Древесная магия партикуляристов
Шрифт:
Так вот, из-за ночного оползня на входе во дворец, рядом с табличкой "Куличики не лепить", дежурил лакей, который раздавал всем вошедшим вощеные таблички, где на скорую руку был нацарапан новый план дворца, со всеми изменившимися комнатами и сместившимся коридорами. Области, в которые заходить было опасно или которые на момент изображения карты не успели проверить, были помечены скрещенными костями.
Рютгер внимательно изучил предложенный ему план, не забыл вежливо поблагодарить лакея (аристократы почитали себя превыше благодарностей, но Рютгер просто не мог заставить себя быть грубым с таким симпатичным молодым человеком), и, подумав, решил, что проще всего будет пройти с королевским покоям через кухню. Что, собственно, и сделал,
Наконец, Рютгер достиг пресловутой прачечной - и брезгливо миновал вход в пристройку, перескочив через пролившийся ему под ноги ручеек грязной воды. Кухня имела и отдельный вход, не менее грязный. Соваться туда очень не хотелось, но иного пути Рютгер не видел.
Герцог заглянул в кухню и узрел картину величайшей занятости. В воздухе плыли облака пара, такого густого и ароматного, что, казалось, в пору было питаться им одним, не дожидаясь более существенной пищи. Звон стоял невообразимый - возможно, им и впрямь получилось бы поднять мертвецов. А запахи, а запахи! Чего тут только не обонял опытный нос придворного интригана! Тут, кажется, слились в едином порыве остро пахнущий сельдерей и дорогая корица, доставляемая с Востока верблюжьим ходом, кислое дрожжевое тесто соревновалось с тертым сыром 'пармезан', аромат жареного чеснока, объединяясь с луковым духом и огуречным рассолом, сражал наповал. Определенную ноту вносила в это разнообразие мокрая собачья шерсть: при кухне жило множество собак. Последние выполняли полезные функции: во-первых, отчасти утилизировали отходы, во-вторых, вылизывали тарелки - ради пущей чистоты и гигиены.
Рютгер, поморщившись, поднес к ноздрям никогда не покидавшей его цветок мака, глубоко вдохнул дурман. Слегка расслабив, таким образом, ход своих мыслей, обычно напряженных, подобно скрипичным струнам, он вышел на середину кухни и замер.
Эффект был поразителен. Работа на кухне на мгновение замерла, и все взгляды обратились к герцогу Марофиллу.
– Доброго вам утра, - бросил Рютгер в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь. Впрочем, и это уже было много больше, чем аристократы обычно позволяли по отношению к слугам, особенно к слугам столь низкого ранга. Поварихи были обескуражены донельзя, а одна девчонка даже выронила поддон, в который выскребала золу из очага. Грохот разнесся по всей кухне.
– И вам доброго утра, господин, - раздались нестройные голоса тех, кто не был еще окончательно парализован созерцанием Рютгера. А там было, от чего парализоваться.
В свои сорок два года герцог еще пребывал в полном расцвете сил, отличался прекрасным цветом лица и нежелтыми белками. Что касается черт его, то Марофиллы едва ли ни с момента объединения Гвинаны славились мужской красотой - точно так же, как, к сожалению для Лауры, отсутствием красоты женской. Волосы Рютгера, благодаря его неустанным стараниям, отросли до пояса и приобрели оттенок не просто светлый, но почти белый, так что лишь наметанный глаз опытного парикмахера мог отличить его от ранней седины. Герцог был высокого роста, который увеличивал до ошеломляющего с помощью туфель на красных лакированных каблуках. Наконец, одеваться он предпочитал по последней моде, но неизменно в белое, что считалось в Гвинане цветом траура. Особую изюминку в его стиль вносила искуснейшая вышивка светло-бежевым, едва различимым на ткани шелком.
Надо ли объяснять подробно, какое впечатление производил Рютгер на лиц неподготовленных и даже относительно подготовленных, каковыми и были королевские поварихи, навидавшиеся всякого за время службы во Дворце-на-Куче?.. Думаю, мы оставили достаточно намеков, чтобы читатель мог самостоятельно вообразить себе это потрясение.
