Древнерусская цивилизация. Начало Руси
Шрифт:
Население культуры ленточной керамики, к числу которого относились фракийцы и германцы, постепенно продвигалось по долине Дуная на северо-запад, сталкивая или вовлекая в свое движение и племена иного облика. Ко времени этого движения на севере завершился процесс естественной депигментации [310] . Приход германцев снова усиливает здесь удельный вес темнопигментированного населения [311] .
Германцы уверенно прослеживаются с ясторфской культуры, возникшей в районе Нижней Эльбы около 600 г. до н. э. (т. е. примерно в то время, когда по Младшей Эдде Один направился в Саксонию). С эпохой бронзы эта культура не связывается, а некоторые гальштатские и латенские черты говорят о южном влиянии в ее зарождении и развитии [312] . В отдельные периоды культура принимала прямо-таки латенский облик. Как и всюду в буферных зонах, на границе кельтских и германских племен происходило неоднократное взаимопроникновение культур, причем наступала то одна, то другая. Здесь происходило примерно то же, что и много позднее, когда германский этнос оказался на грани исчезновения в процессе германизации. Но накануне н. э. положение меняется, поскольку начинается повсеместное отступление кельтских языков и культур, связанное с их общим политическим ослаблением.
310
Ср.: Там же. С. 227. Предполагается, что продвинувшееся с юга население было темнопигментированным, а к эпохе неолита в местных условиях возобладала светлая пигментация.
311
Темноволосое население до сих пор имеется в некоторых районах Западной Норвегии, что часто объясняется влиянием кельтской примеси примерно железного века (Ср.: Г.И. Анохин. К проблемам формирования фарерского народа и возникновения на Фарерах национально-освободительного движения // Этнические процессы в странах зарубежной Европы. М., 1970. С. 227, 255 – 256). Кельтская примесь, несомненно, имеется и в населении Скандинавии, и в населении островов, включая заселенную лишь в IX веке Исландию. Но, например, в Ирландии, жители которой во многом предваряли морские пути норманнов, жители Скандинавии подразделялись на «финнгал» и «дубгал», т. е. «светлых» и «темных» «чужеземцев». (Ср.: Ф.Я. Гуревич. Походы викингов. С. 5). К тому же обряд трупосожжения скорее может быть понят как следствие германского, а не кельтского влияния, хотя в нем и содержались некоторые кельтические признаки (см. Г.И. Анохин. Указ соч. С. 227). Больше оснований считать поздними кельтскими как раз трупоположения, которых тоже становится немало в этих районах с первых веков н. э. Иными словами, при бесспорном заключении об участии кельтов, в частности, ирландцев в сложении норманских народов (Г.И. Анохин. Указ. соч. С. 232 – 233) идентификация этого элемента с конкретными носителями нуждается в уточнении.
312
А.Л. Монгайт. Указ. соч. С. 327, 329.
В Скандинавию около VI в. до н. э. проникает обряд трупосожжения, и приходит он явно с материка. Некогда цветущая культура бронзового века заменяется весьма скромной железной. Относительное снижение уровня развития было, видимо, связано и с ухудшением климатических условий, и с социальными катаклизмами. Определенное влияние оказали и вторжения с материка. Вторжения приходятся примерно на то же время, когда подверглась серьезному разгрому лужицкая культура и переселенцы могли быть не германцами. Средневековым авторам Скандинавия представляется землей, на которой проживали выходцы из самых различных европейских племен и народов (своеобразное европейское казачество). Это представление было отнюдь не беспочвенным: почти всегда море оказывалось непреодолимой преградой для очередной волны кочевников. От древнейших времен в Скандинавии сосуществовали остатки лапоноидного населения, племена мегалитической и шнуровой керамики культур, сюда докатывались волны переселений из Причерноморья (в частности киммерийские), а затем венеты и кельты и, видимо, иные этнические группы с континента, на которые позднее наслаивается германская колонизация. Окончательное торжество германских языков здесь относится уже к н. э., причем распространение примерно с III в. рунического письма указывает на южные, средиземноморские связи [313] .
313
Ср.: В.А. Истрин. Возникновение и развитие письма. М., 1965. С. 382; Э.А. Макаев. Язык древнейших рунических надписей. М., 1965. С. 31 – 35. Предполагается близость с североиталийскими или иными средиземноморскими алфавитами, причем некоторые надписи сделаны справа налево (как в этрусском письме).
Для выяснения вопроса о ранних славяно-балто-германских связях имеет значение событие, происшедшее примерно в III в. до н. э., когда группа ясторфских племен продвинулась за правобережье Одера в глубь территории поморской культуры. Существует мнение, что позднее племена эти были оттеснены назад племенами оксывской культуры [314] . Но решение может быть и другим. В ходе длительного взаимодействия ясторфские племена подверглись влиянию местного населения, хотя и сохраняли в основном свой язык. Все это может иметь самое непосредственное отношение к формированию такой специфической ветви германцев, как готы и родственные им племена, двинувшиеся в начале н. э. к Причерноморью. Но в Прибалтике германцы непосредственно контактировали, по всей вероятности, не со славянами и не с балтами, а с венедами, язык которых остается пока величиной искомой.
