Древо скрелингов
Шрифт:
– Я не собираюсь умирать, но если умру, вряд ли моим последним чувством будет надежда. Я затем и явился в этот мир, чтобы искать жизнь.
– А я ищу смерти. Однако наши поиски ведут в одно и то же место. У нас общие интересы, принц Эльрик. Или даже общие желания.
Я не мог ответить ему прямо.
– В ваших грезах, несомненно, указано какое-то место,- сказал я.- Вы чем-то сродни странствующим в снах. Может быть, вы – похититель снов?
– Судя по всему, вы вознамерились меня оскорбить.
Я не хотел доводить дело до ссоры. Я уже начинал понимать образ мыслей этого человека. Он и впрямь знал обо мне намного больше, чем о любом другом обитателе этого мира. Впервые попав в этот мир,
Однако бессмертным я был лишь в грезах, а не в реальности. Гуннар радовался, полагая, что сумел сбить меня с толку. Я показал ему кольцо в надежде, что оно может что-нибудь для него значить. По-видимому, Гуннар считал его куда более ценным, чем я думал сначала. Я добыл кольцо в Иерусалиме, у того самого рыцаря, который уступил мне Соломона.
– Идемте,- велел Гуннар.- Я хочу кое-что показать вам. Интересно, знаком ли вам этот предмет.- Он привел меня в маленькую рубку в средней части корабля. Там стоял сундук, и Гуннар без колебаний распахнул крышку, осветив содержимое бронзовой масляной лампой, чтобы я мог как следует его рассмотреть. Я увидел меч, доспехи и железные рукавицы; сверху лежал круглый щит с изящным узором в виде солнца с восьмью лучами, раскрашенным синим, белым и красным.
Откуда он? Из Африки? Быть может, Гуннар нашел его во время знаменитой экспедиции в Южные моря, которую предпринял совместно с Розой? Щит был изготовлен не из металла, а из обтянутого кожей дерева, и когда пират вложил его мне в руки, он оказался на удивление легким, хотя и имел те же размеры и пропорции, что и щиты викингов.
– Вам знакома эта пластина?- спросил Гуннар, назвав щит древнескандинавским словом.
– Если не ошибаюсь, когда-то у меня была похожая игрушка. Это как-то связано с моим детством? Что это?- Я взвесил щит в руках. Он казался живым, полным энергии. На секунду меня посетило видение – дружески настроенное существо нечеловеческого племени, возможно, дракон.
Однако щит явно был сработан не в Мелнибонэ.- Что-то вроде талисмана. Вы пытались выдать его за магический щит? Вот эти значки вполне могут оказаться символами Хаоса, и с той же вероятностью- румбами компаса. Думаю, вы запрашивали за него слишком высокую цену, ярл Гуннар. Чего вы добиваетесь, предлагая его мне? Хотите внушить мне дружеские чувства? Вынудить меня согласиться на ваши условия?
Гуннар нахмурился. Он попросту не поверил мне.
– Завидую вашему самообладанию. Вы отлично знаете, что это за кольцо!
Или вы обманываете себя? Может быть, вам изменяет память?
– Кроме памяти у меня почти ничего нет. Зато воспоминаний- в избытке.
Самообман, говорите? Я помню, какую цену заплатил за убийство своей нареченной…
– Что ж,- заговорил Гуннар,- я, по крайней мере, не обременен столь бесполезными и гнетущими чувствами. В конце концов мы оба умрем.
Мы оба сознаем неизбежное. Но я хочу, чтобы одновременно со мной этот рок постиг все сущее. И если Судьбе кажется, что она играет с нами, я должен продемонстрировать ей, какими последствиями грозит ее заблуждение. Все в мультивселенной погибнет вместе со мной. Мне невыносима сама мысль о том, что жизнь будет продолжаться после того, как я познаю небытие.
Подумав, что он шутит, я рассмеялся:
– Убить всех нас? Трудная задача.
