Древо скрелингов
Шрифт:
Я поблагодарил монаха. Я был бы рад продолжить беседу с ним, но он извинился и отправился спать, сказав, что не может задержаться здесь надолго.
Утром аббатиса сообщила, что Тристелунн уехал до рассвета и просил напомнить мне о Предках. Она вновь попыталась отговорить меня ехать через Сад Дьявола.
– Это древнее обиталище зла,- сказала она.- Неестественные пейзажи, тронутые прикосновением Хаоса. Там ничто не растет. Тем самым Всевышний дает нам знак избегать этих мест. Там по-прежнему царствуют языческие божества.- По глазам монахини я понял, что у нее разыгралось воображение.- Пан и его собратья до сих пор высмеивают там откровения Христа.- Она едва ли не заговорщически стиснула мою руку.
Я заверил ее, что никакие проявления Хаоса меня не пугают, но, тем не менее, я буду настороже и постараюсь уклониться от вероломных нападений. Аббатиса сердечно расцеловала меня и сунула мне в руки мешок с едой и бодрящими травами, пожелав, чтобы Господь не оставил меня в моем безумном предприятии. Также она заставила меня принять в подарок драгоценную рукопись, отрывок из священных книг, в котором упоминалась Долина Смерти. Спрятав пергамент под кольчугой, которую я надел скорее ради спокойствия аббатисы, нежели для защиты от нападений в Саду Дьявола, я поцеловал ее на прощание и сказал, что отныне я неуязвим. Она ответила на своем языке, который я почти не понимал. Потом добавила по-гречески:
– Остерегайтесь Вершителя Кризисов.
Эти же слова она произнесла накануне вечером, когда мы вместе с ней разложили пасьянс и углубились в изучение карт.
Монахини и послушницы аббатства поднялись на стены и смотрели мне вслед. Вероятно, все они слышали сплетни о Сереброкожем. Неужели их настоятельница и впрямь совершила богоугодный поступок, разделив ложе с прокаженным? Я решил, что те из них, кто поверил в это, отныне не сомневаются в том, что ей уже уготовано место в раю.
Внутренне улыбаясь, я с должным почтением поклонился им и погнал своего могучего черного скакуна Соломона по горной дороге, изобиловавшей в ту пору оленями, козами, медведями и кабанами, на которых охотились местные крестьяне и разбойники, нередко совмещавшие оба этих ремесла. Дорога должна была провести меня через Сад Дьявола к западному побережью.
В большинстве своем здешние славяне были грубоватыми, непривлекательными людьми. Лучшие представители их расы пали жертвами запутанных продолжительных семейных междоусобиц. И только вливание романтической монгольской крови придало внешности далматинцев поразительную красоту.
Повсюду, кроме Балкан, возникали мощные культуры, оказывая воздействие на мир, но эти горы могли порадовать только человека с нездоровой психикой. Вдоль побережья имелось несколько очагов цивилизации, н большинство из них были истощены податями в пользу десятков государств.
Исприт был резиденцией удалившегося от дел императора Диоклетиана, который разделил Римскую империю на три части и оставил ее на попечение триумвирата наследников, которые непрерывно воевали и убивали друг друга; в числе погибших оказалась и дочь Диоклетиана. Его нелепый шаг определил политику в этой части мира на доброе тысячелетие. Злополучный бывший император, надеявшийся уравнять могущество соперничающих сил, был последним полноправным наследником власти цезарей.
Теперь старую империю поддерживали в основном те, кто примкнул к Карлу Великому, после того как Папа римский помазал его на престол.
Их алчность, прикрываемая рыцарскими идеалами, привела к невероятной экспансии; их захватническим войнам, которые зачастую велись под знаменем религиозной реформы, был суждено длиться до тех пор, пока они находились у власти. Норманны уже распространили свой высокомерный, хорошо организованный феодализм на значительную часть Франции и Англии, а их народам в свою очередь предстояло нести его остальному миру. В Риме считали, что непокорные саксы и англы нуждаются в крепкой руке нормандских герцогов, чтобы создать собственную нацию, которая в свое время уравновесит могущество главы Священной Римской империи.
В благодарность за гостеприимство я поделился с обитателями аббатства самыми свежими и любопытными новостями. Разумеется, мой интерес к их миру в основном ограничивался поисками, которые я вел.
Большинство сплетен мы черпаем, подслушивая разговоры в тавернах, но бродяга вроде меня тщательно избегает таких мест. История здешних жителей мало занимала меня. По сравнению с моей собственной она была грубой и примитивной. Я в достаточной мере оставался мелнибонэйцем, чтобы ощущать превосходство над смертными большинства вероисповеданий.
Посредством моих чувств граф Ульрик имел возможность проследить превращение своего клана в нацию, а в снах он воспринимал мои грезы, словно свои собственные. Он видел мои сны, а я – его. Но он не переживал мои грезы, как я, и, подозреваю, запомнил еще меньше. Он сам волен выбирать, что удержать в памяти, а что забыть.
Лето близилось к концу, но солнце на удивление сильно припекало мою голову в шлеме. Я заметил, что окружающий пейзаж изменился. Скалы заострились, горные склоны шли уступами, а в глубоких ущельях струились ручейки, наполняя окружающий мир неземной музыкой. Судя по всему, я вошел в Сад Дьявола. Моему коню становилось все труднее переступать по глинистой почве.
Эта пустынная местность была изумительно красива. Здесь было очень мало растительности. Изредка я ловил бодрящий аромат еловой хвои.
Огромные известняковые вершины сверкали в лучах солнца. Все тропинки были скользкими и ненадежными. Узкие оживленно бурлящие речки ниспадали с террасы на террасу среди камней самых причудливых форм.
На массивных скалах, возносившихся к небу, лежали плотные тени, казавшиеся черными на фоне яркой белизны. Редкие озерца, синие как лед в солнечных лучах, отражали бегущие облака, словно полированная сталь. На скудных пятачках земли росли рощицы синих сосен и толстых дубов. Я то и дело слышал рокот камней, сброшенных копытами горного козла, пустившегося наутек. В трещинах скал, забитых комковатой почвой, росли папоротники и кипрей. Этот пейзаж был знаком мне с детства, когда я, еще будучи фон Беком, отдыхал здесь с родственниками, владевшими виллой на побережье. Также он напомнил мне безлюдные земли Мелнибонэ, в которых фурны, дружественное нам племя драконов, возвели свой первый величественный город из камня и огня.
День становился все жарче, и чистое синее небо расцвечивало местность богатством красок. Меня охватила непривычная ностальгия. Это чувство было не слишком приятным. У меня возникло ощущение постороннего вмешательства, как будто чужой разум пытался вторгнуться в мой мозг.
Носителем этого разума было нечто намного старше, массивнее меня, что-то, вновь напомнившее мне о Мо-Оурии и вызывавшее образы и воспоминания о событиях, которые, вполне возможно, еще не происходили в истории этого мира.