314
Ю.В. Кухаренко. Археология Польши. С. 104 – 106; Погребальный обряд племен Северной и Средней Европы. С. 107 (очерк В.А. Могильникова).
Если вопрос о существовании германо-балто-славянской общности довольно уверенно и достаточно единодушно решается отрицательно, то проблема балто-славянской общности вызывает гораздо больше разноречий. Они проявились уже в споре М.В. Ломоносова с первыми норманистами, в ходе которого русский ученый обратил внимание на факты языковой и культурной близости тех и других. От объяснения причин этой близости в значительной степени зависит и решение вопроса о славянской прародине и вообще вопроса об условиях возникновения славянства. В случае же, если причины языковой близости не могут быть объяснены средствами лингвистики, она сама должна обращаться к помощи истории.
Факт близости славянских и балто-литовских языков не вызывает сомнения. Проблема заключается лишь в установлении происхождения этого явления: возникло ли оно в результате длительного проживания двух этносов по соседству или же это постепенное расхождение первоначально единой общности? В связи с этим вопросом находится и проблема установления времени сближения или расхождения обеих лингвистических групп. Практически это означает выяснение вопроса, является ли славянский язык автохтонным на территории, примыкающей к балтам, или же он привнесен какой-то центральноевропейской или даже южноевропейской этнической группой. Необходимо также уточнить и исходную территорию прабалтов.
В русском языкознании конца XIX – начала XX столетия преобладало мнение о существовании исходной балто-славянской общности и общего праязыка. Такую точку зрения решительно отстаивал, в частности, А.А. Шахматов. Противоположного мнения последовательно придерживался, пожалуй, только И.А. Бодуэн де Куртенэ да латышский лингвист Я.М. Эндзелин. В зарубежном языкознании решительно отрицал исходный характер близости славянских и балтских языков А. Мейе. В последующие десятилетия идея существования балто-славянского праязыка почти безоговорочно принималась польскими лингвистами и отрицалась литовскими. И в настоящее время как за рубежом, так и у нас есть сторонники и той и другой точек зрения [315] .
315
Ср.: В. Георгиев. Балто-славянский, германский и индо-европейский; В.К. Мэтьюс. О взаимоотношении славянских и балтийских языков: С.Б. Бернштейн. Балто-славянская общность. // Славянская филология. Сб.1; В.Н. Топоров. Новейшие работы в области изучения балто-славянских языковых отношений // Вопросы славянского языкознания, вып. 3, 1958; В.В. Иванов, В.Н. Топоров. К постановке вопроса о древнейших отношениях балтийских и славянских языков // IV Международный съезд славистов. Доклады. М., 1958. (Авторы скептически относятся к возможности хронологического определения процессов сближения или расхождения обеих лингвистических групп); Б. Горнунг. Из предыстории образования общеславянского языкового единства. М., 1963. С. 93 – 104; Ф.П. Филин. Происхождение русского, украинского и белорусского языков. С. 9 – 24.
Одним из наиболее веских аргументов в пользу существования исходной общности является факт морфологической близости славянских и балтских языков. На это обстоятельство, в частности, обращает особое внимание В.И. Георгиев [316] . В числе фактов, приводимых сторонниками противоположной точки зрения, имеется и указание на существенно различный лексический состав языков в отношении таких понятий, которые должны восходить как раз ко времени отделения их от индоевропейского праязыка [317] . Однопланово и прямолинейно вопрос явно не решается. И не случайно появление довольно сложной схемы Б.В. Горнунга, в которой предусматривается несколько неодинаковых этапов взаимодействия разных по своему происхождению племен [318] .
316
В. Георгиев. Указ. соч. С. 10 – 11.
317
В.К. Мэтьюс. Указ. соч. С. 37. С.Б. Бернштейн в названной статье формулирует несколько тезисов, доказывающих независимое развитие древнейших процессов в балтских и славянских языках.
318
Б.В. Горнунг. Указ. соч.
Едва ли не большинство расхождений в науке возникает из-за разного понимания исходного материала. Тезис об автохтонности германцев в Северной Европе во многих работах принимается как данность. Отсутствие же видимых следов близости германских языков со славянскими побуждает к поискам «разделителя». Так, польский ученый Т. Лер-Сплавинский помещал между славянами и германцами иллирийцев, а балтов отодвигал к северо-востоку, полагая, что славяне стояли к германцам ближе [319] . Напротив, Ф.П. Филин видел больше общих черт у германцев с балтами и на этом основании локализовал прародину славян на юго-восток от балтов, в районе Припяти и Среднего Днепра [320] . Б.В. Горнунг также отправлялся от предположения об автохтонности германцев на севере, а потому исходную территорию славян определял довольно далеко на юго-востоке от мест их позднейшего обитания.