Даже запахи, устыдившись, как-то притихли. Правда, Рютгеру пришлось отмахнуться от особенно наглого тухлояичного душка, посмевшего сунуться в район его плаща.
– Итак, - продолжил герцог, - вы знаете, исключительно от скуки... До меня дошел слух, что через кухню готовится и едва ли не совершилось уже покушение на Его Величество. Вы можете мне что-то поведать об этом?
Поварихи переглянулись, и, после недолгого молчания, самая толстая из них - вероятно, самая опытная, - нервно вытерла руки о передник и выдала:
– Так это ж... это ж все они, вашсвелось, точно! Вот ни на столечко сомнений нет!
– Кто "они"?
– спросил Рютгер скучающе.
– Этот... Орден Одинокой Чашки.
На несколько мгновений Рютгер замер, ибо уже для него настал черед впадать в ступор. Герцог мысленно перебирал все многочисленные организации, на которые Гвинана вообще и Варрона в частности были так богаты: всевозможные объединения, содружества и клубы, лиги героев и дружеские союзы, гильдии и студенческие общества, религиозно-рыцарские ордена (отличались они между собой такими мельчайшими тонкостями, что большинство давно уже плюнуло и даже не пыталось отделить одно от другого, справедливо полагая, что человек религиозный всегда найдет, за что и с кем повоевать), устоявшиеся разбитные пирушки и известные разбойничьи банды. Увы, ни одна из этих групп не носила подобного названия - а у Рютгера была превосходная память на такие вещи, ибо, по его опыту, именно от них чаще всего всего исходило беспокойство для властных структур.
– Это название ничего не говорит мне, - взмахнул Рютгер рукой и лукаво прищурился.
– Ах, все моя рассеянность, должно быть! Но это ужасно интересно! Продолжайте, добрые кухарки.
Тут уж под взглядом чудаковатого придворного женщины осмелели совершенно - не настолько, понятное дело, чтобы перейти границы приличий, но вполне достаточно, чтобы вполне связно поведать Рютгеру душераздирающую историю Ордена Одинокой Чашки.
Когда он появился во дворце, женщины и сами в точности не знали; дата его основания была затеряна в веках - возможно, в тех самых, когда сама Гвинана была создана. Тем не менее с самого начала своей разлагающей деятельности Орден вел непримиримую и бескомпромиссную борьбу с королевской кухней. Чтобы понять сущность борьбы во всей ее кровожадной жестокости, необходимо описать, в чем состояли обязанности кухонных работниц и работников.
Так вот, каждый раз после очередных изысканных кушаний, коими придворные ублажали не столько свои утомленные желудки, сколько свои искушенные взоры и воспаленное воображение, кухарки мыли посуду, приносимую лакеями. И это были не просто чашки и плошки, как могут подумать иные читатели, о нет! До ста наименований посуды разных форм и размеров скапливалось возле огромных, вытянувшихся вдоль всей стены корыт с водой. Конечно, плоские тарелки и подносы можно было дать вылизать собакам для скорости, но ведь с рюмками, розетками, супницами, салатницами, графинами и кубками так не поступишь, верно?.. Все это кухаркам приходилось избавлять от бренных останков пищи собственноручно. И вот, когда со всем уже бывало покончено, вода из корыт вылита, подносы с гигантскими сервизами составлены на тележки коридорным лакеям, чтобы те развезли их по законным шкафам и поставцам, кто-нибудь из младших слуг непременно приносил одну-единственную грязную чашку, аккуратно поставленную на угол прибранного Большого Парадного Стола, чью скатерть уже даже перевернули изнанкой кверху, чтобы пятна были не так заметны.
Вот уж тогда все кухарки и поварихи знали доподлинно: это он. Орден Одинокой Чашки.
– О да!
– воскликнул Рютгер со смехом, когда сей скорбный рассказ был поведан ему во всей полноте.
– Тут я и впрямь не могу не восхититься вашей прозорливостью, дамы! Однако не находите ли вы, что между оставлением грязной посуды и покушением на короля все-таки лежит некоторое расстояние?
Кухарки и поварихи запереглядывались, и вдруг одна из них твердо ответила: