Древний Рим. Имена удовольствий
Шрифт:
Дорожки, по которым мы продвигались, были обсажены самшитовой изгородью, а за ней росли невысокие яблоневые и грушевые деревца, вишневые и миндалевые кусты, а также олеандры. Во втором же ярусе сада раскинулись величественные грецкие орехи, маслины — они же оливковые деревья и инжир. В кронах деревьев то и дело мелькали разнообразные птицы — дрозды, горлицы и малиновки, переговариваясь на разные голоса, но создавая впечатление одной гармоничной симфонии. В ясном небе резвились многочисленные ласточки.
Я с восторгом заметила, что сад обрамляли мраморные колонны с причудливыми барельефами, которые
Далее раб проводил нас в атриум — переднюю часть дома римского дома, с открытой крышей и большим бассейном для сбора дождевой воды. Я не удержалась и подошла ближе, ах, как же это было красиво… на поверхности воды в изобилии плавали лепестки роз и маленькие фонарики в виде лебедей с крохотными свечами. Где-то неподалеку играла музыка. Я так увлеклась созерцанием бассейна, что даже забыла о своем спутнике, даже не заметила, как ко мне подошла симпатичная женщина средних лет с замысловатой прической.
— В последние годы модно запускать в домашние пруды мелкую цветную рыбешку, но я против… Только портит воду, и время от времени всплывает кверху брюхом… Как тебе мой имплювий?
Это она про бассейн? Я чуть-чуть растерялась, а потом вдохновенно прижала руки к груди и от чистого сердца сказала:
— Я словно попала в небесный сад к самой Юноне! Я в жизни своей не бывала в столь удивительном месте, где творения человеческих рук причудливо сочетаются с мастерством природы. Я не знаю, кто все это придумал и построил, но у этого человека безусловно изысканный вкус и отменное чувство стиля.
Рукой, унизанной браслетами и перстнями, женщина оперлась на край бассейна, в ее щедро подведенных глазах светился доброжелательный интерес:
— А мне сказали, что ты из деревни… Удивительно… Ты говоришь получше некоторых местных рифмоплетов. А кстати, где же твой стеснительный дядюшка, Гай сказал, что он написал приветственную оду в мою честь, я не против послушать.
— А вы… простите… кто?
Женщина рассмеялась и я тотчас все поняла по ее горделивой осанке, по уверенным движениям и повелительному взору.
— Я — Оливия Котта, хозяйка этого дома и еще многих домов, усадеб и гладиаторских школ. И с некоторых пор — единственная и полноправная хозяйка… Пусть дух незабвенного Публия хранит его любящую супругу до того дня, когда мы воссоединимся в долине теней!
После этих слов женщина подхватила меня под руку и потащила куда-то вдоль колонн с натянутыми занавесками. Я только успевала глазеть на расставленные вокруг бассейна ложа и людей, восседающих на них, которым полуголые юноши омывали руки и ноги душистой водой перед началом пира.
— Тебе верно наговорили про меня всяких гадостей, но я была верна своему мужу… в мыслях, конечно, и обязуюсь чтить его память впредь! Ах, что же поделать… я ведь только слабая женщина и не могу обойтись без некоторых старых привычек. Ты любишь массаж? У меня недавно появился один эфиоп, он превосходно разминает все нежные части женского тела, а уж как он владеет своим языком…
«Так… Если Гай Марий подсунул меня этой Оливии в качестве игрушки-тренажера для извращенных забав безутешной вдовушки… В следующий раз я в него не то что камень, целую уйму камней запущу через забор, и мне плевать, что он Консул, узнает как над эт… русскими девушками насмехаться…»
— Скажите, а вы собираетесь еще раз выходить замуж?
— Это еще зачем?
— И правда… Какой глупый вопрос! У вас и так всего вдоволь… и мужчины всех сортов и цветов кожи по … на первое… на второе… и даже десерт…
«Так-так… значит, Оливия не собирается начинать охоту на Гая Мария… уже хорошо… хотя, мне-то какая разница…»
Наш променад закончился самым приятным образом, в атриуме появился блистательный Консул Каррон и вокруг раздались приветственные возгласы, да… победители всегда на вершине славы… Оказывается, Гай Марий находится тут уже полчаса и в саду был занят беседой с каким-то видным сенатором.
Пока Оливия спешила навстречу гостям, я возлегла на ложе рядом с Клодием и успокаивающе погладила его по руке.
— Надеюсь твоя поэма в честь хозяйки готова и по прелести не уступает оригиналу?
Я небрежно кивнула в сторону крутобедрой матроны. Клодий стыдливо опустил томные очи. Нет, он какой-то совершенно неправильный римлянин! Откуда такая скромность и робость… Со своего Мапроника бы пример взял, что ли…
— По своей красоте божественная Оливия может сравнится лишь со статуей Венеры Критской, особенно если представить ее без одежды… ах… Мой язык не в состоянии передать всего порочного очарования этой женщины… Мое сердце уже ранено ее насмешливым взглядом…
— "Бедняга — эстет… после своих дешевых борделей, как же он истосковался по такой красотище… вот с такой бы женщиной ему провести ночь… но, увы… только солнце светит для всех без исключения…"
— М-да… жаль, что у тебя такой неповоротливый язык, поэт… Кажется, эта дама любит получать от мужчин самые изысканные ласки. Немудрено… в ее распоряжении сотни рабов и еще всякие там гладиаторы. Они же в Риме чуть ли не секс-символами считаются. Я об этом читала… Одна знатная матрона забыла честь и семью, сбежала с одним таким парнем, что стал победителем несколько сезонов подряд. И ладно бы еще был красавцем… Текст гласит, что воин был весь покрыт шрамами, имел свернутый набок нос и огромную мозоль от шлема на переносице. Вот уж воистину, чудны женские пристрастия порой…
«Ух, ты! Как вычурно я заговорила… Еще парочку недель в Риме и сама начну поэмы слагать… не хуже какого-то там великого Петрония…»
— О, не обманывают ли меня глаза! Клодий! Ты ли это или всего лишь твоя тень, что явилась к нам из долины забвения? Я полагал, ты покинул вечный город…
— Твои глаза не лгут тебе, Петроний! Это я…
— А кто это ясноокая нимфа рядом с тобой? Одета как мальчишка, она будет выступать? Покажет нам фокусы или сценку из греческой комедии?
Честное слово, мне сейчас захотелось выругаться и как можно цветистей… Я же не виновата, что у меня нет подходящей одежды для их сборища. На мне надета вполне приличная рубашенция из тонкой шерсти, стянутая шнурочком на моей тонкой талии, этак скромненько и почти даже беленько-невинно.