319
T.Lehr-Splawinski. O pochodzieniu i praojczyznie slowian. Poznan, 1946, ect.
320
Ф.П. Филин. Указ соч. С. 14 – 15. Автор допускал, что славяне были отделены от германцами иллирийцами (там же. С. 16), но балты представлялись ему как исконные соседи германцев.
Поскольку германцы не были автохтонным населением западнобалтийских областей, вопрос о прародине балтов и славян не должен ставиться в зависимость от наличия или отсутствия в их языке общих моментов с германскими. При этом вопрос о происхождении балтов на первый взгляд кажется более простым, поскольку они целиком лежат в зоне культуры шнуровой керамики. Однако и в этой связи имеются проблемы, с которыми необходимо считаться.
В Северной Европе и Прибалтике с эпохи мезолита и раннего неолита сосуществуют два антропологических типа, один из которых близок населению Днепровского Надпорожья, а другой – лапоноидам [321] . С приходом культуры боевых топоров удельный вес индоевропейского населения здесь возрастает. Весьма вероятно, что обе волны индоевропейцев были близки в языковом отношении, хотя определенные отличия, вызванные временем, были неизбежны. Это был протобалтский язык, зафиксированный в топонимике довольно обширных областей Восточной Европы. Лапоноидное население, видимо, говорило на одном из уральских диалектов, что также нашло определенное отражение в ономастике этих территорий. Значительная часть этого населения была ассимилирована индоевропейцами. Но по мере продвижения из Приуралья угрофинских групп границы индоевропейских языков снова смещались к юго-западу.
321
См.: Р.Я. Денисова. Антропологический тип и генезис прибалтийских финнов // Этногенез финно-угорских народов по данным антропологии. М., 1974: В.П. Алексеев. Некоторые проблемы происхождения народов Скандинавии и Восточной Прибалтики, по данным антропологии // Скандинавский сборник. Т. VIII. Таллин, 1964.
Помимо угро-финских групп, на территорию Прибалтики во II тыс. до н. э. проникало население со стороны Приднепровья, что было связано с продвижением из Нижнего Поволжья племен срубной культуры. С какими-либо катастрофическими превращениями это, по-видимому, не было связано, поскольку чаще всего перемещались сравнительно малочисленные и родственные группы (может быть, отступающие под натиском с востока).
Очевидно, больше своеобразия вносили племена, продвигавшиеся в Прибалтику в унетицкое и лужицкое время. Это, по всей вероятности, те самые племена, которые принесли с собой малоазиатскую и адриатическую топонимику и которые уже в начале н. э. именуются венедами. В свое время А.А. Шахматов, признавая прибалтийских венетов кельтами, отмечал в их языке романо-италийские элементы [322] . Эти элементы сказались и на балтских языках. В литературе указывался факт дихотомии (разделения на две ветви) балтийских языков. С.Б. Бернштейн этот факт привлекал в опровержение концепции единого балто-славянского языка [323] . В прусском языке, в частности, несколько иной счет: например, рядом с литовским dewintas – «девять» существует прусское newints, в чем можно видеть юго-западное влияние. В самом населении прибрежной полосы, которое занимали венеды (или «рутены» Саксона Грамматика, о чем речь пойдет в главе об этнониме «русь»), в частности на территории Эстонии, наблюдается примесь понтийского (средиземноморского или причерноморского) антропологического типа, который мог быть занесен сюда с венетской волной [324] . Однако венетская ветвь по языку была все-таки близка основной балтской. Помимо сравнительно глухой, этимологически не определенной совпадающей топонимики, в этой связи заслуживает внимания название реки в Вифинии – Ypios [325] . Название прямо соответствует литовскому upe – «река» или старопрусскому ape, которому, кстати, параллель находится и в староиндийском ap – «вода». Может быть, в связь с этим словом должно поставить также (иранизированное по форме) название рек Южный Буг и Кубань Hypanis [326] . Иными словами, с венетами в Прибалтику попадает и население, вышедшее из причерноморских областей, родственное по языку населению степного и лесостепного Поднепровья, ранее продвинувшемуся на северо-запад.
322
А.А. Шахматов. К вопросу о древнейших славяно-кельтских отношениях. С. 48 – 49.
323
С.Б. Бернштейн. Балто-славянская языковая сообщность. С. 55 – 57.
324
См.: прим. 123. Имеется в виду тот поток, который охватил и северо-западную часть Малой Азии и, может быть, Северное Причерноморье, о чем будет речь в главе об имени «Русь».
325
I. Duridanow. Trakisch-dakische Studien. Sofa, 1969. S. 9. Cp. также upynas – река со всеми притоками, upis – ручей. См.: Л.Г. Невская. Словарь балтийских географических аппелятивов. Балто-славянский сборник. М., 1972. С. 370.
326
Параллель этому названию отыскивается также в Индии. См.: О.Н. Трубачев. О синдах. С. 45. Очевидно, у древних индийцев пересекались те же два обозначения водного потока, что и у балтов-венедов.