Древние тюрки
Шрифт:
Рашид-ад-Дин сообщает о них следующее: «Племя бакрин, их также называют мукрин. Жилище их находится в стране Уйгуристан, в крепких горах. Они не монголы и не уйгуры» [1328] . Согласно Рашид-ад-Дину, несовпадение произношения зависит от разницы диалектов; тот же народ называют также кабрин по той же причине. Относятся они, согласно Рашид-ад-Дину, к степным племенам, похожим на монголов, происходящим от племен дядей мифического Угуз-хана. В этот раздел входят кераиты, найманы, онгуты, тангуты, бакрины и киргизы, т. е. разнообразные племена, этническая принадлежность которых различна и весьма неясна [1329] . В тех же выражениях сообщает о мукринах Абуль-Гази [1330] , восходя, очевидно, к Рашид-ад-Дину [1331] . Наконец, о мукринах упоминают Плано Карпини и Минши [1332] .
1328
Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Пер. И. Н. Березина. Введение. СПб., 1858, С. 129.
1329
Там
1330
Березин И. Н. История Абуль-Гази. Казань, 1854, Ч. I. С. 40.
1331
Рубрук Г. Путешествия в восточные страны. М., 1957, С. 37.
1332
Покотилов Д. История восточных монголов в период династии Мин. СПб., 1893, С. 135.
В монгольскую эпоху область мукринов составляла удел Хайду, внука Угедея, и затем, по-видимому, вошла в Чагатайский улус. Когда пала власть чагатайских ханов и в степи организовался узбекский племенной союз, то в числе племен, в него вошедших, были мукрины [1333] . Ныне мукринов нет, хотя Грумм-Гржимайло в 1896 г. встретил в Карлыктаге остатки какого-то племени, говорившего на смеси монгольского, китайского и тюркского языков [1334] , но были ли это последние мукрины или кто другой, решить невозможно.
1333
Грумм-Гржимайло Г. Е. Западная Монголия…, С. 533.
1334
Грумм-Гржимайло Г. Е. Описание путешествия…, С. 484–485.
Кенгересы, с которыми воевали тюргеши, не кто иные, как печенеги, обитавшие в низовьях Сыр-Дарьи [1335] и до перехода на запад называвшиеся «кангар», что означало благородство и храбрость [1336] .
Наконец, Тоньюкук называет свой народ тюрко-сирским — turk-sir-budun. Попытка Хирта [1337] представить название сир как китайское се, составную часть этнонима сеянто, опровергнута Г. Е. Грумм-Гржимайло, но укоренилась в науке благодаря некритическим работам А. Н. Бернштама. Оставим вопрос о сирах пока открытым.
1335
Грумм-Гржимайло Г. Е. Западная Монголия…, С. 314.
1336
Константин Багрянородный. О фемах и О народах. М., 1899, С. 142.
1337
Hirth F. Nachworte zur Inschrift…, S. 129.
Западные тюрки всегда называются десятистрельным народом. Это не этноним, а след административной деятельности западнотюркютского хана Ышбара Толис-шад-хана в 635 г. [1338] . Алты чуб, или шесть чубов, интерпретируются как чуйские племена, потомки среднеазиатских хуннов: чуюе, чуми, чумугунь, чубань; из них чубань в середине VII в. разделились на две части [1339] , а из чуюе выделились шато.
Чуюе (cub) упоминаются непосредственно в китайской надписи как западные соседи тюрок, что дает основание для предлагаемой интерпретации [1340] .
1338
Бичурин Н. Я. Собрание сведений…, Т. I. С. 286. Китайское чтение: Шаболо-Хилиши-хан.
1339
Бичурин Н. Я. Собрание сведений…, Т. I. С. 289.
1340
Васильев В. П. Китайские надписи…, С. 6. эЯub — название отдела народа (Малов С. Е. Памятники…, 1951, С. 376; Радлов В. В. Опыт словаря тюркских наречий. 1893–1911, III, 2184).
Итак, географические познания голубых тюрок по охвату уступали лишь китайским и греческим, но безусловно превосходили современные им западноевропейские.
Устная литература. Продолжая анализ данных этнографии, мы должны обратить свое внимание на фольклор, но большая часть былинных сюжетов если даже и восходит к древним эпохам, столь переработана в ойратское время [1341] , что использование фольклорного материала для исторического исследования должно быть сопряжено с предельной осторожностью.
1341
Потапов Л. П. Героический эпос алтайцев // СЭ. 1949, № 1. С. 120 и сл.
Однако некоторые элементы фольклора все-таки можно датировать даже тюркютским временем. Среди былин, записанных у сказителя Н. Улагашева, одна — «Сай-Солонг» — содержит детали, восходящие к глубокой древности. Сюжет былины прост и неоригинален: богатырь совершает подвиги, побеждает бесов и врагов. Важно другое: в изложении Улагашева есть купюры, о чем говорит, например, не использование героем чудесного средства — эрдэнэ, данного ему сестрой, или употребление слов, не встречающихся в алтайском языке, например «эрмен». Но самое главное, что на помощь герою-алтайцу Сай-Солонгу приходит богатырь Ирбис-буркан (может быть, бурхан?) [1342] ; это, по мнению комментатора, «свидетельствует, что в основе былины лежит древний миф».
1342
Малчи-Мерген. Алтайский героический эпос. Ойротское обл. нац. изд., 1947, С. 228–229, прим. 24, 31.
