана.
– А поговорить ты с ней не пробовал? – спрашивает он, затем делает еще глоток.
– Вчера. Но она меня, - прерываюсь, указывая на свою щеку, чему сопутствует громкий смех. Недовольно смотрю на Хеймитча. Кажется, я зря сюда пришел.
– Не вовремя ты. Надо же было выждать. Пока остынет, обдумает, в себя придет. Эх, молодежь! – он махает на меня рукой и пьет еще немного. – Поговори с ней сегодня, вот увидишь, она будет гораздо спокойней.
Точно! И как я сам об этом не подумал? Ее переполняли эмоции. Сейчас она немного успокоилась и, скорее всего, выслушает меня. Пораженный таким простым выводом я, забыв попрощаться, собираюсь идти к Китнисс.
– Эй, парень, - окликает меня Хеймитч. Я оборачиваюсь. – Придешь к ней сейчас – повторится вчерашняя история, - точно, сейчас же утро. Надо попробовать еще поспать, а потом полным сил и энергии, одетым с иголочки, причесанным, идти просить мира.
Я решил, что лучше поговорить с ней во время завтрака. Она будет выспавшаяся, утром по выходным она всегда веселая и расположена к разговору. Десять утра, пора идти в столовую.
Там собрались почти все. Характерный для столовой запах сегодня не вызывает отвращения, а звуки стукающих вилок не раздражают. Приближаюсь к столу. Где мы с Китнисс и Джоанной, а в последнее время и Финником, сидели. Сейчас все уже в столовой, кроме Одэйра, кажется, он еще не вставал.
Сажусь напротив Китнисс. Она приподнимает взгляд от тарелки, затем снова продолжает выводить круги своей ложкой в гречке с молоком. Я знаю, она не любит гречку, а уж тем более с молоком.
– Доброе утро, - здороваюсь я, но мне никто не отвечает, так что решаю сказать то, что хотел, а там уж будь, что будет. – Китнисс, послушай, - я не решаюсь смотреть в ее глаза, так что упираюсь взглядом в стол. – Я не хотел, - начинаю я, но тут же прерываюсь, когда на мою голову выливается что-то мокрое.
Почти сразу понимаю, что это: та самая гречка с молоком, которую не
– Я не хотела.
Покрасневшие, немного опухшие глаза говорят о том, что она много плакала, а внушительные круги под глазами ясно дают понять, что слезы капали из ее глаз всю ночь. Но самое страшное для меня - я вижу ее глаза, а, точнее, не вижу. Там нет прежнего огонька, радости. Там нет ничего. Ее взгляд лишен каких-либо чувств, он мертвый, а виноват в этом я.
Я должен что-то сделать. Я обязан вымолить у нее прощение. Если понадобится, я даже на колени встану, я все что угодно сделаю, лишь бы в этих глазах снова светились прежние огоньки. Но перед тем как начать действовать, надо принять душ и переодеться, что я и собираюсь сделать.
Беру крышку от коробки, в которой я привез обувь. Затем достаю лист бумаги и покрываю его нежно-зеленой краской, которая, к моему счастью, высохла быстро. Беру ножницы в руки и придаю листу овальную форму, укладываю в крышку и иду на кухню, где готовят на весь лагерь.
Там работает моя тетя, так что я без проблем могу взять несколько булочек с малиной, из всего, что здесь делают, Китнисс они нравятся больше всего. На меня даже никто не посмотрел, когда я с несколькими булочками и парой салфеток покинул территорию кухни.
Вернувшись в комнату, я расправляю салфетки и кладу поверх зеленого листа, сверху красиво раскладываю булочки и несу это все к комнате Китнисс. Отдавать лично в руки я не собираюсь, она пошлёт меня куда подальше, в лучшем случае. Просто положу вод дверь, постучу и уйду. Я не хочу, чтобы Китнисс осталась голодная.
Вторую попытку разговора я решил предпринять во время сончаса. В это время Китнисс обычно читает. В ее комнате будет пусто, я сам видел, как Финник ушел куда-то с Джоанной.
Два часа. Пора.
Хочу сначала постучаться, но быстро откидываю эту мысль и уверенно толкаю дверь внутрь. Китнисс лежит на животе, ее левая рука лежит на книжной странице, правая точно так же по другую сторону. Плед, который служит покрывалом, лежит на полу. Она не любит лежать ни на каких пледах, кроме своего, который остался дома. Она спит.
Аккуратно поднимаю книгу и собираюсь ее закрыть, но тут же вспоминаю, что она не найдет, где остановилась, так что нужна закладка. Их у нее целая коробка, но с собой она брала одну, вот только где? Вспоминаю, что она вечно кладет на них свободную руку. Слегка сдвигаю ее ладонь и обнаруживаю картонную закладку с изображением щенка. Закладываю ее на странице, которая была открыта и убираю книг на тумбочку.
Поднимаю темно-синий плед с пола, пару раз встряхиваю и укрываю Китнисс. Она ужасно мерзнет, когда спит, так что даже летом спит в тонких носочках и под одеялом. Его из-под нее я вытащить так, чтобы не разбудить девушку, но укрыть ее хоть чем-нибудь не помешает. Нежно касаюсь ее щеки своими губами и закрываю дверь, стараясь не хлопать.