Древний Марс (сборник)
Шрифт:
Каждое слово было правдой. Я лишь умолчал о некоторых деталях. О том, что я намеренно выехал в пустыню, хотя и знал о приближении хабуба, а потом, когда горизонт за западе окутался алой пеленой, настоял на продолжении пути, уверяя доктора аль-База, что нам удастся обогнать ураган. Я не стал говорить копам, что захватил только одни защитные очки с шарфом и не проверил, предпринял ли профессор необходимые меры защиты. И им не было надобности знать, что я намеренно наехал на тот камень, хотя без труда мог его объехать.
Рассказывая, как я слышал прерывающиеся крики Омара аль-База, который пытался звать меня в жалящей красной мгле, я разрыдался. И это было искренне. Я только не упомянул, что доктор аль-Баз прошёл в трёх метрах от моего укрытия, где я
Плакал я непритворно. Профессор мне нравился. Но добытые им знания делали его слишком опасным.
В качестве алиби моя история вполне сработала. Поисковый отряд обнаружил в пустыне перевёрнутый джип. Покрытое слоем песка в несколько сантиметров толщиной тело профессора Омара аль-База, упавшего ничком, было найдено в пятнадцати метрах оттуда. Ветер, конечно, замёл все следы, поэтому не было никакой возможности сказать, как далеко от меня он находился.
Это сняло все вопросы. Смерть профессора аль-База была сочтена несчастным случаем. С моей стороны не было никакого мотива для убийства и никаких признаков мошенничества. Если меня и можно было в чём-то обвинить, то разве в безответственной неосторожности. Что, конечно, бросало тень на профессиональную репутацию. И, собственно, всё. Расследование было официально закрыто в тот день, когда меня выписали из больницы. И тогда я осознал две вещи. Во-первых, что убийство мне сошло с рук. А во-вторых, что оно было далеко не идеальным.
Доктор аль-Баз не захватил с собой образец крови вождя, а оставил его в своём номере. Как и всё оборудование. Туда входили и компьютеры, с помощью которых он проводил анализ, в чьей памяти хранились результаты, а также заметки, которые он мог оставить. Собственно, с собой в поездку профессор захватил только ключ от номера… который я не подумал забрать с мёртвого тела.
Проникнуть к нему в номер я не мог – это тут же бы возбудило подозрения. Поэтому мне осталось лишь наблюдать из вестибюля гостиницы, как через пару дней носильщики выкатили тележку с оборудованием, вновь упакованным в контейнеры для транспортировки, сначала на шаттле из космопорта на Деймос, а оттуда на лайнере на Землю. Через несколько месяцев они попадут в руки университетских коллег профессора. Те откроют файлы, проверят последние записи, узнают об открытии погибшего доктора и изучат полученный им образец. И тогда…
Что ж. Тогда и увидим, верно?
И вот я сижу один в баре по соседству с домом, пью и жду, когда грянет буря. А в пустыню больше не езжу.
Мэтью Хьюз
Мэтью Хьюз родился в Англии, в Ливерпуле, но большую часть жизни провел в Канаде. Он работал журналистом, официальным спичрайтером в министерствах юстиции и окружающей среды Канады, затем как свободный корпоративный и политический спичрайтер провинции Британская Колумбия, перед тем как полностью перейти на положение писателя. При ясно прослеживаемом и значительном литературном влиянии Джека Вэнса Хьюз создал себе репутацию, убедительно детализируя невероятные приключения таких не слишком озабоченных следованию правилам героев, как преступный гений со Старой Земли (Вэнса) Лафф Имбри, который действует в эпоху как раз перед Умирающей Землей Вэнса в серии романов и повестей, включающей «Fools Errant», «Fool Ale Twice», «Black Brillion», «Majestrum», «Hespira», «The Spiral Labyrinth», «Template», «Quartet and Triptych», «The Yellow Cabochon», «The Other», «The Commons», и три сборника рассказов – «The Gist Hunter and Other Stories», «9 Tales of Henghis Hapthorn», and «The Meaning of Luff and Other Stories»… В последние годы он обратился к городскому фэнтези и написал трилогию «To Hell and Back: The Damned Busters», «Costume Not Included» и «Hell to Pay». Он также пишет детективы под именем Мэтт Хьюз и новеллизации как Хью Мэтьюз.
