Древнее зло в кресле босса
Шрифт:
М-де… И как Ирина Ивановна продержалась здесь столько времени? Вообще же непонятно, когда он шутит и где смеяться!
– Возвращаемся к предыдущим настройкам, – решила я внутреннюю дилемму. – Оставайтесь Григорием Алексеевичем. А я пять дней и «уборщицей» продержусь. Приятного аппетита.
В половине десятого начались визиты. Ну как визиты – перед приемной выстроилась очередь похлеще, чем в Мавзолей, все заглядывали, видели меня на месте, шумно выдыхали и проходили дальше, уступая место следующему посетителю. Я же с деловым видом исполняла роль всеобщего кумира – тыкала с большим размахом в клавиатуру указательным пальцем и не отвлекалась. О самом тексте не особенно заботилась – мне шеф никакого распоряжения не дал, помимо кофе. Зато сосредоточенному и горделивому образу мои движения добавляли секретарской харизмы. Я же в институте на бухгалтера учусь – мне всю оставшуюся жизнь придется изображать, что я постоянно работаю!
Потом шеф и дел каких-то накидал – унести бумаги, заполнить таблицу. Ничего особенно сложного, а при малейших затруднениях я обращалась по внутренней связи за советами. И справлялась! Стоит признать, что в какой-то момент заподозрила Ирину Ивановну в излишней мнительности. Да, начальник не из простых, хам и спорный юморист, но работа-то работается. К обеду я уже присоединилась к вере всего офиса, что пять дней вполне способна просидеть на этом месте.
Около часа Григорий Алексеевич уехал на обед – у него была вечная резервация столика в одном ресторане, как мне сообщили. Вот только меня сразу потащили по отделам для сплетен и отчетов по криминальной ситуации в приемной. И я рассказывала – теперь было говорить намного легче:
– Да ничего особенного! Ноги только от этих ваших туфлей болят. Кстати, а когда я могу получить свои кеды обратно?.. Эм-м, молчу-молчу, Маргарита Семеновна. Он вообще не кричал! За таблицу только поругался, но как-то странно: «Столбцы надо было выровнять по ширине – за такое непотребство я мечтаю порезать тебе горло тонким лезвием, чтобы ты три дня умирала. Но прощаю! Потому что очень сомневаюсь, что смогу найти кудесницу с нижнетагильской черной магией варева кофе. Иди, уборщица, живи дальше». Да-да, так и сказал! Как думаете, может, его из КВН выгнали за странные шутки, вот он в мармеладные короли и подался? И теперь отыгрывается, что его талант не оценили. Это как с Гитлером случилось – не находите сходства?
Сходство многие находили, но меня поздравляли и хвалили. Маргарита Семеновна даже удочку издалека попыталась закинуть:
– Любонька, а может, ну его нафиг – объявление о вакансии? Останешься ты. Зачем тебе диплом при такой зарплате и в месте, где диплома не спросили? Я ж вчера от страха плела, что мгновенно новую секретаршу найду! Найти-то найду, но скажем прямо – не сразу такую, которая за целых четыре часа ни одной серьезной ошибки не совершит!
Но я ее осекла – и руку вскинула для обозначения серьезности:
– Пять дней! Уговор есть уговор. Да и не для меня такая работа. Интересно, пока осваиваюсь, но морального удовлетворения нет.
Радость моя оказалась преждевременной. После обеда начался какой-то кошмар – унеси-принеси и в двадцать секунд уложись. На третьей ходке я просто скинула туфли и шлепала ногами в капроновых колготках. Это босс никак не прокомментировал, а остальные сделали вид, что не заметили. Всем, включая директора и остальных, какая разница, в туфлях я или без мир спасаю? За первый послеобеденный час я получила три «идиотки», две «лентяйки», четырнадцать «как можно не знать того сотрудника по имени? Я его сам, что ли, знать должен?» и одно «еще две чашки нижнетагильского, уборщица, я начинаю подозревать, что ты лучшее, что у меня было». Вот последнее звучало самой настоящей похвалой, и оно каким-то образом перекрыло предыдущее.