Этот Ирбис-буркан сообщает о себе следующее: «Сквозь толстую скалу пробиваясь, сам я на свет вышел» [1343] . Комментатор пытается объяснить это как мотив, общий многим народам, в частности кавказским, но проводимые им аналогии
Аналогия обнаруживается гораздо ближе, в самом Алтае. В сочинении Рашид-ад-Дина о происхождении тюрок рассказывается, что они были загнаны в горы и не могли оттуда выйти. Тогда они сложили в одном месте, у скалы, большой костер, и так как гора состояла из железной руды, то она расплавилась и образовалась дыра, через которую тюрки вылезли [1345] .
1343
Там же, С. 190, 193.
1344
Там же. С. 229.
1345
Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. С. 136–137.
Здесь варианты совпадают точно. Тюрок Ирбис-буркан спасает из беды алтайца Сай-Солонга, женится на его сестре, и они живут вместе, по-братски. Именно этот мотив, для самой былины второстепенный, имеет историческое значение. Он подтверждает, что некогда аборигены Алтая слились с остатками тюркютов. Самое имя Ирбис, т. е. Барс, встречается в орхонских надписях [1346] ; но сомнение возбуждает вторая часть имени — бурхан. Ничего божественного Ирбис в себе не имеет, и права на такой титул у него как будто нет. В чем же дело? Скорее всего тут переосмысление позднейшего времени: бурхан получилось из Бури-хан, т. е. «волчий хан», а волками назывались тюркюты. С появлением шаманизма и началом общения с монголами и ойротами слово переосмыслялось и Ирбису была придана мистическая окраска, не свойственная ему по существу.
1346
Мелиоранский П. М. Памятник в честь Кюль-тегина. С. 69.
Тот же мотив — белый волк, спасающий Ак-Тойчи от Эрлика и вскармливающий его молоком диких маралух, — отмечен Л. П. Потаповым, сопоставившим его с легендой о происхождении тюркютов и усмотревшим в этом мифе отголосок древних тотемистических представлений предков современных алтайцев [1347] .
Второй сюжет, восходящий к эпохе тюркютского каганата, — это богатырская сказка об Алпамыше [1348] . Известно много вариантов этой сказки, но наиболее архаична алтайская версия «Алып-Манаш», записанная со слов сказителя Н. Улагашева [1349] . Ее содержание передано вкратце в том аспекте, который важен для истории тюркютов [1350] . Алып-Манаш был богатырем-великаном; родители женили его на красавице, дочери Кыргыз-хана. Однако Алып-Манаш не любил свою жену и пустился на поиски красавицы Эрке Каракчи, дочери Ак-Кана. После разных приключений богатырь попадает в плен к Ак-Кану и на крыльях дикого гуся пишет домой просьбу о помощи. Посланный на выручку богатыря его названый брат отказывается его спасти и съедает волшебную пищу, данную для пленника. После этого, сделавшись похожим на Алып-Манаша, предатель возвращается, чтобы овладеть женой друга. Богатыря освобождает его конь, тоже не без волшебства. Богатырь и конь вместе побеждают Ак-Кана и убивают его вместе с дочерью, виновницей гибели многих богатырей. Народ и скот Ак-Кана богатырь увозит на родину «в карманах» — обычная форма угона вражеского народа и скота в алтайских сказках [1351] , но является домой в образе лысого и паршивого старика и, пользуясь этим, уличает своего друга-предателя. Тот, почуяв опасность обращается в журавля и улетает, а Алып-Манаш, поселив на своей земле пленных и скот, добытый в походе, устраивает праздник для народа [1352] .
1347
Потапов Л. П. Героический эпос…, С. 122.
1348
Жирмунский В. М. Сказание об Алпамыше и богатырская сказка. М., 1960, С. 9.
1349
Там же, С. 140.
1350
Перевод вариантов сказки см.: Улагашев И. Алтай-Бучай. Новосибирск, 1941, С. 79–126; Граф А., Кучияк П. Алтайские сказки. М., 1939, С. 73–83.
1351
Жирмунский В. М. Сказание…, С. 144.
1352
Все детали повествования гиперболизированы, ощущение реальности не является эстетическим мерилом.
Тут интересно многое: путешествие за красавицей — злой дочерью «белого хана» — напоминает увещевания орхонских надписей жить у себя дома, в Отюкенской черни, и не устремляться к табгачскому хану за приманками роскоши, среди которых красавицы, хотя они и не упомянуты в надписях, должны были играть немалую роль. Письмо на крыле дикого гуся перекликается с китайским дидактическим рассказом эпохи Хань о после Су У, таким способом спасшемся из хуннского плена. Наиболее остра и болезненна тема предательства названого брата, а мы видели, что вся история первого каганата проникнута борьбой с китайскими разведчиками, подкупавшими тюркютских царевичей и богатырей. Тюркюты мало надеялись друг на друга, и потому роль положительного героя играет конь, наделенный волшебными качествами. Конец сказки проникнут разочарованием героя в целях, которых он добивался. Женитьба на красавице кажется ему менее желанной, чем месть, и он истребляет Ак-Кана вместе с дочерью и приближенными. Но практический интерес сохраняет свои права, и добыча вознаграждает героя за муки и опасности. Затем наступает счастливый конец, при котором порок наказан, а добродетель торжествует. Этот дидактический элемент был чрезвычайно важен в VIII в. при напряженной борьбе за место под солнцем, и он также перекликается с программными высказываниями Йоллыг-тегина и Тоньюкука. Какие-то неуловимые сюжетные интонации подсказывают, что анализируемый нами вариант, родившись, быть может, в первом каганате, бытовал во втором и оттуда попал на Алтай, где и сохранился до нашего времени. Благодаря этому обломку седой старины мы можем представить себе не только то, что провозглашали тюркские правители, но и то, что рассказывал и слушал их народ.