В этом осеннем рассказе, предлагаемом вашему вниманию, он показывает нам, что каждый видит тот Марс, какой ему и видится в мечтах, – и, возможно, получает от Марса то, что заслуживает.
Мэтью Хьюз
Гадкий утенок
Почти целый час времени и ушел на езду среди голубых холмов, отделяющих базовый лагерь от костяного города. На самих высоких местах этой сильно петляющей древней дороги из белого щебня и без того разреженная марсианская атмосфера явственно ощущалась еще более разреженной. Он медленно набрал полные легкие марсианского воздуха, а черные точки уже пританцовывали на периферии зрения, и на крутых участках он испытывал беспокойство, вписывая в извивы дороги джип горнодобывающей компании «Нью-Арес».
Он бы мог доехать в три раза быстрее и гораздо безопаснее – параллельно высохшему каналу по заглаженному, как стекло, дну моря. Затем он мог бы пронестись пятнадцать миль по его затянутой ковром пыли поверхности к плато, огороженному волноломом, который не видел прибоя уже десять тысяч лет. Башни мертвого марсианского города стояли как застывшие фигуры нерешенного шахматного этюда, белые против тускнеющих небес. В том месте, где город выходил к берегу, вдоль дороги, по обе её стороны в ряд стояли приплюснутые, приземистые строения, без окон, но со сводчатыми дверями из обветренной бронзы. Могли ли это быть гробницы? До сих пор оставалось неизвестным, как марсиане поступали с умершими. Его раздумья на этом месте прервал короткий писк наручного браслета радиосвязи, брошенного им на пассажирское сиденье, и голос Реда Боумена произнес:
«База – Мэзеру, приём».
Он подхватил браслет, нажал на тангету микрофона и ответил:
«Мэзер, приём».
«Скоро прибудете на место?» – спросил руководитель команды. Мэзер уловил в его голосе нотки подозрительности.
«Как раз сейчас въезжаю в город».
Какое-то время радиобраслет молчал, а затем заговорил:
«Где тебя только носило? Ты должен был быть на месте уже час назад».
«Я поехал через холмы».
«Это зачем?»
«Думал, так может быть быстрее. По карте казалось, что короче».
Мэзер кривил душой. Причина была в ином: он хотел ехать по совершенно пустой дороге. Ему хотелось хоть на короткое время иметь возможность представить и почувствовать себя единственным землянином на всем Марсе, а не так, как сейчас, единственным археологом.
Радиобраслет вновь, с легким потрескиванием, обратился к нему:
«Мы должны идти по графику, умник. Сейчас следует надежно установить транспондеры, а затем живо сюда, мучо-мучо пронто».
Боумен не сказал в конце «приём», но Мэзеру уже хотелось подтвердить получение информации и выйти из связи, когда голос шефа продолжил:
«И обратно на базу, по дну моря, без выдумок. Разобъёшь джип – сразу собирайся в обратную дорогу, на Землю, на первом же корабле, с удержанием всех выплат и премий».
«Принял. Сеанс связи окончен», – ответил Мэзер. Он отложил радиобраслет и направил машину в открытый проезд между колоннами в виде двойных спиралей, вырезанных из кости, к небольшой площади, обставленной двухэтажными белыми строениями с узкими прорезями окон и дверных проемов.
Марсиане выглядели легкими и грациозными, с бронзовой кожей и золотистыми глазами, они часто надевали маски, когда куда-то выходили: мужчины – серебряные или голубые, женщины – малиновые, дети – золотые. Когда-то, еще на Земле, он рассматривал снятые издалека видеоматериалы тех самых первых экспедиций, которые не вошли в историю как успешные по не выясненным до конца причинам. Полученных же с более близкого расстояния постконтактных изображений того времени марсиан не имелось, из-за разразившейся между третьей и четвертой экспедициями эпидемии терраны – болезни, к которой у тех не было иммунитета и которая убила их почти поголовно в течение нескольких недель. То, что потом нашли в их домах, напоминало высохшие листья на истонченных сухих ветках-косточках, пол был усеян грудами таких костей.