Древний Марс (сборник)
Шрифт:
– Капитан Лоутон, – сказал губернатор, – я надеялся найти вас здесь.
– Здравствуйте, губернатор, – ответил я.
– Участь экипажа, взявшего вас в плен, решена. Карина Миер будет арестована моими союзниками. Она ответит за свои преступления. Речь идет лишь о том, как это произойдет. Вижу, что я не ошибся в моих подозрениях – капитан Миер принудила вас и ваших людей служить ей.
– Я не держу рабов, – сказала Карина Миер. – Это иккеанцы подчиняют других своей воле и делают их рабами.
– Как вам будет угодно, – продолжал губернатор. – У меня есть предложение, капитан Лоутон. Мои союзники предпочтут обойтись без крови при передаче арестантки и украденного ею имущества.
– Я не верю в вашу искренность, – сказал я.
– Напротив, – ответил губернатор. – Я даю вам честное слово. А, как мы оба знаем, я всегда держу свои обещания.
Это было правдой, Ваше Величество. При всем его истинно дьявольском коварстве, губернатор Смит ни разу не нарушил своего честного слова. Если он обещал мне могучий корабль, который мог путешествовать между мирами, в обмен на Карину Миер – значит, он будет моим. Я не сомневался в этом ни секунды.
Сомневался ли я в том, какой путь мне следует избрать? В конце концов, именно этого можно ожидать от человека с моей репутацией. На одной чаше весов была вероятность поражения, на другой – свобода и безграничная власть. Однако я не колебался ни минуты. Мой ответ был молниеносен. Я был груб, откровенен и, безусловно, крайне неразумен.
Иккеанский флот пошел на абордаж.
Непросто перебраться на корабль противника, висящий в бездне между мирами. Их корабль нагнал нас на предельной скорости. Он прогрыз корпус «Серкерии» и изрыгнул внутрь её залов и куполов массу своих воинов. Многие из них погибли в первый час битвы от рук моих людей и экипажа «Серкерии» сразу при высадке. Мы продолжали рубить врагов, поток которых не иссякал. Ваше Величество, это были гигантские создания. Но, несмотря на размер их паукообразных тел, они были чудовищно быстры. Орудия, прикрепленные к их ногам, стреляли лучами чистейшего света, который мог испепелить человека в секунду. Бок о бок с этими исчадиями ада сражалась колониальная гвардия. Забыв верность короне, они подчинялись лишь воле губернатора.
Мы сражались в залах и коридорах, в хранилищах лучистого топлива и в огромном восьмикамерном сердце корабля. Доктору Коху удалось ненадолго загнать их обратно на вражеский корабль при помощи ядовитого газа, который он изготовил вместе с манайским инженером по имени Октус Октатан. Квохог, юный Картер и мистер Дэрроу извлекли пушку из-под обломков «Святого Доминика». Выстрел превратил дюжину иккеанцев в желтое месиво и осколки панцирей. Могу сказать с гордостью, что мои люди – головорезы и мерзавцы – сражались с храбростью, достойной героев древности. Их пистолеты стреляли без передышки, их шпаги взлетали с такой скоростью, что казалось, будто стальная сеть удерживает иккеанских монстров. Но наша решительная оборона обернулась многими потерями, и нам приходилось отступать вновь и вновь. Ближе к концу битвы я сражался бок о бок с капитаном Миер. В одной руке я сжимал свою саблю, в другой – орудие из стекла и стали, стрелявшее изумрудным светом. Я как сейчас помню, как мы стояли спина к спине, удерживая нашу позицию. На секунду дымный смрад смерти развеялся, и до меня донесся запах магнолии. Я надеюсь, что в мой смертный час угасающий разум вновь воскресит этот миг.
Разумеется, противник одержал верх. Благодаря нашим усилиям они потерпели значительные потери, но численность была на их стороне. Они повалили меня на землю, связали по рукам и ногам и бесцеремонно отволокли в тюремную камеру вместе с остальными. Там они оставили нас – почти сотню из нашего объединенного экипажа. Примерно
– Вам стоило принять его предложение, – сказала Карина Миер.
Картер спросил:
– Что еще за предложение?
Но я не ответил ему.
– Когда вы сдались мне на борту «Варгуда», я обещал, что вам не причинят вреда, – сказал я. – Уверен, что это планы губернатора на ваш счёт были иными. У меня не было выбора.
Она повернулась ко мне настолько, насколько позволяло её положение. В её улыбке были грусть и удивление, восторг и отчаяние.
– А если бы вы не дали мне обещание? – спросила она. – Что, если бы вы не были связаны словом вашей запятнанной чести, – предали вы бы меня тогда?
Я долго не отвечал ей. Тогда я лишь подспудно догадывался, с какой проницательностью этой удивительной женщине удалось превратить меня в нового человека. Юный Картер пробормотал: «Если нам было сделано предложение, неплохо было бы услышать условия», но доктор Кох заставил его замолчать. Со вздохом я признался:
– Я не предал бы вас. Как бы мне ни хотелось спасти жизнь себе и своим людям, я не предал бы никого в руки губернатора Смита и его новых союзников.
– Значит, хотя вы и бесчестный человек, что-то все же удерживает вас, – сказала она. – Честь – это бремя, от которого можно отказаться или переложить на чужие плечи. Но невозможно отказаться от порядочности.
Что я могу сказать, Ваше Величество? В тот день было ранено не только мое тело, но и моя душа. Я сражался против гигантских паукообразных чудовищ и простился с людьми, которые стали моей семьей. Не удивительно ли, что капитан Лоутон, гроза Карибского моря, был уничтожен этими кроткими словами? Я лежал в переполненной камере, устремив глаза к небу, и первый раз в жизни размышлял о том, что потеря чести не всегда пагубна для человеческой души. Все мои юные годы я так пестовал и защищал свою честь, что она стала моей слабостью. Я гордился своим честным именем, и губернатор Смит использовал это, чтобы уничтожить меня. Все годы, проведенные мною в плаваниях, когда я щеголял верностью закону, разом были низведены в ничто. И вдруг я слышу такое – могли ли её слова обрадовать меня? Испытал ли я душевное перерождение, пролились ли на меня лучи небесной благодати? Этого не случилось. Напротив, её слова жгли меня. Подобно Ахиллесу, я скрыто предался гневу, когда Карина с нежным укором предположила, что выбор был недостоин меня.
– Мадам, – сказал я, – ваш оптимизм неуместен.
В худшие моменты моей жизни, Ваше Величество, передо мной предстает удивление в её глазах и боль, которую Карине причинила резкость моих слов. Я думаю, что она продолжила бы разговор и попыталась заставить меня объясниться, но я повернулся к ней спиной и остался наедине со своими мыслями.
Я провел так некоторое время, в обиде на нее за мою уязвленную мужскую гордость и кляня тот день, когда я ступил на борт «Варгуда ван Хаарлем». Я не стал бы передавать вам все это, если бы помянутый разговор не вызвал к жизни события, которые побудили меня написать это письмо. Даже несмотря на это, я хотел опустить его в своем рассказе. Однако, какие бы грехи ни лежали на моей душе, меня нельзя упрекнуть в неискренности.