Однако кошмар был связан вовсе не со мной. К директору пришел мастер фабричного цеха – о чем-то тихо сообщил, и сквозь открытую дверь я слышала почти все: сначала об амортизации, потом о стоимости ремонта, и в конце давящим сипом, от которого даже у меня холодный пот по спине побежал:
– Что вы, тунеядцы, ручками не можете полторы тонны мармелада в обертку завернуть? Из-за такой мелочи, дармоеды, производство тормозить?
Мастера мне пришлось почти выносить из кабинета – он едва держался на ногах. А потом по приказу шефа вызывать производственного директора. И тогда я поняла, что мастеру еще повезло, он был мелкой сошкой, недостойной настоящего начальственного гнева. Последнему же досталось по полной программе – я даже толком не поняла, в чем именно была его вина, но каковой бы она ни была – пожилой мужчина просто не заслужил подобных эпитетов. У меня уши сворачивались, я испытывала жуткий стыд, словно сама в этом участие принимала: просто взяла человека, распяла на дыбе и измываюсь, наслаждаясь его мучениями. К концу речи, которую я по этическим соображениям даже приблизительно не смогла бы привести в этом повествовании, меня попросту тошнило. Но когда из кабинета вышел мужчина и отвернулся, скрывая от меня накатившие слезы, я не выдержала – забыла обо всех договоренностях, об ответственности и интересах третьих лиц. Забыла обо всем, потому что важнее было высказаться:
– Григорий Алексеевич! – я не собиралась кричать, но так уж вышло. – Что вы себе позволяете? Даже преступники так не выражаются… насколько я по фильмам знаю. Он же пожилой человек и высококлассный специалист! Ведь специалист, раз остается на своей должности?
Я сбавила тон, поскольку он не перебивал. Наоборот, внимательно слушал. И я продолжила менее уверенно – не из-за страха, бояться я перестала до того, как влетела в кабинет:
– Вы не переживаете, что он уволится? За какое время вы найдете профессионала его уровня?
– Не переживаю, – наконец-то ответил шеф. – В этом мире есть один бог, которому поклоняются все, – деньги. Сейчас он поноет, потом поноет перед женой, а потом глянет на банковский счет. Его зарплата на сто семьдесят процентов выше, чем получают на таких же должностях в среднем. И знаешь, что сделает? Явится завтра на работу в девять утра.
Его дурацкая логика в очередной раз меня обескуражила. Зато от спокойного голоса и я начала немного соображать:
– Да, деньги правят многими людьми, сложно спорить. Но почему вы сами не поклоняетесь этому, как вы назвали, богу?
– В каком это смысле? – заинтересовался босс. – Я богат.
– Но могли бы стать еще богаче! – я развела руками. – Например, если бы вы платили сотрудникам на пятьдесят процентов больше среднего уровня, но притом относились к ним по-человечески, они бы и так на вас работали. Зато какие колоссальные средства можно было сэкономить! Да вы б уже Кремль могли купить – обустроить под дачу!
– Зачем мне дача? На земле пашут крестьяне, а не я.
– Я не о том! – я отмахнулась от очередной неуместной шутки. – Сами же говорите – все молятся деньгам, а вы ими разбрасываетесь только потому, что вас мама вежливости не научила! Кстати, ваша мама в курсе, что породила?
– Вечная Тьма? – он задумался. – Была когда-то в курсе, но ей, разумеется, плевать.
О, он наверное из детского дома… Как-то я сразу не сообразила, а теперь ощутила свою бестактность. Хотя о какой тактичности можно говорить, когда пытаешься донести мысль до самого большого хамла на свете? Мне вещи можно собирать? А кеды точно отдадут?
Но Григорий Алексеевич остановил меня неожиданным:
– Вообще-то, мысль интересная: меняйся вместе с миром, если хочешь его завоевать. Я подумаю над этим. А пока иди, уборщица, там телефон в приемной звонит. Твое общество полезно для настроения, но бесполезно для работы.