– Трудная,- согласился Гуннар,- но выполнимая.- Он взял из моих рук красочную "пластину" и положил ее на кучу воинского снаряжения. Он казался недовольным, словно ожидал от меня чего-то большего. Я почти был готов извиниться.
– Когда-нибудь у вас возникнет острая нужда в этом щите,- сказал Гуннар.- Возможно, не в нынешнем вашем воплощении. Что ж, будем надеяться.
В сущности, он не ждал от меня ответа. Казалось, он лишь хотел низвести меня до своего уровня. Однако я был существом совсем иного порядка. У меня нет "памяти" о своем будущем, а мои воспоминания о прошлом действительно несколько туманны. Меня занимали только судьба моего собственного мира, а также тот честолюбивый теократ, который вызвал силы Хаоса и не мог с ними совладать. Я должен был освободиться от него. Я хотел получить возможность убить его медленно, не торопясь. Я в достаточной мере оставался мелнибонэйцем, чтобы наслаждаться долгим изысканным мщением. Для этого я обязан найти нихрэйнского кузнеца, который выковал первый Черный клинок. Правда, я и сам не знал, откуда у меня уверенность в том, что он находится в этом мире, отданном во власть жестокости и лицемерию.
Гуннар понял, что ему удалось только озадачить меня, но не заинтриговать, как он надеялся, и в его голосе зазвучал металл.
– Я всегда завидовал вашей способности забывать,- сказал он.- Меня раздражает то, что я не знаю, каким образом вы этого добиваетесь.
До сих пор я не встречался с Гуннаром. Его слова казались мне полной бессмыслицей. Попрощавшись с ним, я отправился в носовой кубрик судна и вскоре заснул.
На следующий день, когда плотный морской туман наконец начал рассеиваться, мы очутились в виду триполитанского побережья. Гуннар велел одному из матросов забраться на мачту и высматривать оттуда корабли и мели. В такую погоду могли плавать лишь немногие, но большинство кораблей в этом районе ходили вплотную к берегу, доставляя грузы из одной части Мавританской конфедерации в другую.
Арабы, самая мощная и цивилизованная власть в этих местах, принесли с собой невиданные прежде просвещение и культуру. Мавры презирали римлян за грубость и провинциализм и восхищались науками и поэзией греков. Именно этим противоборствующим силам мир был в основном обязан своим творчеством. Римляне были инженерами, а мышление мавров было сродни Хаосу. Римляне не ведали равновесия, а только управляли. Подобная ситуация до такой степени расходилась с ритмом и укладом жизни в естественных и сверхъестественных мирах, что неминуемо должна была привести к катастрофе.
Лас Каскадас, прозванный маврами Хара-аль-Вадим, был для нас спасительной гаванью в водах, слишком переполненной кораблями, чтобы мы могли чувствовать себя в безопасности. Я от всей души надеялся, что за истекшее время турки и венецианцы не захватили власть на острове и не устроили нам засаду в бухте. Впрочем, это было крайне маловероятно. Хотя официально остров находился во владении Халифатов, самой могучей силы в районе, Лас Каскадас сам устанавливал себе законы и без труда защищал свой единственный порт. До тех пор, пока мусульмане-фатимиды боролись со своими противниками за обладание Меккой, а византийцы спорили с Римом, пока внимание всего мира было приковано к событиям в Иерусалиме, острову нечего было опасаться.
Роза была человеком осмотрительным. Она ограничивала свои действия теми водами, на которые не претендовали ни Халифаты, ни империя.
Первые укрепления на острове возвели еще карфагеняне, и сейчас Лас Каскадас считался безопасным, потому что им правила женщина. В свое время мне довелось плавать с Розой. Гуннар сказал, что ее катамаран "Или-или", который я весьма высоко ценил, проводит эту зиму в северной Африке, вероятно, в Мирадоре, у нашего с Розой старинного союзника уэльского пирата Ап Квелча, который когда-то также служил наемником у короля Этельреда. В английских морях о Квелче ходила молва как о ловком искусном враге, но ненадежном и вероломном союзнике.